Кристофер Райт - ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета
Народ же, который был прежде моим,
восстал как враг…
Жен народа моего вы изгоняете
из приятных домов их;
у детей их вы навсегда
отнимаете украшение мое.
(Mux. 2, 8–9)Экономическая эксплуатация — это нравственное зло, которое можно осудить на том основании, что все люди одинаково созданы Богом (о чем говорится в Притч. 14, 31; 17, 5). Но когда эксплуататор и его жертва — члены одного народа Божьего, и когда средства эксплуатации — высший дар Бога своему народу, тогда зло проявляется «во всей своей красе», и верность пророческих обвинений становится очевидной.
Земля — собственность Бога
Циник может испытывать соблазн сбросить со счетов пророческое осуждение, говоря, что если земля подарена Израилю, то народ волен делать с ней все, что захочет, и даже злоупотреблять этим. На это можно дать два ответа.
Дарственная завета
Во–первых, недостаточно просто сказать, что Господь даровал землю Израилю, не учитывая контекст дарования, то есть — завет и взаимные обязательства. Земля была основным свидетельством не только верности Господа своему народу, но также обязанностей Израиля перед Господом согласно завету. Гарри Орлински подчеркивает этот тезис (хотя использование им понятия «контракт» в отношении завета вносит некоторые ненужные оттенки).
В соответствии с заветом, который Господь заключил с патриархами, а также с Израилем, каждая из сторон контракта поклялась его исполнять. Бог даровал народу землю Ханаанскую. Однако, это не «нечто, подаренное безвозвратно, что–то, чем можно распорядиться по собственному усмотрению»… Еврейская Библия представляет завет как… вполне правовой и обязательный обмен обязательствами и вознаграждениями для каждой из двух договаривающихся сторон. Если Бог становился божеством исключительно Израиля, если он даровал землю Ханаанскую только ему, то народ, в свою очередь, должен был признавать только Бога и поклоняться только ему, и никакому другому популярному божеству, каким бы могущественным и притягательным оно ни казалось. Это торжественное соглашение Бога и Израиля не было подарком без каких–либо условий как со стороны Бога, так и патриархов или Израиля; наоборот, это был нормальный и обоснованный пример взаимных уступок, принятых для любого контракта, заключаемого сторонами по доброй воле.[66]
Более того, Орлински доказывает, что глагол natan, который обычно переводится «давать», часто имеет более узкое значение «передавать, передавать по договору, передавать права», когда используется со словом земля. Бог передал землю Ханаанскую Израилю как часть псевдоюридического соглашения, заключенного посредством завета с Авраамом и затем с Израилем у Синая. Это был не просто произвольный и безусловный дар, но правомочный акт дарения, составлявший, отныне и впредь, часть всего комплекса их отношений. Следовательно, от Израиля, обладавшего в рамках завета даром, требовалось исполнение обязательств перед дарителем.
Земля Яхве
Во–вторых, акт дарения земли Израиль не мог расценивать как право на ее произвольное использование, потому что земля все еще принадлежала Яхве. Он сохранил высшее право владения и, следовательно, право нравственной власти над тем, как ее использовать. Намек на это божественное обладание землей встречается в одном из самых ранних произведений израильской поэзии — песни Моисея в Исх. 15. В ней восхваляется чудо исхода и предвосхищается приход в землю, которая описана как (в обращении к Богу) «жилище святыни твоей» (Исх. 15, 13), «гора достояния твоего» (Исх. 15, 17) и «место, которое ты сделал жилищем себе, Господи» (Исх. 15, 17). Другими словами, земля Ханаанская, в которую Господь собирался ввести Израиль, уже принадлежала Господу (а не богам живших там народов). Еще одна ранняя поэма упоминает «землю свою и народ свой» (Втор. 32, 43), вновь говоря о Господе как о хозяине земли.
