Майкл Мойнихэн - Князья Хаоса. Кровавый восход норвежского блэка
Но главнее всего то, что огонь, особенно его разрушительный аспект, вызывает у всех людей инстинктивное влечение. В исследовании 1951 года "Патологическое поджигательство" Льюис и Ярнелл отмечают:
Лишь религия даёт возможность практического выхода врождённой человеческой тяге к огню, которая, согласно Юнгу, находится в нашем подсознании. Независимо от интеллектуального и культурного уровня люди одинаково зачарованно взирают на большие разрушительные пожары. Маленькие дети всегда норовят запалить костёр побольше — это их возбуждает. Разъярённая толпа испытывает наслаждение, Поджигая собственность жертвы её произвола, революционеры поджигают поместья угнетателей, а на войне огонь помогает солдатам выплеснуть разрушительные эмоции. Летчики описывают экстатический трепет, когда подвергнутая бомбёжке, под ними полыхает земля; конечно же, здесь присутствует элемент удовлетворения от свершившегося возмездия, но всё же это ничто иное. как удовлетворение инстинкта.
Обзор клинической литературы позволяет провести параллели между поджигателями церквей в Скандинавии и определёнными категориями пироманьяков. хотя масштабы деяний первых не имеют прецедентов. В общей массе они попадают в категорию тех, кем движет чувство мести. Точки зрения Викернеса и других осуждённых объединяет общее мнение, что их действия являются отместкой за преступления христианства.
Исследование Льюиса и Ярнелла недвусмысленно показывает, что из 457 американских "поджигателей-мстителей" только десять избрали объектом мести церкви. Эта категорию пироманьяков они описывают следующим образом:
Сам пожар является наиболее яркой чертой случаев поджога по причине мести. Сами поджигатели, как правило, — бесцветные фигуры, не выделяющиеся на общем фоне. Женщины редко имеют прямое отношение… Ими движет глубокая обида и они желают конкретной мести. Поэтому в их деяниях отсутствует театральность. Их цель — разрушение. Часто они используют легковоспламеняющиеся жидкости.
Месть является самой распространённой и самой сильной причиной поджогов, которые совершают люди всех возрастов, хотя наибольший процент приходится на возраст между 16-ю и 20-ю годами. Молодёжь иногда собирается и группы для осуществления своих замыслов… но чаще всего поджог совершает одиночка.
В разделе "Групповые поджоги в возрасте старше 16-ти лет" нельзя не заметить сходство описанных авторами случаев с происходившем в Чёрном Круге. Те же общие интересы, вдохновлённые и инициированные харизматическими личностями. В сорока описываемых случаях такого рода:
Большинство составляли подростки 17–18 лет, по большей части действовавших парами. Когда же поджигатели составляли группу числом больше двух, то остальные назывались «зеваками», которые не получали наказания или ограничивались условными сроками. В некоторых случаях большие группы недалёких исполнителей находились под влиянием непререкаемого авторитета вожака.
Впрочем, стоит отметить, что подобное поведение присуще любой подростковой группе, занимающейся противоправной деятельностью.
Никто из небольшого числа поджигателей церквей, описанных в книге Льюиса и Ярнелла, не назвал свои мотивы идеологическими. Один из них утверждал: "Я не могу назвать причин, побудивших меня сделать это, я просто пошёл и сделал это. Я не выбирал католические церкви потому, что Я ненавидел католиков. Просто в них было легче всего проникнуть". Однако, последовавшее рассмотрение причин позволило сделать вывод, что этот 17-ти летний юноша выбирал определённые церкви в качестве символического протеста против своего отца, который, будучи набожным католиком, уделял "сыну божьему" куда больше внимания, чем своему собственному чаду.
Термин «пиромания» определяет стремление поджигать только для получения удовлетворения. В "Патологическом поджигательстве" описывается один интригующий случай 20-летнего пироманьяка, который поджёг церковь, в которой в молодости был служкой:
После утренней службы он открыл окно подвала, через которое и проник в церковь вечером того же дня. Первая зажжённая им спичка потухла. "У меня появилось какое-то чувство, но что-то одновременно заставило меня зажечь вторую, что я и сделал. Я не думал о том, что будет дальше. Когда я вошёл в затемнённую комнату, я был несказанно возбуждён. Там было так красиво и я подумал, что можно ведь сделать ещё красивее, и что если я разведу огонь, то зданию ничего не будет, но оно наверняка станет ещё прекраснее, чем когда-либо. Я шёл дальше и от каждого шага получал всё больше и больше удовольствия. После того, как я совершил поджог, я почувствовал себя иным человеком.
