Екатерина Шапинская - Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия
Само название цикла указывает на мотив путешествия, который был очень популярен в культуре той эпохи, в которую жили авторы «Зимнего пути». Само по себе путешествие не является указанием на печаль и разочарование путника, такую окраску придал ему романтизм. Для австрийской (во многом европейской) культуры первой половины XIX века путешествие было страстью, возможностью отвлечься от весьма размеренной городской жизни. «…в настоящее время сложилась традиция рассматривать жанровые разновидности литературы путешествий как упорядоченную систему текстов, в которой на знаковом уровне можно анализировать отдельные этапы пути». (Лошакова Г. А. Семантика путешествия и странствия в художественной прозе австрийского бидермейера[Текст] / Обсерватория культуры, № 1, 2014. – С. 121) Атрибуты, которые становились обязательными для описания путешествия, сохраняются в цикле Шуберта. «Константными знаками путешествия становились: карета, кучер, почтальон; странствующий подмастерье или студент, когда предпринималось пешее путешествие, сопутствующие им музыкальные инструменты». (Лошакова Г. А. Семантика путешествия и странствия в художественной прозе австрийского бидермейера[Текст] / Обсерватория культуры, № 1, 201. – С. 121) Эти знаки становятся также знаками того или иного любовного переживания, что особенно ярко выражено в песне «Die Post» («Почта»):
«С улицы почтовый рог звенит.
Почему так бьется и замирает
Мое сердце?
Уехала почта – но нет письма от тебя…
Почему все так же бьется и замирает
Мое сердце?
Почта спешит из города,
Где живешь ты – ты, которая владеет
Моим сердцем.
Вместе с тобой, живущей в далеком городе, радуется и замирает
Мое сердце.»
(«Зимний путь». [электронный ресурс] URL: http://www.amadei.ru/winterreise.htm)
Эта песня – проблеск надежды среди унылого пути – пути воспоминаний о былом счастье, воплощенный в традиционные образы почты, почтового рога. Воспоминание – необходимая часть любовной истории, счастливой или несчастной, оно становится моментом перехода от одной картины к другой, от одного настроения к противоположному.
Все элементы традиционного романтического путешествия содержатся в «Зимнем пути», кроме целеполагания, на место которого приходит путь в никуда. Направленность цикла – это не стремление к чему-то, а блуждания в поисках облегчения душевного состояния, болезненного и безнадежного. Единственный проблеск надежды (В песне «Почта») связан с возможностью (несомненно иллюзорной) возврата к прошлому счастью. Боль нашего путешественника становится так непереносима, что нашим единственным желанием – как свидетелей обнаженной больной души – становится ее прекращение любым способом. Это делает «Зимний путь» скорее исключением из легитимизированного культурой того времени дискурса путешествия, некой одиозностью, тревожной и слишком откровенной. Герой переживает свою любовную историю, но переживает он ее уже как прошлое, причем чем дальше он продвигается, тем отдаленней оно становится, а его путь приобретает характер нарратива, хоть и фрагментарного. Герой «Зимнего пути» проходит своей дорогой, физически, перемещаясь в пространстве, и в то же время в этом путешествии мы видим все фазы этой печальной любовной истории.
Любовь как невозможность обладания Другим
В чем же суть переживаний героя, понесшим утрату, которая, казалось бы, должна смягчаться с ходом времени, находить утешение в окружающей природе? Почему герой не может смириться с расставанием, которое составляет часть любой человеческой жизни? На наш взгляд, в этом цикле пересечен предел конкретики, и герой, по воле автора, попадает в пространство чистой экзистенции. С этой точки зрения, «Зимний путь» – это утверждение невозможности обладания Другим. Любовь – самое драматичное отношение Я и Другого, которое развивается как стремление преодолеть Другость и слиться с Другим. В течение многих веков отношение к Другому, будь это в любовных отношениях или в более широком пространстве межличностных отношений, было основано или на присвоении или на отторжении. Возлюбленный (возлюбленная) должен быть присвоен, им нужно обладать – без этого человек чувствует себя чужим в мире Других. Суть страданий нашего героя – в невозможности обладать любимым существом, которая не дает ему возможности воспринимать окружающий мир таким, какой он есть – все преломляется через призму любви-страдания:
«Напрасно ищу в снегу ее следы, когда мы, рука в руку, // Гуляли в весеннем поле… Хочу целовать землю, // Что под снегом, растопленным моими горячими слезами, // Хранит наши следы. // Но я не вижу эту землю// Не вижу зеленую траву и цветы. //Все поблекло, все замерло.
