Алексей Никишенков - История британской социальной антропологии
Концепцию ранней истории брака Вестермарка отличает изрядная противоречивость, которая отчасти отражала предкризисное состояние в британской социальной антропологии. Так, он в общих посылках к исследованию прямо заявил о своей приверженности к эволюционистской парадигме Тайлора (этой приверженности он не изменил до конца жизни). Но в своем труде он фактически не оставил камня на камне от того, что тогда было принято считать «эволюционной теорией брака и семьи». Во-первых, он неявно дал понять классикам антропологического эволюционизма, что их дарвинизм – это не более чем использование славного имени Дарвина для проведения своих принципов, прямо не связанных с его биологическим учением, понятия которого они превратили в нечто вроде метафор, призванных обозначить естественно-научный характер своих работ. Истинный дарвинизм, по Вестермарку, – это соединение биологической ипостаси человека с его социальной сущностью. В этом плане он сформулировал основополагающий постулат своего труда – основой брака является половой инстинкт, и именно с ним связаны многие социальные особенности брачного института на всех стадиях истории, включая и первобытную[294]. Исходя из этого положения, Вестермарк утверждал, что брачный и родительский инстинкты совершенно необходимы[295] и что «среди дикарей, стоящих на наиболее низкой ступени эволюции, так же как и среди наиболее цивилизованных рас людей, мы находим семью, состоящую из родителей и их детей, а отец – их защитник и поддержка»[296]. Его определение брака претендует на отражение неких универсальных признаков этого института, брак – это «отношение одного или большего количества мужчин к одной или большему количеству женщин, которое признано обычаем или законом и включает определенные права и обязанности как применительно к партнерам, вступившим в брак, так применительно и к детям, рожденным в нем»[297].
Обоснование вышеприведенным тезисам Вестермарк дает, опираясь на данные биологии. Он приводит массу фактов о существовании стабильных (в большей или меньшей степени) брачных пар у высших животных, в особенности у человекообразных обезьян, у которых наблюдения установили наличие брачных пар, причем он подчеркивает, что причины их существования такие же, как и у людей – относительно продолжительный период детской беспомощности, малое количество детей, особенности природной среды и ограниченные возможности ее эффективного использования, не позволяющие жить стадом. Вот почему, утверждает Вестермарк, у всех известных наиболее отсталых племен современности мы обнаруживаем наличие индивидуальной семьи[298].
Эти положения противоречили всему, что было принято считать научно установленным в эволюционной антропологии. И сам Вестермарк прямо отверг концепции промискуитета, группового брака (communal marriage) и пр. Он пишет, что изучил огромное количество этнографических свидетельств о якобы существующих беспорядочных половых отношениях и пришел к выводу, что ни одному из них нельзя верить, так как в большинстве случаев за промискуитет принимаются банальные случаи супружеской измены; брачные формы, допускающие множественность партнеров с той или иной стороны (полигамия или полиандрия); отсутствие брачных церемоний или самого слова «свадьба» в языке; магические обряды с эротическими элементами и пр. Все это нередко усугубляется тем, что подобные факты воспринимаются через призму европейских стереотипов о браке или конфессиональной предвзятости против дикарей-язычников[299].
Что же касается категории «групповой брак», то Вестермарк на многих страницах своего труда не без некоторой убедительности отвергает традиционные аргументы в ее пользу. Так, пресловутое средневековое баронское право jus primae noctis он отказывается признать пережитком группового брака и приводит аналоги этого обычая из материалов об аборигенах Австралии, где практикуется ритуальная дефлорация, что к собственно брачному институту не имеет прямого отношения[300]. «Гостеприимный гетеризм» он также считает невозможным трактовать как пережиток группового брака, но лишь одним из элементов обычая гостеприимства, который предписывает предлагать гостю все[301]. Подобным же образом он отводит большое количество аргументов Мак-Леннана, Моргана и др.[302].
