Евгений Деменок - Вся Одесса очень велика
20–24 февраля 1924 года в нашем городе выступает Владимир Маяковский. «Рад ехать в Одессу», – пишет он Лиле Брик 14 февраля. Тогда же состоялась его встреча с Семёном Кирсановым. Как писал Евгений Евтушенко, «…В 1924 году Маяковский встретил в Одессе 18-летнего юного поэта – сына портного, и взял его под свое крыло, печатая в ЛЕФе, приглашая в совместные поездки. Если говорить о поэзии весовыми категориями бокса, то Маяковский был тяжеловесом, а Кирсанов был в весе «пера», но блистательным мастером формы».
Во многом под влиянием Маяковского весной 1924-го в Одессе возникает Юголеф – слившиеся воедино группировки поэтов-единомышленников. Возглавляет «Юголеф» приехавший в апреле в Одессу «старый коммунар, израненный вояка Октября» Леонид Недоля-Гончаренко. 23 мая 1924 года состоялось объединенное совещание одесских групп левого фронта искусств Юголефа, одесского отделения «Березiль» и коммункульта. «Известия» от 25 мая писали: «Был установлен полный контакт, выработана единая тактика».
Думаю, лучше всего для описания тех и предшествующих им событий и конечно же своей биографии дать слово самому Семёну Кирсанову. Вот что пишет он в статье «Черноморские футуристы»:
«<…> Следующее, уже сознательно футуристическое стихотворение я написал в 1920 году, когда Одессу окончательно заняли красные. Одесса в те времена была очень литературным городом. «Южно-русское товарищество писателей» – реакционнейшая организация, созданная Буниным, Юшкевичем и др., и богемный «Коллектив поэтов». Кроме них – кафе поэтов «Хлам», «Пэон Четвертый», «Меблированный остров» и несколько мелких кружков вроде «Зелёной лампы» и пр. Писателей насчитывалось штук 500.
Всё левое выражалось поэтом Алексеем Чичериным, который жил литературными вечерами, на которых читал стихи Маяковского. Строчки из «Человека» – «Ну, как Владим Владимыч, нравится бездна?» он видоизменил на: «Ну, как Алексей Николаевич, нравится бездна?», что вводило наивную публику в заблуждение.
Тринадцатилетний, я пришел в «Коллектив поэтов», ошарашил заумью и через короткое время нашел соратников. Большая часть левых работала в Югросте. Весь юг обслуживался ими. Нынешние московские писатели, Ю. Олеша, Вал. Катаев и др., забросив наслажденческую поэтическую работу, выполняли тысячи плакатов и агитстихов. <…> Наиболее левые соорганизовались в группу, имевшую своей целью травлю старья.
Первомайские празднества в 1921 году обслуживались левыми, объединившимися в «Коллективе». Тогда в первый раз я выступал с автомобиля перед одесскими рабочими с чтением стихов Маяковского, Асеева, Каменского, Третьякова и Кирсанова.
Засим большинство разъехалось, я остался единицей. Мне приходилось представлять всё левое в Одессе. Трудности колоссальные. С одной стороны Русское товарищество писателей, с другой – мама и папа не признавали футуризм. Тем не менее люди были найдены, и в 1922 г. была организована, по примеру «МАФ» – Одесская ассоциация футуристов – «ОАФ». Нас было мало, и вся работа была лабораторной. Было несколько публичных выступлений.
Семён Кирсанов
Через год я случайно узнал, что существует помимо нас ещё одна левая группировка. Обе группы были слиты – и возник «Одесский Леф». Политпросвет предоставил разрушенный дом, и мы, человек 50 футуристов-поэтов, актеров, художников и джаз-бандитов, – собственными руками отстроили его, постлали крышу и открыли театр. Одновременно шло завоевание прессы. Напечатали воззвание «За театральный Октябрь» и статью «Что такое Леф?»
Открытие футуристического театра и напечатание статьи вызвали дискуссию и невероятную шумиху. Появились какие-то лекторы, улицы зацвели афишами диспутов. Неизвестные лекторы собирали на доклады о Лефе массу народу и бессовестно искажали наши задачи. Один лектор договорился до того, что заявил дословно:
– Леф уносит нас в прекрасную златовейную сказку чаруйного небытия.
Мы, лефовцы, крыли их почем зря, разоблачали и уничтожали. Впервые приехал в Одессу Маяковский, уяснивший нам настоящие задачи левого фронта. Но потом нас тоже уничтожили. Театр был передан коллективу «Массодрам» (нечто вроде московского Камерного), и все разбрелись.
Опять я остался в единственном числе. Тем временем «Южное товарищество» продолжало цвести, родилась новая группа quasi-пролетписателей «Весенние потоки», после переименовавшая себя в «Потоки Октября». Одно название свидетельствует о бездарности и безвкусии этих писателей. Нужно было бороться, а людей не было.