Что же будет, если и ее облик поблекнет в моем сердце?.». («Зимний путь». [электронный ресурс] URL: http://www.amadei.ru/winterreise.htm)
Боязнь потерять любовь связана с абсолютизацией чувства, к восприятию всего мира как Мира-с-любимой, и само страдание является формой связи с утраченной возлюбленной. «За неимением безмерного счастья безмерные страдания могли бы по крайне мере стать нашей судьбой», пишет А. Камю. (Камю А. Бунтующий человек. [Текст] / А. Камю. – М.: Изд-во политической литературы, 1990. – С. 322)
Но и страдания имеют конец, возможно, в новой любви, возможно – в смерти. Облик любимой, поблекший в сердце – это то, чего страшится наш путник, который боится оказаться наедине со своей самостью, выстроив свои мир на страстном желании обладания Другим и включении этого Другого, пусть в виде мечты или фантазии, в орбиту своего существования. Если мы придерживаемся пафоса романтизма или философии экзистенциализма, «Зимний путь» нашего героя не может привести к освобождению или самореализации. Герой обречен изначально, поскольку он «присвоил» свою возлюбленную, сделал ее частью самого себя и своего мира, и потеря ее равноценна для него потере жизненно важно части своего «Я» и окружающего мира, который воспринимается также лишь в соотношении с любимой. Сделав Другого столь неотторжимой частью себя самого, герой обрекает себя на страдание и смерть, не оставив жизненного пространства, не связанного с его любовными переживаниями, пространства Свободы и Желания, не детерминированного объектом любовной страсти. Но в «Зимнем пути» мы познаем Страдание-как-музыку, а это отличается от того переживания, которое не может найти сублимацмонного выхода в искусстве. «Человек, изливающий себя в рыдании и в музыке, которая во всех своих чертах уже отличается от рыдания, одновременно дает отхлынуть потоку того, что не является им самим, и того, что скопилось за плотиной вещного мира. Будучи рыдающим или поющим, он вступает в отчужденную реальность. «Бьет ключом слеза, меня вновь забирает земля» – вот о чем говорит музыка». (Адорно Т. Философия новой музыки. [Текст] – Т. Адорно. – М.: Логос XXI век, 2001. – С. 216). Таким образом, страдания героя Зимнего пути – это человеческое горе, при помощи музыки преодолевающее горе бытия здесь-и-сейчас и уводящее и нашего путника, и нас в область трансценденции.
Загадка Винтеррайзе
Возвращаясь к вопросу о привлекательности «Зимнего пути» для наших современников, давно миновавших романтизм и экзистенциализм, а также постмодернистские веяния, утверждавшие исчерпанность культуры, попробуем найти ответы в самой современной культуре? На наш взгляд, эти песни чудесным образом восполняют многочисленные лакуны современной цивилизации, в которой культура превратилась в «посткультуру», а представления о Любви и стремлении к Идеалу, чаще всего недостижимому, уступили место образам глянцевых журналов. В наше время тотальной информатизации, консьюмеризма и прагматизма нежные вздохи тоски по возлюбленной, о которой говорит каждая частичка природы, на первый взгляд не могут волновать человека, привыкшего к совершенно другим темпоритмам и не углубляющегося в нюансы интимных переживаний. И все же наша цивилизация имеет многие незаполненные пространства, которые становятся локусом тоски по утраченному, по неизбежным потерям в процессе бурной модернизации и информатизации, в процессе «расколдовывания» мира. Но сущность человека не меняется столь быстро, как технологии, и в самых «продвинутых» западных обществах сохраняется место для эмоционального переживания, столь тонко выраженного в различных песнях «Зимнего пути». Искусство, в отличие от оргиастической сублимации гедонизма, является наиболее позитивным для человека способом удовлетворить, хотя бы на время, хотя бы частично, эмоциональный голод. Эмоциональная сфера человека «посткультуры» впитывает в себя тоску и лирику «Зимнего пути» как впитывает влагу измученный жаждой человек.
