Юрий Доманский - "Тексты смерти" русского рока
Непосредственно из позитивных душевных качеств вытекает неприспособленность Майка к законам коммерческого существования, в чем многим видится его невостребованность в последние годы жизни: «Майк остался едва ли не единственным королем эпохи андеграунда, так и не попавшим в сети нового русского шоу-бизнеса. Как и Башлачев, Майк всем своим строем был человеком социализма. Приставка “бизнес” к его песням и его голосу ну никак не подходит» (245) (А. Липницкий); «Невозможно представить себе Майка, преуспевающего в мире шоу-бизнеса. Карьера, как таковая, в любой области, включая музыкальную — это уже на Майк. Выражусь языком политической экономии, которую Майк наверняка проходил: “Налицо абсолютное противоречие между интимно-частным характером деятельности Майка и внелично-анонимным характером поп-индустрии”» (249) (Василий Соловьев); «Майк — не стадионный человек стопроцентно и Майк не подпольный человек» (80) (Б. Гребенщиков); Паша Краев, отвечая на вопрос корреспондента по поводу компромисса с шоу-бизнесом, говорит, что Майк «не стал существовать в этом качестве» (131).
Вместе с тем, именно Майк многими оценивается как учитель, выведший «в люди» целую плеяду русских рокеров, например, Виктора Цоя («пытался помочь юным “Гарину и Гиперболоидам”. Кстати, именно Майк повел Витю домой к Борису Борисовичу» (269) (Н. Науменко)). И другие музыканты считали Майка своим учителем — Паша Краев в интервью говорит: «Для нас он всегда был учителем, учителем рок-н-ролла <…> Он же — хранитель традиции <…> Я у него даже манеру говорить на какое-то время перенял <…> Все мы у него учились <…> Половину этих коллег он сам воспитал — и Цоя, и “Секрет” <…> он хранитель традиций и жизненных, и музыкальных. И вклад его состоит в воспитательном воздействии его музыки. Опять-таки и Цой, и Кинчев, и толпа других музыкантов» (130, 133). «Многие из них, — пишет В. Гаврилов, — справедливо считают Майка своим учителем, другие так не считают, но в своих песнях в той или иной форме используют найденные Майком рецепты. Продолжателей и эпигонов у “Зоопарка” хватает, и его влияние на весь русский рок не ослабевает».[310] Даже московская школа рока ориентировалась на питерца Майка. Артем Троицкий отметил: «Что касается Майка, то его песни оказали большое, если не решающее влияние на довольно широкий спектр московских музыкантов. Я слышал совершенно восторженные отзывы о нем, например, со стороны Кузьмина. Кузьмин в те годы был достаточно передовым музыкантом и у него была хорошая группа, так вот он находился под огромным влиянием Майка и считал его просто своим кумиром. Точно так же, единственный, о ком отзывался с уважением Вася Шумов (а он не любил Питер вообще), был Майк. Мне трудно судить, в какой степени песни Майка повлияли на творчество Кузьмина, Шумова или Мамонова, но то, что повлияли, это точно» (232). Однако Майк оказывал влияние своим творчеством не только на музыкантов. Б. Гребенщиков отмечает, что именно Майк «сформировал сознание миллионов людей» «если не для Петербурга, то, по крайней мере, для всех провинций, начиная с Москвы» (79). Лена Никитина в уже упоминавшейся газетной заметке с детской непосредственностью воспроизвела сему учитель, обозначив ее мифологическую природу: «Когда говорят, что половину питерских групп испортил БГ, почему-то никогда не вспоминают, кто “испортил”, или, по крайней мере, оказал большое влияние на вторую половину рок-команд <…> Виктор Цой <…> проверял свои песни, показывая их именно Майку <…> Майка уважали даже среди панков — в тусовке “Свина” и АУ. Я думаю, что все это очень хорошо характеризует Майка».[311] Безусловно, что сема учитель напрямую соотносится с уже отмеченными нами семами классик и законодатель традиции.
Но эта сема нарочито вытеснялась другой, еще более частотной и, пожалуй, основополагающей — семой рок-звезда, которая является центральной в автобиографическом мифе Майка как на уровне поведенческой модели, так и в творчестве, где самым явным показателем ее присутствия следует признать опубликованный в 1996-м году «Рассказ без названия». В нем М. Науменко моделирует ситуацию из жизни рок-звезды, воссоздает будни звезды рок-н-ролла. Но не такими, какими они были на самом деле, а вымышленными — такими, какими должны бы были быть в нормальном обществе. Не случайно этот рассказ может быть рассмотрен как мечта музыканта, как создание им легенды о себе самом, о том, как должна проходить его жизнь. В этом рассказе Науменко, по сути, прибегает к приему постмодернистской эстетики, который можно назвать «реальность невероятного». Похожую модель предлагает и земляк Майка Михаил Берг, который заметил о своем романе «Момемуры»: «Я переворачивал ситуацию, делал блестящих, талантливых, с моей точки зрения, писателей и поэтов, живших в невероятной нищете, в убогом быте, людьми совершенно другого качества существования — добившихся литературного успеха».[312] Нам же важно, что своим рассказом Майк создал автобиографический миф, который прочно закрепился в мифе биографическом и вошел в «текст смерти», актуализировав ключевую сему — рок-звезда. Майк сам ощущал такого рода модель применительно к себе, что воплотилось в уже упоминавшемся рассказе, фильме «Буги-вуги каждый день» с участием Науменко и музыкантов «Зоопарка» и в высказываниях Майка. Интересную сентенцию в этой связи находим в интервью Науменко изданию «Литератор» от 24 августа 1990 г. Корреспондент (К. Мурзенко) настаивает на мифологеме рок-звезда, именно на мифологеме: «-Я говорю об ответственности рок-звезды, человека-мифа. А миф, как известно, обязывает» (205). Но сам Майк поначалу пытается эту мифологему применительно к себе редуцировать:
«— Дело в том, что я себя считаю не звездой, а художником.
