Валентин Черный - Русские средневековые сады: опыт классификации
В 1892 г. вышла из печати книга А. Э. Регеля, уже в заглавии которой – «Изящное садоводство и художественные сады»[17] – проявилось стремление исследователя обратиться к оценке декоративных качеств садов. В работе отражаются два аспекта темы – исторический очерк и практические рекомендации по разведению садов. Сравнительно небольшая часть издания посвящена древнерусскому садоводству. Автор оперирует в основном уже известным по ранее опубликованной литературе материалом и выделяется своим истолкованием отдельных явлений и понятий. Так, не обосновывая своей точки зрения, А. Э. Регель по сути дела низводит монастырские декоративные сады до уровня цветников. В свою очередь, монастыри с такого рода садами толкует как «рай-города», упоминания о которых встречаются в древнерусских источниках: «Монастыри впервые начали разводить цветники и руководствуясь примером Библии назвали их раем или рай-городом».[18] Впрочем, такая идентификация монастырей представляется нам слишком прямолинейной.
Обращает на себя внимание и трактовка А. Э. Регелем садов, называемых «красными». К таковым он относит сады, которые считались «потешными» и «отличались особой красотой цветов и насаждений, и, возможно, изящным – т. е. пестрым, узорчатым – убранством. но утилитарной цели. при этом не утратили.».[19] На наш же взгляд, не все «красные сады» признавались современниками «потешными», т. е. созданными для забавы, игры, да и наименование их «красивыми» в данном случае не адекватно передает смысл этого понятия.
Впервые на анализе новгородских средневековых садов остановился В. С. Передольский в особом разделе своей книги о новгородских древностях, опубликованной в 1898 г.[20] Видя своеобразие Новгорода в демократических традициях общественного строя, автор переносит эти установки и на сады, которые, по его убеждению, были здесь не только частными, но и общественными. Не приводя убедительных доказательств, В. С. Передольский утверждал: «В Новгороде, несмотря на всю тесноту построек, сады существовали во времени его самобытия, и были достоянием общим».
Краевед выделяет два общественных сада. Один из них, по его мнению, был на Славне («Рля»), куда «сходились деловые торговые люди и для отдыха, и для беседы». Другой помещается им также на Торговой стороне в районе подворья Хутынского монастыря на том основании, что на Знаменском плане XVII в. на этом месте показана ограда без ворот, окружающая насаждения. Таким образом, в данном случае как бы обосновывается доступность этого сада. «Здесь было. или могло быть буйвище, т. е. древнее кладбище. – пишет В. С. Передольский, – учреждение общественного сада на месте кладбища не противоречит ни древнему, ни современному взгляду на место усопших». Судя по всему, речь здесь идет не о саде, а о церковной территории, которая иногда и определялась словом «буевище».[21]
Как образец частного сада В. С. Передольский рассматривает Варбузьевский (Арзубьевский) сад на Никитине улице, который тоже считается «доступным для всех». Основанием для этого заключения ему служит летописное свидетельство о пожаре 1508 г., когда в Арзубьевский сад, спасаясь от огня, сбежались «мнози же человецы, с женами и детьми и с животы своими», поскольку там «быша кладезь много.».
Похоже, только стремление людей к спасению может объяснить их вторжение на чужую территорию, а не открытость этого сада для всех.
Несмотря на спорность ряда положений В. С. Передольского, использованный в его книге материал представляет любопытные факты, требующие дальнейшего осмысления.
На протяжении первой половины XX столетия можно отметить почти полное отсутствие трудов, посвященных русским средневековым садам. И дело здесь не только в сложной обстановке в стране в эти годы, что стало причиной резкого снижения количества исторических изысканий, но и в иных тематических приоритетах исследований. На смену археологии XIX в. – универсальной науке о древностях – и выросшему на ее основе культурно-историческому подходу к анализу источников приходят исследования, ограниченные рамками отраслевых задач. Материал по древнерусскому садоводству, крайне скудный и разрозненный, не обеспечивает требований научных дисциплин на данном этапе, а время его интегрированного изучения еще не пришло.
