Петр Гуляр - Забытое королевство
Один из ярчайших примеров такого трюкачества я вспоминаю до сих пор. Однажды ко мне обратился влиятельный господин, называвший себя отставным генералом. Он владел элегантной усадьбой у реки Лицзян на противоположном берегу от лавки г-жи Ли. По его словам, он был наслышан о моей «восхитительной, потрясающей работе» и горел желанием помочь мне расширить поле моей деятельности. Несколько его друзей решили основать маслодавильный кооператив, и для запуска дела им не хватало только небольшой ссуды. Правила этикета строго запрещали отказывать напрямую, так что мне пришлось дать согласие. Мой гость сообщил, что потенциальные кооператоры будут ждать меня у него дома завтра около полудня. Я со всей возможной сердечностью заверил его, что буду с нетерпением ждать этой многообещающей встречи.
В назначенное время я пришел в усадьбу вместе со своим верным помощником У Сянем. Я был неприятно удивлен видом накрытого стола с едой и вином, поскольку всегда заранее предупреждал, что не совмещаю деловые переговоры с угощением. В комнате сидели восемь пожилых, весьма хорошо одетых господ с дымящимися длинными трубками. Вид у них был аристократический и хрупкий, а ногти — длинные и желтые.
— В жизни не видел такого выдающегося сборища старых курильщиков опиума, — успел я шепнуть У Сяню.
Я поклонился; старики поднялись и поклонились в ответ. Мне пришлось отпить глоток вина и угоститься пирогом. Затем мы перешли к делу. С изысканным выговором и множеством высокопарных оборотов почтенные старцы официально изъявили мне свое желание основать в деревне поблизости от Лицзяна маслодавильный кооператив. Практически все необходимое — прессы, запасы рапсового семени и так далее — уже имелось. Для запуска предприятия недоставало одного: денег. Старики просили о крайне скромной, по их мнению, ссуде в тридцать — сорок тысяч серебряных долларов. Я оглянулся вокруг и взял себя в руки.
— Господа, вы хотите сказать, что будете собственноручно давить масло? — с сомнением воскликнул я.
Идея эта показалась старцам настолько обидной, что они затряслись от возмущения.
— Как можно, сэр! — воскликнул их представитель. — Конечно же нет! Этим займутся рабочие — у нас их достаточно.
Я выдержал очень длинную паузу, медленно попивая вино. Затем степенно, с крайней учтивостью сказал:
— Господа! Идея создания такого ценного кооперативного предприятия достойна всяческой похвалы. — Я снова сделал паузу и продолжил: — Меня несколько смущает размер запрошенной вами суммы. Мы никогда не даем банку добро на ссуды такой величины, не получив предварительно согласия от нашей штаб-квартиры в Чункине, а то и лично от доктора Куна.
Старики с уважением выслушали мою речь. Упоминание имени высокопоставленного чиновника произвело на них большое впечатление.
— Я немедленно сообщу о вашей заявке в штаб-квартиру. Как только получу ответ, буду рад сообщить вам о результате, — сказал я и поклонился. Мы чинно покинули комнату.
На самом деле я, конечно, не беспокоил Чункин подобными запросами. Это был не более чем один из вежливых способов сказать «нет». Не думаю, что старцы ожидали от меня положительного ответа. Они сознавали, что я вижу их уловки насквозь, но исходили из того, что попытка не пытка. Вряд ли они затаили недовольство: здесь шла игра с понятными правилами — кто кого перехитрит. Первый раунд они проиграли, но еще надеялись взять свое в следующем.
Когда я впервые приехал в Лицзян, в городе был всего один банк, и притом совсем небольшой. Назывался он «Кооперативная касса провинции Юньнань». Поскольку никаких кооперативов до моего приезда в городе не было, финансировать банку было нечего, а потому казна его чаще всего пустовала. Стоимость денежного перевода из Куньмина в Лицзян составляла по меньшей мере десять процентов от суммы, а терять десять долларов на каждую сотню никто не хотел. Более того, поскольку в Лицзяне ходили исключительно серебряные доллары, проблема перевозки и хранения фондов стояла крайне остро. Люди либо перевозили деньги в собственном багаже или с караваном, либо — если у них имелись связи — перечисляли их через местных купцов в Куньмине и Лицзяне, у которых серебро всегда имелось в избытке. (Всякий раз, когда я упоминаю о «долларах», я имею в виду серебряные панкаи, а не бумажную валюту.) Таким образом, ссуда в три-дцать тысяч долларов, о которой просили мудрые старцы, потребовала бы довольно большого каравана — для перевозки таких денег нужно было по меньшей мере тридцать лошадей, не говоря уж о небольшой армии, какую пришлось бы нанять для сопровождения груза из Сягуаня. Разбойники были не дураки и располагали собственными источниками информации. Чтобы не упустить такой куш, они вызвали бы на подмогу всех своих друзей и знакомых.