Однако наиболее ясное утверждение о божественном обладании землей встречается в Лев. 25, 23. Там Господь заявляет: «Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у меня». В этом стихе интересно описание отношений израильтян с Господом в связи с землей. Понятие «пришельцы и поселенцы» (gerim wetosabim) обычно относилось к классу людей израильского общества, которые не имели собственной земли, и были либо потомками прежнего ханаанского населения, либо рабочими–эмигрантами. Подобные безземельные люди были полностью зависимы от израильского семейства, которое владело землей и давало им возможность там жить. До тех пор, пока семейство было экономически жизнеспособным, положение таких зависимых людей было безопасным. Но без подобной защиты они становились очень уязвимыми. Именно поэтому в законе часто говорится о добром и справедливом отношении к пришельцам.
В Лев. 25, 23 Господь представляет себя в качестве землевладельца, а израильтян как зависимых от него поселенцев. До тех пор, пока поддерживались их отношения, и предоставлялась его защита, они были в безопасности. Но если они восставали против его власти, он отнимал защиту, и израильтяне должны были быть готовы пожинать последствия: они вновь могли стать безземельными странниками. Вывод был ясен: «Будьте осторожны с тем, что вы делаете на моей земле и как вы с нею обращаетесь». Таким образом, социально–экономический феномен (зависимые работники в израильских семействах) был использован для образного описания богословских отношений (между Израилем как поселенцами и Господом как землевладельцем). Израильтяне обладают землей (они занимают и используют ее); однако земля принадлежит Господу. Следовательно, подобно всем поселенцам, израильтяне были подотчетны своему божественному хозяину, пользуясь его собственностью.
Еще одним способом рассмотреть притязания Бога на землю является сравнительный анализ с другими системами землевладения в некоторых существующих в то время культурах. В доизраильском Ханаане, например, всей землей владел царь, и его подданные жили и возделывали ее в качестве зависимых поселенцев, обычно обложенных тяжелым бременем налогов (ср. описание Самуила в 1 Цар. 8, 11–17). В израильском сообществе человеческая власть, которая могла привести к неравенству и угнетению, была недоступна отдельному человеку или группе людей, и только Бог мог претендовать на нее. Вся земля принадлежит Господу и поэтому только Господь имеет право требовать зависимости своего народа. Под господством человеческого царя–землевладельца народ был угнетаем. Под господством Бога–землевладельца израильтяне жили в свободе и равенстве.[67]
Ответственность израильтян
Равенство искупленных братьев, ныне рабов Божьих, неоднократно подчеркивается в Лев. 25. Если Господь — единственный хозяин земли, тогда ни один израильтянин не может относиться к земле так, будто она принадлежит ему, в том смысле, что он может делать с ней, что заблагорассудится. Он также не мог претендовать на землю другого израильтянина, кроме как по закону наследования и родства. Даже царь — всего лишь поселенец в земле Господа! Царь Ахав всего лишь поселенец, такой же, как крестьянин Навуфей.
Таким образом, выясняется, что концепция земли как божественного дара, с одной стороны, породила список прав народа и каждого человека в отдельности, а с другой — как божественной собственности — породила широкий спектр обязательств. Эти обязательства можно разделить на три категории: обязательства непосредственно перед Богом, обязательства перед своей семьей, обязательства перед ближним. Обязательства пред Богом за землю включали десятину, начатки плодов, прочие законы об урожае и закон о субботе, в той части, что относилась к земле: субботний год, возвращение долговых залогов и юбилейный год. Обязательства перед семьей включали фундаментальный закон неотчуждаемости, то есть землю нельзя было продавать и покупать на коммерческой основе, она оставалась в пределах рода. Этот принцип затем усилился прочими обязательствами перед родством, прямо или косвенно связанными с землей: процедуры выкупа, правила наследования и левиратного брака. Обязательства перед ближним включали массу гражданских законов, касающихся нанесения ущерба или небрежности в отношении собственности, мер предосторожности, уважения к целостности границ, щедрых остатках от жатвы, честном обхождении с наемными рабочими и даже рабочим скотом. Мы рассмотрим некоторые из этих законов и их применение в христианской этике более подробно в пятнадцатой главе.[68]