Тоска по одиночеству в эпоху экстаза коммуникации
Часто мы ищем в произведениях искусства прошлого созвучия с нашим временем или вневременной универсальности сюжета и героев. Но часто мы, напротив, ищем компенсаторного начала, чего-то, что мы утеряли и находим в прошлом. Один из таких «утерянных» современной цивилизацией феноменов, согласно Э. Фромму – это умение сосредоточиться. В своем известном сочинении о любви Э. Фромм утверждает, что уметь сосредоточиться – значит уметь быть наедине с самим собой – и именно без этого не может быть умения любить. Путник, идущий по зимнему пути одинок, и в этом одиночестве он замечает вещи, которые бы вряд ли остановили его внимание, будь он в обществе возлюбленной или в компании друзей. Взгляд подмечает мельчайшие детали окружающей природы, жизни и окрашивает их в грустные тона разлуки. Умение видеть весь мир в малом вообще было характерно для романтиков. Существование наедине с природой, вне общества с его социальными нормами и требованием преодоления любовной тоски как состояния, неподобающему полноценному маскулинному субъекту, становится жизненной необходимостью для героя. «Как ни странно, но умение быть одному, – пишет Э. Фромм, – является условием способности любить. Всякий, кто попробует побыть наедине с самим собой, поймет, как это трудно. Он начнет испытывать нетерпение, беспокойство и даже сильно тревожиться». Для современного человека, живущего в эпоху интенсивной информатизации и превалирования сетевых коммуникаций это «бытие-с-собой» практически невозможно, а, следуя мысли Фромма, уменьшается и его способность любить. Тем не менее, внутренняя потребность ухода к себе, погружения в свое Я – и таким образом и в Я любимого существует, и ее осуществление в музыкально-поэтическом цикле дает публике почувствовать сопричастность тому, чего (пост)современный человек практически лишен. Он находится в парадоксальной ситуации одиночества в толпе, одиночества в пространстве интенсивных коммуникаций. Проблема одиночества, как полагают современные исследователи, «… будет лишь усиливаться в ситуации ослабевающих социальных связей и усиливающейся атомарности общества в постиндустриальной цивилизации, с одной стороны, и стремления сохранить собственную идентичность в условиях всепроникающего агрессивного информационного поля, с другой». (Чукуров А. Ю. Тема одиночества в художественной культуре стран Северной Европы: особенности репрезентации. [Текст] / Мир культуры и культурология. Альманах научно-образовательного культурологического общества России. Вып.11, СПб, 2012. – С. 248) Одиночество, которое в течение долгого времени рассматривалось в культуре как несчастье, в наше время приобретает черты желанного, в котором есть время задуматься о своей судьбе и о проблемах окружающего мира. Отсюда стремление к теме одиночества в современной художественной культуре, в особенности именно там, где европейская цивилизация достигла наиболее полного воплощения в формах материального благополучия. Можно возразить, что одиночество героя «Зимнего пути» не является его собственным выбором, оно вынужденное, оно спровоцировано отвергнувшей его возлюбленной. И все же он выбирает путь одиночества, а не путь гедонистических утешений. На этом пути возможно как обретение Себя, так и тотальный уход в небытие, утверждение невозможности существования вне соединения с Другим, и каждому из нас нужно выбрать свой путь к Себе.