— А по твоему одно противоречит другому?
— Нет, можно быть художником и звездой, но прежде всего художником — человеком, который просто делает свои произведения» (205). Однако в этом же интервью Майк все-таки соглашается с тем, что он звезда. И не просто соглашается, а пытается дать особое понимание собственной «звездности»: «Знаешь, я себя, честно говоря, немного чувствую звездой, но не такой, как остальные… По-английски это называется “у нас свои люди везде” <…> И конечно, как звезда, я принадлежу своей публике, людям, для которых играю, но все остальное — это уж, извините, мое; как художник, как личность я — это я. И я не строю иллюзий. Все, что мы делаем — шоу-бизнес, индустрия развлечений. Моя работа — развлекать людей. И не вижу в этом ничего плохого» (206). Еще более подчеркивает сему рок-звезда автобиографического мифа воспоминание Владика Шебашова о квартирном концерте летом 1982-го года:
«”У нас в гостях звезда ленинградского панк-рока Михаил Науменко!” — радостно объявлял я в паузах.
— Ну почему же панк-рока, ритм-энд-блюза, скорей, — скромно протестовал Майк. “Звезда” его не задевала» (135). Таким образом, сам Майк в определенной степени активно культивировал имидж рок-звезды, делая эту сему важной составляющей автобиографического мифа, хотя сам «не кайфовал от собственной звездности» (230) (Артем Троицкий).
После же смерти Науменко наиболее последовательным пропагандистом семы рок-звезда майковского мифа выступает Б. Гребенщиков. Приведем обширные выдержки из воспоминаний Гребенщикова, который опирается и на уже упоминавшийся рассказ Науменко: «Один из рассказов Майка, уже довольно известный, опять-таки подтверждает то, что я говорил — у Майка с детства, с юности сложилось определенное понимание, что такое рок-н-ролл, определенное понимание, что значит быть звездой рок-н-ролла, и он с начала и до конца жизни ничем другим никогда не был — он был звездой рок-н-ролла сразу <…> он всегда был и оставался с первой ноты, им записанной, до последнего своего дыхания звездой рок-н-ролла. Абсолютно незамутненной ничем другим — ни координацией с внешним миром, ни какой-то попыткой понимания, что вообще в этом мире происходит, ему на все это было глубоко наплевать. Он жил жизнью звезды рок-н-ролла, он был ею с самого начала. И для него внешняя сторона, по моему глубокому убеждению, не была самоцелью, важен был весь комплекс, все, что входит в понятие звезды рок-н-ролла. Он был идеальным рок-н-ролльщиком <…> он был звездой, а они <музыканты “Зоопарка” — Ю.Д.> были людьми из этого мира. “Зоопарк” в свое время был начинающей группой, а Майк никогда не был в стадии старта, когда он написал свою первую песню, он уже не был в стадии старта, он уже был, он должен был уже быть, по собственным ощущениям, на первых полосах всех газет. А то, что его там не было — по этому поводу, кажется, он не комплексовал, потому что он был рок-звездой в своей душе <…> А интерес к жизни — был ли он у него вообще? Вообще, у героя рок-н-ролла интерес к жизни в общем-то и не предполагается. Герой рок-н-ролла живет в принципиально другой среде, к жизни имеющей чрезвычайно малое отношение — он жизнь видит, когда идет от студии до лимузина и от лимузина до какого-нибудь ночного бара. На этом жизнь заканчивается. То есть с жизнью соприкосновения нет и быть не может никакого. А то, что он говорил в интервью, что кроме рок-н-ролла у него еще есть чем заняться, и жизнь на рок-н-ролле не кончается, то, мне кажется, что это слова <…> Будучи Героем, он с самого начала дал такой угол жизни, свой, показал, как на самом деле все должно быть. Своим рассказом, в том числе, который как-то приоткрыл завесу в его внутренний мир — вот как все должно быть на самом деле <…> А на сцене, сколько я помню, он всегда чувствовал себя очень на месте, так, как надо, на сцене он был самим собой <…> Один музыкант сказал: “Рок-н-ролл — это отношение. Совсем не обязательно быть лучшим в мире гитаристом”. У Майка, как раз, именно это и было — какое имеет значение, кто как играет на гитаре, главное — отношение. И отношение из воображаемой звезды сделало его настоящей звездой» (77–84). Рок-звездой называют Майка и другие крупные деятели питерского рока, например, Андрей Бурлака и Евгений Федоров. Москвич Андрей Макаревич назвал Майка «самый наш рок-н-ролльный рок-н-ролльщик» (237). (Кстати, Макаревич выразил эту сторону майковского биографического мифа и непосредственно в своем творчестве — в песне «До скорого, брат (Памяти Майка Науменко)»:
