Жак Эрс - Повседневная жизнь папского двора времен Борджиа и Медичи. 1420-1520
Разливы реки всегда заставали жителей Рима врасплох: в то время не знали средств борьбы с наводнением, не принимали и мер предосторожности. Годами Тибр с успехом творит свою легенду. Рассказывают, что в пещерах у берега реки прячутся чудовища — змеи и ужасные драконы и вода разливающегося Тибра выгоняет их из собственного логова. «Это чудовище было зеленого цвета с ослиной головой и телом женщины, правая рука его поднималась вверх, словно хобот слона. На крупе было нарисовано лицо безобразного бородатого старика, а хвост был, как у огромной змеи».{73}
Помимо природных катаклизмов римлянам каждый день угрожают нападения врагов и обычных воров. Жители испытывают тревогу оттого, что город втянут в безумные распри между кварталами и кланами. Изменился ли Рим? Или он по-прежнему остается городом бандитов и усобиц? Если смотреть с этой точки зрения, то ничего не сделано, конечно, к моменту возвращения пап. Вполне естественно, что процесс наведения порядка тормозится всякого рода трудностями: отсутствием денег, зачастую открытым нежеланием знати что-то менять. Следовало сурово наказать аристократов, противостоявших благоустройству города, плану расширения улиц. Многие из них хотели сохранить свои дворцы нетронутыми и на том же самом месте. Некоторых строптивцев пришлось посадить в тюрьму, а их дома снести у них же на глазах. Во всяком случае, идея планомерной застройки города с учетом общих интересов была понемногу признана всеми.
Кроме того, одной из самых главных забот этого периода было стремление положить конец грабежам и убийствам. Существовала поговорка, что в Риме можно сделать все, что угодно, и при этом остаться безнаказанным. Путешественники, напуганные такой ситуацией, бегут из города, подальше от беспорядков, от опасности, которой подвергаются в нем. Слишком много чужеземцев, у которых нет ни стыда ни совести, бродят по городу; слишком много гостиниц и постоялых дворов, в которых находят приют люди, ведущие распутную жизнь. Слишком много бродяг, головорезов, готовых на все, ставших подручными знатных вельмож и кардиналов. Они укрываются во дворцах своих господ, ожидая возможности скрыться из города, или преспокойно ждут, когда забудут об их грязных делах или когда им подвернется еще какое-нибудь выгодное дельце. Паломников грабят средь бела дня, в общественных местах, прямо перед церквями. Судьи не способны принять какие-либо меры, так как ими помыкают придворные, либо они сами являются сообщниками преступников, с которых берут определенную мзду.
Сокровищницы и реликварии храмов охраняются очень плохо. В ноябре 1485 года в базилику Латерана ночью проникают воры. Они похищают две чаши из позолоченного серебра и большую золотую тиару.
Худшим бедствием для Рима являются распри между семьями, разгул кровавой мести. Пламя ее вспыхивает так быстро и становится столь необузданным, что все стихает лишь тогда, когда на месте целого квартала остаются тлеющие руины. Папы хотят установить мир и запретить вендетту. Как и в старые времена, они предлагают помирить враждующие семьи: договориться о денежных компенсациях или же заключить браки между молодыми людьми двух враждующих кланов. Они изо всех сил стараются искоренить эти пороки общества. В 1486-м, затем в 1488 году папа Иннокентий VIII издает две буллы, в которых говорится о жесточайших санкциях против зачинщиков беспорядков, тех, кто решит самостоятельно свести счеты со своими противниками и выступит с угрозами. Те, кто предоставит убежище бандитам в своих замках, расположенных менее чем в пятидесяти милях от города, будут преданы анафеме, объявлены мятежниками и станут преследоваться законом.{74}
Наиболее тяжелые времена наступают в период смены власти, междуцарствия. Город предоставляется сам себе, блюстители порядка либо отстраняются от должности, либо не осмеливаются вмешиваться, когда толпы народа заполняют улицы и площади, грабя дома священников и приближенных покойного папы, всех тех, кто уже спасается бегством. Летом 1492 года, до того, как на конклаве избирают папу Александра VI, только за девятнадцать дней от рук преступников погибло больше двухсот человек. Папский нунций во Франции в своей надгробной речи на похоронах Иннокентия VIII говорил о беспорядках и нищете Рима. Замок Святого Ангела и Ватикан находились под неусыпной охраной гвардии.{75} Чтобы взять власть в городе в свои руки и восстановить порядок, папа Борджиа издает специальный закон, De Maleficiis. Закон состоит из тридцати пяти пунктов четких формулировок, в которых оговариваются все злодеяния и нарушения закона. Борджиа обещает расширить полномочия магистратов и сделать их полностью независимыми.{76}
