Теа Бюттнер - История Африки с древнейших времен
В доколониальную эпоху, закончившуюся в разных областях в разное время, в пределах периода от португальских захватов, т. е. от XV–XVI вв., и до территориального раздела Африки империалистами в XX в., многие ее народы достигли относительно высокой ступени развития, не уступая в этом жителям других регионов. К югу от Сахары тогда сложилось много значительных государственных объединений. Их первый взлет приходится на XIII–XVI вв. Следующим этапом, как говорится ниже (глава IV, 2), явилось возникновение в XVIII и начале XIX в. в глубинных районах Африки ряда новых государственных образований. По уровню материального производства, общественной и государственной организации, развития культуры они имели много общего и по существу, и по форме с ранними государствами эпохи первоначального подъема, но их отличали новые явления социально-экономической и политической жизни.
До сих пор еще бытуют буржуазные теории, утверждающие, что к югу от Сахары даже после образования ранних государств якобы веками длился застой. Авторы этих теорий не только отрицают гибельные последствия европейской колонизации и трансатлантической работорговли, начало которым положил приход португальцев, но и заявляют, что обществам Тропической Африки «была чужда какая-либо внутренняя динамика», что они никак не могли выйти за рамки патриархально-родовых отношений. Последние исследования, проливающие свет на объективный ход развития народов Африки, опровергают эти буржуазно-апологетические построения. История многих народов Африки, которые перешагнули рубеж неолита и с I тысячелетия н. э. создавали основанные на эксплуатации и ранней классовой дифференциации крупные государства, развивалась по восходящей линии.
Однако прогресс был прерван, часто из-за воздействия «извне», т. е. прежде всего из-за европейской колонизации, начавшейся с конца XV в., но иногда и в силу внутренних социальных причин. И тем не менее между древним государством Гана, где еще были очень сильны пережитки первобытнообщинного строя, и Сонгай, Эфиопией, а главное — государствами фульбе и тукулёров, возникшими в XVIII или начале XIX в., лежат важные этапы развития, о которых нельзя не сказать.
Верная своей методологии, марксистская наука при изучении социальных отношений доколониальных государств Африки опирается на всеобъемлющий анализ социально-экономического базиса, видя в нем фактор, который имел решающее значение для возникновения эксплуатации и классовых отношений и, как следствие, для изменений в области политики и права. Несмотря на это, в последние десять лет среди ученых-марксистов, особенно среди тех из них, кто занимается африканистикой, велись творческие дискуссии об уровне развития, достигнутом народами Африки, и их месте в мировой истории. Такие дискуссии, несомненно, будут продолжаться и впредь. В частности, всесторонне рассматривается вопрос об «азиатском способе производства» (Карл Маркс говорит о нем в «Критике политической экономии»), о том, каково соотношение между ним и классическим рабством и феодализмом за пределами Европы.
С VIII–IX вв. феодализм вытеснил с арены мировой истории первую классовую формацию — рабство, воплотившуюся в государствах древнего Востока, в Древней Греции и Риме, и определил направление общественного развития многих регионов. В зависимости от конкретных природных и исторических условий феодальные отношения принимали различные формы и развивались в различных вариантах. В Африке феодализм также имел свою социальную и экономическую специфику.
В дальнейшем мы постараемся доказать, исходя из некоторых особенностей социально-экономического и политического развития отдельных народов Африки, что при всех различиях в хронологических рамках и ходе развития в основе доколониальных государственных образований на территории Африки находились раннефеодальные отношения. Нам придется сослаться в этой главе и на несколько примеров феодальных новообразований XVIII и начала XIX в., поскольку они позволяют лучше понять социально-экономическую структуру ранних африканских государств.
