Сборник статей - Культура и мир
Интересным было также сообщение Пола Кайера (Италия), озаглавленное «Постдемократическое правосудие?». Так, он отметил, что исторически – в предсовременные времена – конституции занимали поле между правом и государством. Так, корпоративные страны базируются на определенных правилах взаимодействия между трудом и капиталом. На уровне государства конституции защищают эти корпоративные режимы, но эта защита не касается транснациональных монополий, и там отношения между трудом и капиталом не устанавливаются практически вообще. То есть необходимо развитие теории глобального конституционализма, при этом по мнению Кайера, элементы такой теории уже есть у Хабермаса. Теория глобального или общественного конституционализма должна быть поверх разграничительных линий отдельных государств. Но такие категории как глобальное право и глобальная политика находятся уже вне концепции демократии, прежде всего по критерию влияния на них людей, населения.
Исследовательский комитет 09 – «Социальные трансформации и социология права».
Остановимся здесь кратко на одной сессии, организованной под эгидой этого комитета, которую автору статьи удалось посетить. Привлекло к этой сессии ее название «Парадигмы прав человека и движения: Перспективы и трансформации Третьего Мира», точнее его первая часть, связанная с парадигмами прав человека. На этой сессии, однако, о проблемах и сущности прав человека говорили мало, в основном это понятие использовалось как данность, как механизм социальной борьбы, и, соответственно, в основу рассмотрения брались преимущественно права человека «второго поколения» – социально-экономические права. Об этом красноречиво говорят и названия докладов этой сессии: «Возвращаясь к социальным показателям: монетаризм как причина гонок на дно и трудовые права как права человека» (Роберт Росс, США); Права человека и безопасность человека: перспектива Мехико-сити» (Едена Естрада и Дуис Плансенция, Мексика), «Глобальная ревитализация филиппинских правозащитных организаций (Петер Чуа, США) и «Социокультурные сценарии прав и СПИД в Индии» (Мангала Субраманиам, США).
Социально-практический характер обсуждения подчеркивало и то, что авторы второго доклада были представлены в программе конференции как члены комиссии по правам человека г. Мехико.
Исследовательский комитет 35 «Концептуальный и терминологический анализ»
Автор принял участие также в последней сессии, организованной этим комитетом, и носящей название «Обеспокоенность о Мире: за глобализацией и космополитизмом?». Первый из докладов на этой сессии «Теория естественного права и космополитизм: общее и различия», сделанный двумя его авторами – Робертом Файном (Великобритания) и Даниэлем Чернило (Чили), был основан преимущественно на идеях Ханны Арендт, критиковал социологов, остающихся в «башне из слоновой кости», и выдвигал в качестве основного принципа «право иметь права». Доклад Оливера Козларека (Мексика) «Обеспокоенность о Мире как концептуальный инструмент для «Века гуманизма»» анализировал исторические предпосылки глобализации и ее анализа, при этом основное внимание было направлено на работы Александра Гумбольдта. В частности, приводились слова Гумбольдта о том, что ускорение мирового развития начинается с открытия Колумба, когда в научном сообществе появились мысли о мире в целом, а также о том, что наиболее опасно жить среди людей, которые не думают о мире и не понимают его. Оливер Козларек сформулировал также концепцию необходимости социологии spoiled знания (знания из «отвалов»), которое игнорируется основным потоком социологии.
Важность обращения к мыслям классиков подчеркивалась и в сообщении Джины Заблудовски (Мексика) «Видение мира в соответствии с классиками», в котором обращалось внимание на актуальных методических подходах Токвиля и Монтескье.
В сообщении Роландо Васкуес (Нидерланды) «Сопротивление, колониализм и политика времени» подчеркивалось, что сопротивление глобализации есть реальная традиция социологии. По мнению автора, слабое развитие социологии в Испании было связано с невозможностью критики общества в период господства Франко. Автору статьи запомнилось также данное в этом докладе определение утопии: «Утопия – это надежда, основанная на справедливости, полученной из прошлого, и создается политикой своего времени».