Но, увы, все эти законы, буллы, статуты и декреты, столь часто принимаемые и пересматриваемые, остаются всего лишь на бумаге, их если и соблюдают, то в течение нескольких недель. Конфликты между семьями и кланами превращают город в развалины. В мае 1484 года на Монтэ Джордано и Кампо деи Фьори собралось больше трех тысяч людей Орсини. Они захватывают дворец кардинала Джованни Колонна, грабят, разоряют, устраивают пожары. Все дома в округе были полностью разграблены и сожжены. Эта участь не миновала даже двух церквей: Сан-Сильвестро и Сан-Сальваторе деи Корнелии, даже чудесной виллы гуманиста Помпонио Лото, который был вынужден бежать в одной рубашке, бросив свои книги и коллекцию античной скульптуры и керамики.{77}
Отданный на разграбление, Рим переживает и разорения другого рода. Они вызваны вторжением иностранцев. Еще до рокового разграбления Рима в 1527 году пребывание французов Карла VIII зимой 1494/95 года оставило в городе неизгладимые следы. Римляне не выносят короля («это самый безобразный человек, которого когда-либо видели… его лицо ужасающе уродливо»). Дети на улицах распевают оскорбительные куплеты: «Пусть умрет кривоногий король! Пусть умрет этот гадкий пьяница! Король, у которого тыква вместо носа!»{78} Карл VIII платит им тем же. Хотя он и стремится поддерживать хотя бы видимость порядка и даже вешает на Кампо деи Фьори нескольких зачинщиков резни, его люди не соблюдают никаких законов, грабят и крушат все на своем пути. По меньшей мере полторы тысячи французов, расположившихся во дворцах и прекрасных виллах, крадут все, что попадается под руку, грубо обращаются с хозяевами и прислугой, «превращают дворцы в настоящий свинарник».
Таков город, жизнь в нем по-прежнему переменчива, а равновесие шатко. Превратить Рим в красивую столицу было делом не из простых. И тем не менее папы, которые были в большинстве случаев чужеземцами, стремятся к этому, прикладывая огромные усилия. В этом чувствуется продуманное решение, политическое стремление добиться признания, побороть преступность, сопротивление знати, уничтожить их любыми способами.
Первый значительный проект был задуман Николаем V (1447–1455). Его биограф, флорентиец Джаноццо Манетти, писал следующее о планах папы: он намеревался перестроить городские стены, обустроить подходы к городу, выровнять и расширить улицы; считал, что в центре города следует устроить большие площади, которые были бы открыты для всех граждан, что было бы признаком продуманного градостроительства; подвести к ним широкие улицы и построить портики с колоннами (это, вероятно, подражание Константинополю, что является свидетельством влияния греческой культуры на все области жизни Рима). Николай V планировал также полную реконструкцию Ватиканского дворца и намеревался превратить Borgo собора святого Петра в огромный административный комплекс для курии, ее трибуналов и служб.{79} Это был грандиозный замысел, который можно смело считать главной заботой гуманистов, архитекторов и градостроителей того времени.
Однако прекрасная программа не была претворена в жизнь, предпринимались лишь робкие попытки к ее осуществлению. Так что, несмотря на то, что в курии и в окружении папы были такие люди, как Леон Баттиста Альберти (в 1432–1434 служащий в конторах Ватикана, автор знаменитого трактата «Об архитектуре»{80}) и Филарете, ничто в Риме не могло сравниться с проектами идеальных городов великих авторов той эпохи.{81} К таким проектам относится работа Филарете «Sforziada», выполненная для герцога миланского, проекты Леонардо да Винчи и Браманте для Лодовико Моро, работы Джулиано да Сангалло, творившего для Медичи, а также «приложение», задуманное и реализованное в основном Бьяджо Россетти для Эрколе д’Эсте и его города Феррара. Проект представляет собой перепланировку, в результате которой замок и его пристройки объединяются со старинным городом.{82}
Из-за отсутствия порядка и в большей степени из-за нехватки средств в Риме после раскола ничего подобного нельзя было увидеть, обновления в этом городе сводились лишь к необходимым изменениям деталей.
