Елена Первушина - Петербургские женщины XVIII века
В комнате вместе с нею обычно присутствует пять или шесть дам и один или двое кавалеров, ведущих дружескую беседу. В этой беседе она участвует как равная; она неизменно сохраняет свое достоинство, но держится так, что избавляет нас от постоянного благоговейного трепета. Мне часто доводилось видеть, как ее до слез трогали грустные истории, и она выказывает такой неподдельный ужас перед любым свидетельством жестокости, что ее душа, мне кажется, исполнена самых прекрасных качеств, какие я когда-либо в ком-либо наблюдала. Это представляется особым знаком небесного благоволения, если помнить о том, какова ее власть. Говори я о частном лице, я бы сказала скорее, что в ней более здравого смысла, нежели ума, хотя она способна иногда произнести короткую насмешливую фразу, поистине остроумную, но всегда смягченную таким добродушием, что никогда не обижает. Она очень отважна и презирает страхи, будь то реальные или мнимые, ей чуждо какое бы то ни было притворство. У нее прекрасный голос, и она говорит очень внятно».
Анна Иоанновна строго охраняла свою частную жизнь от посторонних посягательств. В дни, когда не было торжественных приемов и представлений в театре, вход в Летний сад был строжайше запрещен. Ассамблеи сменились куртагами, или «придворными днями», — собраниями, на которые допускался только ограниченный круг придворных.
В своих личных покоях императрица возродила дух русской старины, царивший некогда в подмосковном Измайлове, где прошла ее юность. Ее развлекали шесть шутов, большей частью — деревенские дурачки, но среди них попадались действительно образованные и остроумные люди — итальянский актер и скрипач Пьетро Мира, прозванный Адамом Педрилло, испанский еврей Ян д’Акоста. Прислужницы императрицы набирались из одаренных хорошими голосами девиц и должны были в обычное время находиться в комнате рядом со спальней государыни. Соскучившись, Анна Иоанновна отворяла к ним дверь и приказывала: «Ну, девки, пойте!» Пение должно было продолжаться, пока государыня не скажет: «Довольно».
В. И. Якоби. Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны. 1872 г.
По примеру своих предшественников, Анна Иоанновна держала и дворцового бандуриста, учившегося в Дрездене у знаменитого лютниста Вейса. Любила императрица развлекаться травлей волков на заднем дворе и стрельбой по птицам из окон. Она любила быть в курсе всех сплетен, личной жизни подданных, собирала вокруг себя много и болтушек, которые были обязаны говорить без умолку, и императрица просиживала целые часы, забавляясь их болтовней и кривляньями. Анна Иоанновна заботилась о том, чтобы языкастые девицы во дворце не переводились. В частном письме она просит: «Поищи в Переяславле из бедных дворянских девок или из посадских, которыя бы похожи были на Татьяну Новокщенову, а она, как мы чаем, что уже скоро умрет, то чтоб годны были ей на перемену; ты знаешь наш нрав, что мы таких жалуем, которыя бы были лет по сорока и также б говорливы, как та, Новокщенова, или как были княжны Настасья и Анисья (Мещерския)». Иногда она требовала к себе гвардейских солдат с их женами и приказывала им плясать по-русски и водить хороводы, в которых нередко принимали участие присутствовавшие вельможи и даже члены царской семьи. Но и это развлечение она умела превращать в политическую акцию: немецкий путешественник Карл Рейнхольд Берк вспоминает, что на балах в Летнем дворце «принцессы и несколько других дам танцуют простой, но красивый крестьянский танец, показывая тем самым, что ценят не одно только иностранное».
Пьяных Анна Иоанновна боялась, и двор при ней значительно «протрезвел».
Еще одно развлечение, на которое нравилось смотреть Анне Иоанновне, описывает Джейн Рондо: «Расскажу о новом развлечении, которое было у нас при дворе этой зимой. Из досок соорудили приспособление, которое спускается с верхнего этажа во двор. Ширина ската достаточна для экипажа, а с каждой стороны — маленький бортик. Скат залили водой, которая вскоре замерзла, затем его поливали еще, пока он не покрылся довольно толстым льдом. Придворные дамы и кавалеры садятся в сани, которые подталкивают сверху, и они летят вниз. Движение такое быстрое, что его не определишь никаким иным словом, кроме как полет. Порой, если на пути санок встречается какое-нибудь препятствие, седок вылетает из них кувырком; я полагаю, это делается ради шутки. Каждому смертному, появляющемуся при дворе, приходилось съехать с этой ледяной горы, как ее называют, но пока никто не сломал себе шеи. Я до потери сознания страшилась, что мне тоже придется съезжать по этому ужасному спуску, — не только из боязни сломать себе шею, но и просто очутиться в неприличном положении, о котором без ужаса и подумать-то нельзя, и я какое-то время не бывала при дворе, почти надеясь, что кто-нибудь, сломав себе руку или ногу, положит тем самым забаве конец; но все-таки я была вынуждена появиться там. Кто-то воскликнул: „Вы никогда не катались“, ибо каждый был рад, если с его ближним обходились так же, как с ним самим. Услышав это, я готова была умереть, но ее величество сказала, что мое теперешнее положение не позволяет кататься, и, таким образом, меня простили. Если Вам придет в голову приехать сюда, пока это гора существует, Вам непременно надо иметь такой же предлог не кататься, иначе поедете вниз».