Отметим в заключение, что российские участники, наряду с сообщениями в различных тематических секциях, консолидировано выступили в рамках сессии «Россия в меняющемся мире: динамика и качество гражданства и гражданского общества», который прошел под председательством Никиты Покровского, заведующего кафедрой ГУ-ВШЭ и члена исполкома Международной ассоциации социологов.
И. И. Бурдукова. К вопросу о правовом нигилизме в культуре России
Политическая власть в России провозгласила борьбу с правовым нигилизмом одной из своих центральных, приоритетных задач. Наступивший XXI век, век перемен в социально-экономической, политической жизни России предоставляет шанс политической элите преодолеть правовой нигилизм. Однако для этого нужна, с одной стороны, воля власти на ограничение собственного произвола, а с другой стороны способность общества к самоорганизации, созданию развитой структуры гражданского общества, готового контролировать власть. «Как в XIX столетии не было в России общества, способного воздействовать на власть, так нет его и сейчас. Именно подобного рода общество, складывающееся в государственных границах и скрепленное единой идентичностью, в первую очередь осознанием себя в качестве суверена, хозяина страны, называют нацией – политической нацией» (Паин 2008: 18 19). Уместно задать вопрос, где истоки и почему существует устойчивая традиция правового нигилизма в России. Почему сатира Салтыкова-Щедрина, Гоголя воспринимается как наблюдения нашего современника? Часто утверждают, что в России соединяются Запад и Восток. Западный (европейский) компонент в российской культуре бесспорен, что же касается «восточной» составляющей, то следует ответить на некоторые вопросы, на которые пытались ответить, в частности, евразийцы. О каком Востоке идет речь – Индии, Китае, Японии, исламском мире, о восточном деспотизме? По-видимому, правильнее рассуждать о «почвенном» компоненте, который складывался и продолжает существовать не без азиатских влияний (начиная со времен половцев и монголов), но в котором возникли и оригинальные черты – система ценностей и институты, рождавшиеся органически как способы приспособления этноса, а затем и суперэтноса к экологическому и хозяйственному пространству, геополитическим условиям и внешним воздействиям.
Таким образом, на огромной территории государства, одновременно существуя, складывались и развивались определенные и западные, и восточные формы совместной жизни различных этносов и составляющих их особенность культуры, в том числе, и правовой. Как известно, процесс формирования ранней государственности на Руси был долгим и противоречивым. Кроме того, процесс зарождения и становления национального самосознания происходил под влиянием встречи одного народа с другим – в какой бы форме эта встреча не происходила, либо при прямом военном столкновении, либо через торговые, культурные и религиозные контакты. Для Руси такими значимыми встречами были взаимодействия с южными степными племенами, уралоалтайцами, монголами, Византией.
Без преувеличения можно утверждать, что влияние Золотой орды на русскую жизнь, при которой, вне всяких законов и правил осуществлялся организованный грабеж покоренной страны, привело к превращению Москвы в «православное ханство» (Г. П. Федотов). Евразийцы утверждали, что без татарщины не было бы России, что российская государственность есть переродившийся московский усул (См.: Савицкий 1993).
Другим значимым событием в становлении российского самосознания и правопорядка было принятие христианства из эталонной для средневековой культуры Византии: «Византийские идеи и чувства, – писал К. Н. Леонтьев, – сплотили в одно тело полудикую Русь» (Леонтьев 1993: 32).
С укреплением древнерусского государства стало возрастать значение княжеской власти, князь правил, опираясь на родовую аристократию и состоятельных граждан, считаясь с вечевыми традициями.
В ранний период политическая мысль Руси неизменно становилась на сторону высших правителей в их конфликтах с поборниками народного анархизма или амбициозно-местнического сепаратизма. В канун татаро-монгольского завоевания Даниил Заточник обосновал идею абсолютной княжеской власти, которая была взята на вооружение правителями Руси после освобождения от владычества чужеземцев. С Ивана III начинается история российского самовластия. Удельно-местническая политика к этому времени уступила место политике национально-державной. В этот период Европа не могла не считаться с появлением к востоку от своих границ огромного самодержавного государства, готового демонстрировать свою силу в качестве союзника против распространившей свое влияние на Восток Турции.