Он же добавил позже: "Я словно раздвоился, когда зашёл в комнату певчих. Я был переполнен великой радостью. Я думал, что вся эта красота должна быть уничтожена. Она должна быть раз рушена, дабы во плотиться в еще большей красоте".
Хотя сантименты этого пироманьяка чём-то сходятся высказываниям некоторых норвежских поджигателей находивших эстетическое удовлетворение от созерцания горящих церквей, было бы неверным помещать их в одну и ту же категорию. Согласно теории Вильгельма Штекеля, описанной в "Странностях поведения", настоящего пироманьяка на поджог толкает сексуальный импульс. Он верит в то, что "пробуждённая и неудовлетворённая сексуальность заставляет человека искать символическое разрешение конфликта между инстинктом и реальностью" и в качестве одного из крайних проявлений он называет пироманию. Далее Штекель отмечает:
Но в случае с пироманией мы имеем ещё одну детерминанту (помимо сексуального побуждения) — мщение. Поджог — это акт ненависти. Это выражение деструктивных тенденций. Любовь созидательна, ненависть разрушительна. Но всегда остаётся вопрос — против кого направлена ненависть? На нанимателей или владельца собственности? Это должно быть выяснено в каждом случае. Некоторые поджоги направлены конкретно против какого-то человека, они — выражение мести за неразделённую любовь или другие чувства, которые пироманьяк питает к своей семье, родителям и т. д. Они должны увидеть, к чему приводит недостаток сердечности в их отношениях. Они виноваты во всём.
Варг Викернес часто заявлял, что обвиняет христианскую церковь в уничтожении всего, что было прекрасного в истинной норвежской культуре, естественно, относящегося к языческой эпохе. Он рассматривает волну поджогов как органичное, инстинктивное революционное восстание против инородного христианства и полагает, что его музыкальный проект Burzum является ни больше ни меньше оружием в этой борьбе. Интересно отметить, что сам же он называет Burzum "мечтой, не имеющей ничего общего с действительностью. Он призван пробуждать фантазию смертных, чтобы они начали мечтать". В свете подобных высказываний Викернеса особенно интересно выглядит следующее наблюдение Штекеля:
Мы также должны не упускать из виду, что пироманьяки, как правило… придают большое значение своим мечтаниям и, не задумываясь, дают выход эмоциям самого различного происхождения через поджог. Они слышат голос своей собственной крови, который превращается в голос внутренний.
Штекель связывает свои выводы о пиромании с садизмом и жестокостью. В то время как Викернес и другие осуждённые по поджогам называли самые различные причины своих деяний, никто из них не выказал ни малейшего сожаления и сочувствия к страданиям священников, прихожан и просто местных жителей. Во время своего первого ареста по подозрению в поджогах Викернес сделал целый ряд злорадных и садистских комментариев в газетах и журналах в полном соответствии с ранней идеологией блэка — распространение «зла» и боли. Обсуждая открытия психолога Айвена Блоха, Штекель обобщает их:
В своих попытках объяснить склонность к пиромании. Блох предполагает, что за ней лежат садистские побуждения и сексуально оттенённая тенденция к разрушению. Он указывает, что красный цвет играет огромную роль в сексуальной жизни. Мысль о тёмно-красном пламени пробуждает те же чувства, что и вид краснеющего тела при флагелляции или пролитии крови с садистскими намерениями.
Даже признавая, что сексуальные и насильственные побуждения могут быть важными факторами при рассмотрении пиромании, психолог Штекель подходит к проблеме собственно преступления с иных позиций, нежели полицейский или пожарный. Его отношение к поджигателям сильно отличается от мнений, бытовавших во времена, когда им отсекали руки или изгоняли из общины. Штекель так говорит о пироманьяке:
Является ли он преступником? Является ли его поджог преступлением, требующим наказания? Мой ответ в обоих случаях безусловно отрицательный. Все, кто прочёл моё исследование полностью, должны осознать, что за поджогом не стоит криминальный мотив. Желательно, чтобы в этих случаях проводилось тщательное медицинское расследование. В этом случае будет наглядно показано, что многие из этих преступлений являются лишь побочными эффектами неправильного воспитания или зловещего окружения.