Нет оснований, считает Вестермарк, полагать, что материнский счет родства исторически предшествует отцовскому, так как есть факты, что и тот и другой встречаются у одного народа[303], что наиболее отсталые племена охотников (аборигены Австралии и др.) в подавляющем большинстве патрилинейны, а матрилинейность чаще встречается как раз у более развитых земледельцев[304]. И вообще, предположение о том, что отцовство безразлично «дикарям», а родственность они признают только по отношению к матерям, ни на чем не основано. «Я полагаю, – пишет Вестермарк, – что не может быть сомнений в том, что и отцовское право, и материнское, в конце концов, в значительной степени зависят от социальных условий», которые в равной степени предполагают и то и другое[305].
Обычай экзогамии, который Мак-Леннаном трактовался как пережиток, Вестермарк таковым не считает. Анализируя позицию в этом вопросе не только Мак-Леннана, но и всех видных теоретиков своего времени – Г. Спенсера, Л. Г. Моргана, К. Н. Штарке, Дж. Фрэзера, Э. Дюркгейма, Э. Лэнга, – он пишет об их теориях, объясняющих экзогамию: «Все они предполагают, что эти правила произошли в социальных условиях, которых более нет», и не служат никаким полезным целям. Сам же Вестермарк утверждает, что «… эти правила не являются мертвыми окаменелостями, но живым элементом социального организма, подверженным модификации в соответствии с обстоятельствами»[306]. По его мнению, подкрепленному материалом о поведении не только людей, но и самых разных животных, фундаментальной причиной экзогамных запретов является отсутствие эротических чувств между лицами противоположного пола, живущими вместе с детства, «даже мысль о половом акте у них вызывает отвращение»[307]. Это инстинктивное чувство связано с бессознательной реакцией на вредные последствия близкородственных связей (инцеста), в этом вопросе он ссылается на выкладки Ч. Дарвина и его последователей[308]. Особенно важным ему представляется материал о сексуальном поведении человекообразных обезьян, у которых самцы имеют склонность искать себе партнеров за пределами своих сообществ[309]. Кстати, эта проблема получила развитие в трудах этологов ХХ в., которые в чем-то подтверждают предположения Вестермарка.
Важно отметить, что Вестермарк, при всем его несколько преувеличенном внимании к биологическим (инстинктивным) аспектам брачной жизни и упрощенных обобщениях, нельзя назвать грубым биологизатором социальной реальности. Он постоянно (особенно в последующих переизданиях своего труда) подчеркивает специфику общественных функций брака и семьи, отводя биологии роль их предпосылки. Он утверждает, что брак – это нечто большее, чем просто регулирование половых отношений. Это – экономический институт, который регулирует собственнические права партнеров и их детей. Муж и жена не считаются таковыми, пока не будут выполнены предписания обычая и закона[310]. «Инстинкты (половые. – А. Н.) у человека дают начало не только привычкам, но и правилам обычая и институтам», в основании которых лежат не только инстинкты, но и общественное мнение, направляющее половое поведение в рамки обязанностей супруга и родителя[311]. Кроме того, брак – это своеобразное средство установления стабильных отношений не только между мужем и женой и их ближайшими родственниками, но и между крупными общественными объединениями[312]. Вестермарк также отверг господствующее в то время отношение к брачным обрядам как средоточию пережитков исчезнувших форм брака. Обряды, по его мнению, – это то, что выполняет важную функцию общественной санкции брака и семьи, «они не являются пустой формальностью, но делом величайшей практической важности»[313].
Аргументы Вестермарка нередко опирались на новые фактические данные, полученные при этнографических наблюдениях, проводимых более тщательно, чем раньше, в частности, Л. Файсоном, А. Хауиттом, Б. Спенсером и Ф. Гилленом в Австралии (об этом см. ниже). Новый материал как бы взламывал изнутри панцирь устаревшей теории. Можно предположить, что по этой причине Тайлор в своей рецензии признал критику Вестермарка, на правленную против господствующих в антропологии теорий, «частично справедливой», хотя и упрекнул его в «крайностях патриархализма», он признал также, что ставшая привычной «теория матримониальной анархии (промискуитета. – А. Н.)» заслуживает того, чтобы ее «видоизменить, если не отбросить вообще»[314].
