Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания
Исходя из опыта других районов, можно представить себе отношения между камчадалами и ительменами. Камчадалы, видимо, считают ительменов недостаточно цивилизованными и одновременно избалованными помощью государства – ведь у камчадалов никогда не было никаких особых льгот, ни собственных школьных программ, ни денежных пособий. Ительмены, со своей стороны, считают, видимо, камчадалов коллаборационистами, предавшими традицию ради сотрудничества с русскими. При этом, насколько можно судить, между этими двумя группами в реальности нет вообще никаких различий, кроме рудиментарного ительменского языка, который сохраняют «ительмены» западного побережья (только старшее поколение и только в нескольких поселках) и которого не знают камчадалы. Все различия коренятся в самосознании, в исходном самоназвании, которое затем было принято и поддержано государством (об этом см. также: Hancock 2001: 226—232; Sirina 2002): государство отнесло ительменов к «народностям Севера», со всеми вытекающими отсюда последствиями, и не отнесло к ним камчадалов.
Это «приписывание» к народам Севера имеет для исследуемых районов очень большое значение. Включение в официальный «список народностей Севера» означало освобождение от воинской повинности (до 1946 года), давало право на свободный промысел (лов лососевых рыб, отстрел пушного зверя), обеспечивало государственное пособие для детей от детского сада до окончания института (бесплатное содержание, бесплатное питание, бесплатная одежда, бесплатный проезд до места учебы и обратно), предоставляло право на льготное поступление в вузы и т. п. И если в простых ситуациях (например, в прибрежных поселках Восточной Чукотки, населенных эскимосами, приморскими чукчами и приезжими русскими) вопрос о том, кто является и кто не является коренным народом Севера, решался сравнительно просто, то в районах Индигирки, Нижней Колымы, Камчатки или Анадыря такое разделение всегда вызывало обиды и споры. Так, на походчан, чьи предки жили в этих местах с XVII века, не распространялись льготы для коренных народов Севера; не распространялись они и на якутов. Что в этой ситуации делать человеку, у которого в роду есть все – от ссыльных поляков и якутов до эвенов, юкагиров и русских? Естественно, «записываться юкагиром». Как сказала нам жительница Походска в 1993 году в ответ на вопрос о ее национальности, «А какая разница? Если я запишусь юкагиркой – буду получать льготы, а если русской – нет» (ж 45 ПХ).Рассмотренные выше случаи демонстрируют различные варианты взаимоотношений государства и появившихся в результате колонизации групп населения, которые не укладывались в стандартные этнические схемы. Для полноты картины необходимо упомянуть еще один способ решения Российским государством этнической проблемы на колонизованной территории Сибири. Речь идет о появлении в XIX веке так называемых креолов – потомков от браков русских промышленников с местными женщинами (прежде всего с алеутскими на Алеутских островах и юге Аляски, а также с эскимосскими на острове Кадьяк. Дети от этих браков, а также все их потомки в соответствии с правилами, принятыми в Российско-американской компании (РАК), получали официальный статус «креолов» [57] (см., например: Wrangell 1980 [839]: 15).
Креолы в Русской Америке были не просто населением, произошедшим от смешанных браков, но и особой социальной категорией. Руководство РАК с конца XVIII века уделяло пристальное внимание формированию креольской прослойки в «колониях»; эта прослойка, по выражению К.Т. Хлебникова, должна была составить «звено в соединении россиян с островитянами» (Русская Америка 1979: 67). В 1821 году креолы специальным правительственным распоряжением («Привилегии» РАК) были выделены в особое сословие, приписываемое к сословию мещан. В этом документе (см. об этом подробнее: Black 1990: 143—144) отмечается, что поводом для принятия такого решения стала достаточно большая численность смешанного населения: в 1821 году, по официальным данным, креолов насчитывалось около 300—180 мужчин и 120 женщин [58] . Собственно говоря, сам факт появления большого числа детей от смешанных браков не был чем-то совершенно неожиданным для властей. В Сибири дети от зарегистрированных браков русских мужчин с местными женщинами считались русскими и числились в сословии отца. Однако, как отмечает С. Люрман (Люрман 2001: 172), на Аляске такая практика не прижилась, поскольку по истечении срока паспорта (как правило, семь лет) отцы детей от смешанных браков обязаны были вернуться в Россию. РАК же было выгодно оставлять детей от этих браков на Аляске, приписав их к особому сословию. [59]
Благодаря своему статусу креолы имели хорошие возможности продвижения по службе. К 1830-м годам они занимали такие должности, как управляющие островами и промыслами, мастеровые, учителя, медицинский персонал, среди них были лица духовного звания. Креолы, остававшиеся в Русской Америке, были освобождены от государственных налогов, податей и повинностей. Они могли получать образование (в том числе в учебных заведениях Европейской части России) за счет компании, однако впоследствии должны были отработать в «колониях» не менее десяти лет. После этого они могли выехать оттуда или остаться на службе в РАК в качестве «вольных» креолов. Уже в первые десятилетия креолы превратились если не в доминирующую группу, то, несомненно, в опору и движущую силу РАК (Федорова 1973; Членов, Крупник 1987: 161). К 1861 году их число увеличилось до 1896 человек (Ляпунова 1987: 118).