В. И. Якоби. Ледяной дом. 1872 г.
Несомненно, самой известной забавой императрицы была знаменитая свадьба в «Ледяном доме» двух шутов — 50-летнего князя Голицына и любимицы императрицы, уродливой калмычки Анны Бужениновой, получившей свою фамилию в честь своего любимого блюда. Для участия в свадебных торжествах со всех концов страны были выписаны представители разных национальностей обоего пола: русские, татары, мордвины, чуваши и т. д. Им полагалось нарядиться в свои национальные одежды, играть на музыкальных инструментах и танцевать национальные танцы. Шествие открывали «молодые», красовавшиеся в большой железной клетке, поставленной на слоне. По приказу Анны Иоанновны на Неве выстроили ледяной дом, в котором все — стены, двери, окна, мебель, посуда — было сделано изо льда. Здесь и справляли свадебное торжество. Горело множество свечей в ледяных подсвечниках, и даже брачное ложе для «молодых» было устроено на ледяной кровати. Отряд солдат до утра не выпускал несчастных жениха и невесту из ледяного дома. Так впечатляющая демонстрация могущества и богатств России соединилась с не менее впечатляющей демонстрацией жестокости и равнодушия императрицы и ее придворных. Однако современники этого, кажется, не заметили.
Анна Леопольдовна
Старшей дочерью Прасковьи была Екатерина Ивановна, или, как ее ласково звала мать, «свет-Катюшка». В отличие от замкнутой Анны «свет-Катюшка» выросла живой, общительной и немного легкомысленной девушкой, обожавшей танцы, катания и прочее веселье. Ей сильно досаждала полнота, и, по рекомендации Петра, она пыталась поститься и ограничить себя во сне, но смогла продержаться лишь несколько дней.
В январе 1716 года Петр выдал «свет-Катюшку» за герцога Мекленбургского. Говорили, что свадьба получилась не совсем добровольной: герцог хотел жениться на Анне и присоединить к своим владениям герцогство Курляндское. Однако Петр настоял на том, чтобы невестой стала Екатерина, и герцогу пришлось подчиниться. Пикантная подробность: в то время как герцог сватался к царской племяннице, еще жива была его первая супруга, немка София-Гедвига, рожденная принцесса Нассау-Фрисландская, с которой он даже не успел развестись, но уже выгнал из дворца, так как они решительно «не сошлись характерами». Неудивительно, что семейная жизнь у герцогини не задалась.
Царица Прасковья Федоровна жаловалась Екатерине Алексеевне на зятя: «Прошу у вас, государыня, милости, — она писала 23 апреля 1721 года, — побей челом царскому величеству о дочери моей, Катюшке, чтоб в печалех ее не оставил в своей милости; также и ты, свет мой, матушка моя невестушка, пожалуй, не оставь в таких ее несносных печалех. Ежели велит Бог видеть В. В-ство, и я сама донесу о печалех ее. И приказывала она ко мне на словах, что и животу своему не рада, приказывала так, чтоб для ее бедства умилосердился царское величество и повелел бы быть к себе…».
«…Сердечно (об этом) соболезную, — отвечал Петр, извещенный о бедах племянницы, — но не знаю, чем помочь? Ибо ежели бы муж ваш слушался моего совета, ничего б сего не было; а ныне допустил до такой крайности, что уже делать стало нечего. Однако ж прошу не печалиться; по времени Бог исправит, и мы будем делать сколько возможно».
Однако в должное время герцогиня известила Екатерину Алексеевну: «Примаю смелость я, государыня тетушка, В. В-ству о себе донесть: милостию Божиею я обеременила, уже есть половина. И при сем просит мой супруг, тако же и я: да не оставлены мы будем у государя дядюшки, тако же и у вас, государыня тетушка, в неотменной милости. А мой супруг, тако же и я, и с предбудущим, что нам Бог даст, покамест живы мы, В. В-ству от всего нашего сердца слуги будем государю дядюшке, также и вам, государыня тетушка, и государю братцу царевичу Петру Петровичу, и государыням сестрицам: царевне Анне Петровне, царевне Елисавете Петровне.
