Эдуард Берзин - Юго-Восточная Азия в XIII – XVI веках
После смерти Рамы Камхенга в 1318 г. Сукотаи довольно быстро пришло в упадок, и малайские полисы снова восстановили свою независимость. На первую половину XIV в., видимо, приходится наибольший расцвет Калаха и Какулаха. К середине столетия, однако, на первое место в Малайе постепенно выходит новый торговый центр — Тумасик (Сингапур), основанный в 1299 г. настоящим или мнимым потомком махараджи Шривиджайи Шри Три Буаном [54, с. 37–38].
Как сообщает малайская хроника «Седжарах Мелаю», «… Сингапур стал большим городом, куда приходили многие чужеземцы, так что слава о городе и его величии разошлась по всему свету» (цит. по [54, с. 38]). В 1349 г. китайский географ Ван Да-юан описывал Тумасик (Сингапур) как крупный торговый порт и не менее крупный пиратский центр, контролировавший Малаккский пролив [280, с. 42].
До середины XIV в. Малайя не испытывала серьезной угрозы извне. В конце 1330-х годов раджа Сингапура без особого труда отразил набег с севера флота тайских феодалов (очевидно, из княжества Ратбури). С востока Малайе также не грозила тогда особая опасность, так как возникшая в конце XIII в. на Яве империя Маджапахит еще не начинала своей экспансии в район проливов. Однако вскоре после визита Ион Баттуты в Какулах долгому процветанию малайских полисов пришел конец.
В 50-х годах XIV в. только что возникшая новая таиландская держава Сиам (Аютия), в отличие от Сукотаи бывшая уже зрелым классовым государством, и Маджапахит почти одновременно вторглись в Малайю. Два феодальных хищника долго терзали страну. В огне этих войн померкла слава Калаха и Какулаха. После Ибн Баттуты уже ни один путешественник больше о них не упоминает. Жестоко пострадал и Тумасик. В 1362 г. император Маджапахита потребовал от Тумасика, где правил раджа Шри Пикром Вира, признать себя вассалом островной империи. Шри Пикром Вира отверг это требование. Тогда маджапахтгские войска взяли город штурмом, разрушили его и перерешали большую часть населения. Тумасик долго не мог оправиться от этого погрома. В 1365 г., согласно яванской поэме «Нагаракертагама», Маджапахит владел всем Малаккским полуостровом вплоть до перешейка Кра. Советский историк В. А. Тюрин, однако, считает, что Прапаньча, автор «Нагаракертагамы», преувеличивает, и Маджапахиту принадлежала только южная часть Малайи; северная часть находилась под властью Сиама [54, с. 38]. В 1389 г. после смерти Махараджи Хайям Вурука позиции Маджапахита сильно ослабли. Сиам, видимо, воспользовался замешательством, вызванным сменой монархов в соперничающей державе, и захватил все маджапахитские владения на полуострове. Во всяком случае, в 1390 г. в Тумасике уже сидел сиамский губернатор.
В том же году на малайской арене появился новый политический деятель, которому предстояло сыграть видную роль в истории этой страны. Этот деятель, судя по его имени — Парамешвара (что означает принц-консорт), был зятем маджапахитского императора Хайям Вурука. В качестве вассального князя он управлял Палембангом до 1389 г., а в этом году, после смерти Хайям Вурука, он поднял восстание против власти Маджапахита. Восстание, однако, вскоре было подавлено войсками империи и 46-летнему Парамешваре пришлось бежать с Суматры с несколькими своими приверженцами и начинать жизнь сначала.
В 1390 г. Парамешвара прибыл в Тумасик. Здесь он был радушно встречен сиамскими властями, которые, очевидно, рассчитывали использовать его в дальнейшей борьбе против Маджапахита в районе Суматры. Парамешвара, однако, не оправдал этих надежд. Уже через восемь дней после прибытия он произвел государственный переворот, убил сиамского губернатора и провозгласил себя князем Тумасика [229, т. II, с. 232]. Такой стремительный ход событий, видимо, объясняется тем, что местное население, тяготясь сиамским господством, предпочло единокровного князя (на обоих берегах Малаккского пролива говорили па малайском языке) чужеземному наместнику.
Тумасик стал, таким образом, первой свободной территорией Малайи в конце XIV в. Парамешвара продержался здесь пять лет, но в 1395 г. войска Сиама и его вассалов нанесли ему поражение и вновь оккупировали Тумасик. После этого Парамешвара с немногими приверженцами вновь бежал в малозаселенный район Малайи на р. Муар. Он еще несколько раз менял место своего лагеря, прежде чем рыбаки-селаты пригласили его обосноваться в маленькой деревушке «Пять островов», которую он переименовал в Малакку [185, с. 108; 229, т. II, с. 233–234].