В земледелии многие африканские народы рано перешли от беспорядочного использования полей к систематической их обработке, научились применять удобрения, а кое-где даже практиковали высокоразвитое террасирование и искусственное орошение. Тезис, будто такие формы земледелия привнесены вторгшимися скотоводческими племенами (например, в Эфиопии), опровергается бесчисленными примерами. Раскопки на восточноафриканском побережье и в Большом Зимбабве доказывают, что во многих областях Восточной и Юго-Восточной Африки существовали хорошо налаженная система каналов и продуманное до мельчайших деталей террасирование. Тем не менее в земледелии, являвшемся в большинстве районов главным источником общественного богатства, в целом преобладали экстенсивные методы обработки почвы. Африканцы не знали плуга и пользовались лишь мотыгой для обработки участков, которые они расчищали с помощью подсечно-огневого метода. Далее, колесо как часть транспортных средств в общем было африканцам неведомо. Отсутствие этих орудий производства объясняется только тем, что климат и окружающая природная среда делали их применение нецелесообразным.
Было бы неправильно считать признаком общей отсталости отсутствие того или иного орудия труда, часто прослеживаемое и в истории Европы, или даже наличие различных форм экстенсивного земледелия (длительные периоды нахождения земли под паром, нерегулярный севооборот или даже вообще его отсутствие) [49].
Африканское земледелие в сильнейшей мере зависело ог таких естественных условий, как климат и структура почвы, а его-продуктивность в древности вполне соответствовала плотности населения, уровню его культурного развития и т. д. Но главное то, что оно обеспечивало производство избыточного продукта, особенно в районах саванн.
В это время африканские народы умели добывать и с высоким мастерством обрабатывать металлы. Выше уже говорилось, что они самостоятельно научились выплавлять из руды железо и что у них сложились самобытные формы металлургии. В Западной Африке замечательного расцвета достигло бронзовое и медное литье. Археологи и искусствоведы установили, что высокохудожественные бронзовые статуэтки и скульптуры Бенина периода XIV–XVII вв. качеством литья и тщательностью обработки не уступают бронзовым изделиям европейских мастеров этого времени, даже художников Ренессанса. Мы не хотим и не должны идеализировать или преувеличивать успехи некоторых народов Африки в материальном производстве и культуре, но названный нами «актив» их эволюции показывает, что наиболее развитые районы Тропической Африки участвовали в общественном прогрессе своего времени.
Относительно высокий уровень земледелия, скотоводства и ремесла (этапы первого общественного разделения труда между земледелием и скотоводством, а также выделение ремесла остались к этому времени уже позади) вызвал к жизни более развитые по сравнению с первобытнообщинным строем формы собственности. Появились зачатки классов.
Степень развития отношений зависимости в обществе определяется прежде всего наличием в той или иной мере собственности на землю, скот, а значит, и на пастбища. Следует установить, что, несмотря на своеобразие африканских государств, несмотря на их отличия от аналогичных сообществ других регионов, многие государства Африки в том, что касается собственности на землю, скот и пастбища, имеют большое сходство с остальными феодальными государствами, особенно Переднего Востока. В Африке земля и крупный рогатый скот часто находились в полном владении правителя, который во многих районах, например в древнем государстве Конго, наследовал свои прерогативы от старейшины рода или племенного вождя, персонифицировавшего права племени. Отделение права владения от рода или племени свидетельствует о начале преодоления родовых отношений, начале эволюционного превращения вождя в государственного правителя. Здесь необходимо оговориться, что в Африке владение политического правителя или аристократа землей часто отличалось от соответствующих привилегий западноевропейского феодала. Хотя африканский властитель имел широкие полномочия распоряжаться тем или иным владением, его права собственности на землю были слабо обоснованы. Он как бы олицетворял общие права всего населения на общественную собственность, а население в большей или меньшей мере (это зависело от степени развития данного общества) видело в нем высшего стража и хранителя бывших родовых или племенных земель.
Правитель, часто обладавший лишь символическими или религиозными прерогативами, олицетворял государство, поэтому считалось, что вся земля — его владение, над которым он осуществляет наивысшую власть. Согласно религиозным представлениям, например ашанти, их земля была священной и принадлежала всему народу. Во многих областях, подчиненных вождям низшего ранга, правитель выступал всего лишь как верховный страж и хранитель бывших племенных владений, хотя в XIX в. он уже имел и частную земельную собственность.