Приехал из Москвы Л. Недоля. Он, я и еще несколько товарищей сделали Юголеф.
Сначала это был просто литкружок. Мы выступали по клубам и предприятиям и вели лабораторную работу. Первая большая практическая работа была сделана 1 мая. Нам было предоставлено агитпропом несколько грузовиков, с которых мы выступали, агитируя за новое, в том числе и за искусство – за Леф. Всего за один день было свыше 80 выступлений. Было обслужено тысяч пятьдесят человек. На мою долю пало тридцать выступлений, т. е. за восемь часов мной было прочитано шестьдесят стихотворений. Чем не рекорд?
Ни один революционный праздник не обходился без нашего участия. Поле действий ширилось, ширилась и организация. Одного лефовского клуба стало недостаточно, открыли второй клуб. Число членов Юголефа перевалило за пятьсот.
В ряде южных городов (Севастополь, Екатеринослав, Зиновьевск и т. д.) и даже деревень возникли отделения. В Одессе Юголеф имел семь мастерских, два клуба, театр и столовую. Таким образом группа людей, объединенных одной идеей, превратилась в громоздкую организацию, где большая часть труда уходила не на изобретательскую работу на искусстве, а на администрирование и руководство. Издательство Юголефа, выпустившее пять номеров журнала и несколько листовок, захирело, появился какой-то внутриорганизационный бюрократизм. Тогда часть наиболее активных работников, в том числе и я, потребовали вмешательства московского Лефа.
Л. Недоля и я были посланы в Москву, было созвано Всесоюзное совещание левого фронта искусств. Леф осудил организационное увлечение Лефа, но по приезде уже невозможно было залечить эту болезнь и Юголеф был распущен.
Тут ещё раз подтвердилась правильность аксиомы: Леф силен как организация качественная, а не количественная.
Этим кончаются мои воспоминания о борьбе и работе одесских футуристов. В январе 1926 г. я уехал в Москву».
Среди тех пятиста членов Юголефа, о которых пишет Семён Кирсанов, помимо, разумеется, его самого и Леонида Недоли, наиболее известными стали поэты Сергей Бондарин, художники Николай Соколов (оформил обложки 3-го и 5-го номеров журнала), Николай Данилов (оформил обложки 1-го и 2-го номеров журнала), Ольга Эксельбирт (жена Н. Соколова).
В пяти номерах журнала были опубликованы стихи Л. Недоли, С. Бондарина, Броуна, Мурзина, рецензии Н. Данилова, Н. Соколова, Ольги Эксельбирт, проза А. Козакова и А. Пшенского… Интересно, что во втором номере опубликованы стихи М. Бланка на идиш. Кроме театральных рецензий, Николай Соколов и Николай Данилов публиковали свои статьи по теории «левого» искусства. У Соколова это «О теории живописных молекул», у Данилова – «Театр на колёсах», «Кинотеатр и кинозрение».
В отличие от других литературных организаций, у юголефов были свои членские билеты, печать и даже оформленный Н. Даниловым книжный ларёк. Работали также театральная мастерская «Этмас» и изосекция. В ноябре 1924-го открылся клуб Юголефа «РОЖ» – работа, отдых, жратва. «При клубе – эстрада, читальня, лито, изо, музо, теолаборатория и столовая для членов клуба «Юголефа», – говорится в ноябрьском отчёте.
Сергей Бондарин вспоминал: «В целях эпатирования буржуазии <…> мы <…> в ресторанчике, который должен был служить, по нашему замыслу, материальной базой для идеологической надстройки, время от времени устраивали незамысловатые инсценировки <…>, с улицы вдруг раздавалось как бы церковное пение: открывалась дверь, группа молодых людей и девушек вносили <…> просмоленный, как лодка, черный плоский гроб. В гробу лежал человек и курил. Случалось, ложился в гроб и я».
Алёна Яворская пишет: «Если первый этап деятельности Юголефа сводился к устным выступлениям, второй – к издательской работе, то третий во главу угла ставит театр. Позднее Данилов писал: «Не столовая стала причиной развала Юголефа. Его погубил театр». И далее: «В печати все больше сообщений о работе левого театра – о дружественном «Березiле», вернее, его одесском отделении, и об экспериментальной театральной мастерской «Этмас», в которой начата подготовка спектакля «Приключения ничевоков».
В пятом номере журнала «Юголеф» писалось: «Мастерская начала работать с 15 ноября 1924 года. Занятия дневные и вечерние. Предметы занятий: дикция – Тушмалова, акробатика – Леон, агиттеатр – Григорьев, режиссура – Юренев, политграмота – Кульчицкий, теория театра – Данилов. <…> Заканчивается капитальная постановка «Необычайные приключения Ничевоков», которая будет показана как первая постановка левого театра на Юге. Постановщик – Юренев, конструктор – Н. Данилов».