Хранение столь драгоценного груза в жилых комнатах деревянной усадьбы, без какого бы то ни было сейфа, также представляло проблему. Лицзян несколько раз грабили крупные банды, а несколько сот местных полицейских не могли им по-настоящему противостоять. Именно по этой причине в кооперативной кассе хранилось совсем небольшое количество денег, а местные купцы старались держать у себя минимальный запас серебра. Таким образом, наличные деньги в Лицзяне всегда были в дефиците, а покупательная способность доллара была невероятно высокой. Ссуды облагались огромными процентами: ставка в десять процентов в месяц считалась вполне разумной, так что ссуды под 4,5–5 процентов, которые предлагала кооперативная касса, считались крайне дешевыми и пользовались огромным спросом.
Поскольку я привез с собой совсем небольшую сумму в серебре, а других банков, кроме кооперативной кассы, в городе не было, в нашей куньминской штаб-квартире, вероятно, бытовало мнение, что недостаток наличности станет серьезным камнем преткновения в развитии моих промышленных кооперативов, даже если мне удастся развернуть деятельность в Лицзяне. Но там не учли, насколько хорошими связями я обладал в штаб-квартире «Кооперативной кассы провинции Юньнань» и в ряде других банков провинции. К примеру, первый основанный с моей помощью шерстопрядильный и ткацкий кооператив получил ссуду от кооперативной кассы уже через две недели после учредительного собрания. Другие кооперативы также получали ссуды вскоре после основания, хотя размеры этих ссуд были очень малы не только по европейским стандартам, но и по меркам таких мест, как Куньмин или Чункин, где все цены были завышены. Размер первой ссуды составил всего триста долларов, а последующих — от двухсот до пятисот долларов, причем все они давались не более чем на год. Кооперативы не тратили деньги на заработную плату и прочие бесполезные вещи — их члены жили в собственных домах, питались продуктами с собственных полей и работали безо всяких зарплат и жалований. Вознаграждение они получали в конце года, когда доходы кооператива распределялись между участниками в зависимости от вложенного ими труда. На несколько сотен долларов можно было купить немало сырой шерсти, изготовить множество ткацких станков и колесных прялок. Готовые товары расходились, как горячие пирожки, так что заработать в течение года достаточную сумму для выплаты долга было совсем несложно. Я ни разу не столкнулся с задержкой выплат со стороны наси. Чем беднее были должники, тем совестливее и щепетильнее они подходили к своим финансовым обязательствам. То же касалось и личных долгов — ни разу не было случая, чтобы друзья не вернули мне денег.
Удача явно была на моей стороне. Вскоре произошло еще одно событие, значительно упрочившее и закрепившее мое положение и придавшее моей работе дополнительный престиж. Я получил телеграмму из отделения Банка Китая в Куньмине, в которой меня просили встретить работников банка, прилетающих в Лицзян специально арендованным самолетом, чтобы открыть в городе филиал, и оказать им всяческую помощь. Это была воистину замечательная новость. В этой связи нельзя не упомянуть о том, что генеральный управляющий банком в Куньмине был моим приятелем; кроме того, я был близко знаком с генеральным секретарем штаб-квартиры банка в Чункине. Я сразу же подыскал небольшой храм, где можно было разместить сотрудников банка сразу после прибытия, а затем помог им арендовать хороший дом в исключительное пользование, что в Лицзяне было совсем не просто. Куньминский и чункинский филиалы были мне весьма благодарны и дали полную свободу в получении ссуд для моих кооперативов под невероятно низкий процент — всего 3,5 процента в месяц. К несчастью для банка, однако, все ссуды выдавались исключительно в бумажной валюте, которую получатели могли при желании сами обменять либо на сырье, либо на серебряные доллары. Поскольку бумажный доллар месяц от месяца девальвировал все сильнее, кооперативы, едва встав на ноги, без труда выплачивали даже самые крупные ссуды. Они получали колоссальную прибыль, поскольку к концу года им зачастую приходилось возвращать менее половины от изначальной ссуды. На благосостоянии отдельно взятого филиала это не особенно сказывалось — в конечном итоге филиал следовал правилам, общим для всех банков страны. Речь шла о катастрофе государственного масштаба, с которой не в силах было справиться даже правительство. Стойко держался только серебряный доллар, и пока он оставался в обращении, жизнь в Лицзяне была стабильной и дешевой.