После того как был узаконен статус креолов, а затем введено «колониальное гражданство» для промышленников (его получали лица, безупречно прослужившие в компании не менее пятнадцати лет), на территории, подчиненной РАК, этому своего рода государству в государстве [60] , возникли три сословия: промышленники, креолы и алеуты. В данном случае и креолы, и алеуты предстают именно как сословия : по существу все они были разных «разрядов» рабочими РАК, получавшими определенное жалованье. Экономическое положение креолов было несколько менее выгодным, чем промышленников, но значительно более выгодным по сравнению с алеутами [61] . И промышленники, и креолы получали от компании спецодежду, боеприпасы и, главное, пенсию по достижении определенного возраста. После выхода на пенсию компания поселяла их (с предоставлением жилья) в одном из заранее определенных мест (подробнее см.: Agrafena’s Children 1993; Arndt 1996). В данном случае, очевидно, можно говорить об удачном сочетании восприятия креолами себя как отдельной от алеутов (и промышленников) группы, с одной стороны, и административными мерами – с другой. Экономический фактор был «вовремя» добавлен сверху к уже начавшейся складываться снизу этнической структуре. [62]
Следует особо подчеркнуть, что название «алеут» во времена РАК (1799—1867) перестало обозначать собственно группу с соответствующим языком и культурой – ту, которая нам известна из ставшего классикой этнографического описания И.Е. Вениаминова [63] , – но получило гораздо более широкое толкование (Крупник, Членов 1987: 47; Ляпунова 1987: 119). Тот факт, что не только появилась новая социальная прослойка креолов, но и термин «алеут» во времена РАК стал отражать именно социальную категоризацию, подтверждается случаями перехода конкретных алеутов в разряд креолов. Так, Л.С. Блэк упоминает назначение алеута Касьяна Шаяшникова управляющим промыслами на островах Прибылова с одновременным переводом его в креолы (Black 1980: xxvi); точно так же креолы, получив должность, предполагавшую наличие в подчинении русских промышленников, превращались в «нормальных» российских подданных (см. там же пример с креолом Григорием Терентьевым). Отмечены случаи, когда (особенно в начале правления РАК) лица, не имевшие русских предков, учились в России, затем работали на РАК и назывались креолами (Люрман 2001: 179). [64]
«Алеутами» во времена РАК стали не только собственно алеуты (с исходным самоназванием унан’ас / унан’ан ), жившие на Алеутских островах и на юго-западной оконечности полуострова Аляска, но и разнообразные группы коренного населения, попавшие в сферу юрисдикции РАК: современные тихоокеанские эскимосы (коняги и чугачи), небольшая часть эскимосов группы центральный юпик, возможно, и другие. Несмотря на то что научные классификации (в основе которых лежат прежде всего языковые данные) относят конягов и чугачей к эскимосам, сами упомянутые группы до сих пор настаивают на своей алеутской идентичности и используют при этом соответствующее самоназвание. В США такой способ идентификации сегодня учитывается на административном уровне: упомянутые группы официально числятся алеутами. Такая самоидентификация помимо изначальной лояльности по отношению к РАК базируется сегодня на определенных (сходных) формах социальной организации, православной религии (подробнее см.: Black 1992), адаптированных русских культурных традициях (начиная от приготовления определенных блюд и заканчивая русскими именами и фамилиями). Эти традиции сознательно противопоставляются более поздним, «неисконным» – американским. Интересно, что в данном случае отсутствие какого-либо общего «исконного» языка совершенно не смущает современных «алеутов»: языковой признак не играет никакой роли в их самоидентификации (правда, сегодня большинство упомянутых групп говорит преимущественно по-английски, их «коренные» языки исчезают), и вряд ли он когда-то имел какое-либо значение; ср. противоположное мнение в работе (Крупник, Членов 1987: 48). Единственным «общим» языком во времена РАК мог быть русский язык или, скорее, какой-то вариант русского языка, наподобие того, что в креолистике принято называть interlanguage [65] (Golovko 2000 [66] ).