Глава 10
ЯВА В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIII в. ПЕРЕВОРОТ КЕН АНГРОКА
В начале XIII в. на Яве было расположено два государства. На западе острова находилось королевство Сунда, об истории которого практически ничего не известно, кроме того, что в это время оно еще формально считалось вассалом Суматранской империи Шривиджайи, хотя фактически уже обрело независимость. Центральную и восточную часть Явы занимало государство Кедири, жителями которого были собственно яванцы в строгом смысле этого слова (Сунду населял другой этнос).
В этот период при последнем короле династии Кедири — Кертаджайе (1194–1222) восточнояванское государство находилось в состоянии глубокого кризиса. Храмовое строительство истощило ресурсы страны. Количество продуктов, изымаемых у крестьян, а также государственные трудовые повинности явно превысили допустимую норму. В то же время упадок торговой державы Шривиджайи способствовал переносу центра региональной и межрегиональной торговли с Суматры в порты северной Явы уже во второй половине XII в.
В 1178 г. китайский географ Чжоу Цюй-фей в своем произведении «Лин-вай Дай-да» писал: «Из всех богатых иностранных земель, которые обладают великим множеством драгоценностей и разных товаров, всех превосходит царство Та-ши (арабов) за ним следует Шо-по (Ява), а на третьем месте Сан-фо-ци (Шривиджайя)» (цит. по [104, с. 23]). Но резкое усиление притока заморских товаров, как это обычно бывает в феодальных государствах, вызвало, в свою очередь, рост материальных потребностей яванских феодалов. Чтобы добыть средства на покупку неслыханных ранее предметов роскоши, они еще более усилили налоговое давление на крестьян и ремесленников, что не могло в конечном счете не привести к социальному взрыву. В стране назревала крестьянская война.
Положение в государстве Кедири осложнялось еще подспудной, но ожесточенной внутриклассовой борьбой в среде самих феодалов. Светские феодалы (и в первую очередь центральная власть во главе с королем Кертаджайей) с завистью смотрели на огромные богатства индуистской и буддийской церкви, накопившиеся в течение веков, мечтали прибрать их к рукам. С момента возникновения классового общества на Яве и вплоть до XIII в. большая часть прибавочного продукта, выколачиваемого из крестьян, омертвлялась в виде грандиозного храмового строительства, а также шла на содержание многочисленного духовенства. Теперь такая церковь стала слишком дорогостоящей для яванского государства.
В средневековой яванской хронике «Параратон» этот конфликт нашел отражение в следующей живописной истории. «Волей провидения случилось так, что Его Величество Данг-данг-Гендис (Кертаджайя) заявил духовным владыкам Дахи (Кедири. — Э. Б.): „Священники шиваитского и буддийского культов, почему вы мне не оказываете божеских почестей, ведь я Бхатара Гуру (Шива. — Э. Б.)“. Все священники, которые находились в Кедири, ответили единогласно: „Ваше Величество, никогда еще не бывало, чтобы священник оказывал божеские почести королю“. Так ответили все они. На это Дангданг-Гендис возразил им: „Если этого не бывало до сих пор, это произойдет теперь. Если вы сами до сих пор не увидели мою божественную силу, я вам сейчас ее покажу“. И он поставил копье на землю и уселся на кончике его, сказав: „Глядите, священники, как велико мое чудесное могущество!“ А затем он явился им с четырьмя руками и тремя глазами подобно Бхатаре Гуру. Но священники Дахи и тогда не воздали ему почестей, а оказали ему сопротивление и бежали в Тумапель, чтобы поступить на службу к Ангроку» (цит. по [246, т. II, с. 91]).
Западные историографы не смогли разобраться в сути этого конфликта. Даже такой маститый голландский историк, как Б. Схрике, ограничился замечанием, что если подобный конфликт вообще имел место в действительности, то это свидетельствует только о том, что Кертаджайя был душевнобольной, страдал мегаломанией [246, т. II, с. 92]. На самом деле, Кертаджайя, конечно, был вполне нормален. Его экстравагантное, по понятиям даже того времени, требование имело отчетливую материальную цель. Став главой обеих яванских церквей, он получил бы возможность распоряжаться их богатствами и тем укрепить свою слабеющую власть.
Так же совершенно не понятна осталась для западных и индонезийских историков социальная роль, которую сыграл упомянутый Кен Ангрок, сменивший Кертаджайю на восточно-яванском троне. Только один современный индонезийский историк Сламетмульоно с некоторым удивлением отмечает, что «… приход простолюдина к власти можно считать великой революцией в древней истории любой страны, а в особенности на Яве, где аристократия господствовала в течение многих веков. Идея, что только аристократ или член королевской семьи может управлять страной, была основополагающей в древнеяванском обществе. Революционное событие — приход Кен Ангрока к власти было совершенно немыслимым в глазах древнеяванского общества» [249, с. 7]. Но на этом месте Сламетмульоно останавливается и не пытается идти дальше — понять, почему это «немыслимое» все-таки произошло.