В этом плане показательна фундаментальная монография В. Я. Курбатова о садах и парках (1916),[22] в которой автор сокрушается по поводу «чрезвычайно редких и неполных» описаний средневековых насаждений. В этой книге со всей определенностью отрицается художественное значение допетровских садов, хотя и признается их весьма широкое распространение в поместьях высших слоев русского населения.
Очередной этап в разработке интересующей нас темы представляют исследования архитектора С. Н. Палентреер, подготовившей в 1945 г. кандидатскую диссертацию о садах XVII в. в Измайлове,[23] а в 1956 г. опубликовавшей на ее материале фундаментальную статью.[24] Примечательно, что только история о создании образцового дворцового хозяйства в Измайлове в достаточной мере обеспечена источниками, в то время как об обстоятельствах насаждения других русских средневековых садов и их своеобразии известно несравненно меньше.
Наряду с письменными источниками, введенными в научный оборот И. М. Снегиревым и И. Е. Забелиным, С. Н. Палентреер использует планы Измайлова XVII в., которые и стали основой ее исследования. Автор детально разбирает застройку государева двора, расположение островного сада относительно дворца и общую конфигурацию насаждений («.сад, известный в описях XVII века как Островной, имевший форму трапеции»). Правда, как с сожалением отмечено в исследовании, «на планах разбивка этого сада не показана». С. Н. Палентреер также анализирует три чертежа так называемого Виноградного сада, представлявшего сочетание сельскохозяйственных и фруктово-ягодных культур. По определению ученого, «Виноградный сад имел утилитарное назначение, лишь центральный его участок, где были устроены «беседки разными образцами, писаны красками», предназначался для увеселения и отдыха. Исследователь также уделяет внимание Аптекарскому саду, план которого имел форму круга; Просяному саду, который «чрезвычайно интересен своей сохранностью, указанием ассортимента растений и изображением архитектурных деталей». Здесь, в частности, отмечается принцип расположения деревьев (в шахматном порядке), «живая изгородь» из кустов черной и белой смородины, а также деревянная ограда, с пряслами, выкрашенными в красный цвет. Анализ конкретных планов приводит С. Н. Палентреер к подтверждению наблюдения И. Е. Забелина о замкнутости композиции средневековых садов и их «обращению внутрь».[25]
Исследование С. Н. Палентреер имеет и большое практическое значение. С опорой на него в 70-е годы. было проведено обследование ландшафта территории Острова и всего Измайловского лесопарка, разработано технико-экономическое обоснование и эскизный проект реставрации историко-архитектурного заповедника «Измайлово». Информируя об этом в своей краткой обзорной статье (1981), И. Б. Цирпис,[26] один из авторов проекта, обращает внимание на общее планировочное решение местности и художественную организацию основных ее объектов. Композиционной осью созданного ансамбля архитектор справедливо называет долину речки Серебрянки с многочисленными запрудами, вдоль которой размещались сады и хозяйственные дворы, а доминантой – монументальный Покровский собор. Наибольший интерес в данной работе вызывает приложенная к ней реконструкция плана Измайлова и его окрестностей на вторую половину XVII в., представленная в масштабе 1:10000. На этой схеме четко обозначены запруды и пруды, уточнено, по сравнению с планом С. Н. Палентреер, положение садов относительно речки Серебрянки.
В рамках рассмотрения истории застройки Москвы в капитальном труде П. В. Сытина[27] затрагивается и тема садов. Наряду с основной своей задачей – указать местонахождение садов – исследователь стремится оценить и их своеобразие. Учитывая уже вошедшие в научный оборот данные, прежде всего из работ И. Е. Забелина, П. В. Сытин особенно внимательно анализирует планы Москвы XVII в. – так называемые «Петров», «Сигизмундов», чертеж Олеария. В частности, ученый отметил, что «за р. Пресней близ Москвы-реки показан большой сад с садовническими дворами округ (…) близ последнего Пресненского брода —.государев новый сад». Средоточие боярских садов на плане Олеария было зафиксировано в восточной части Китай-города. Похоже, именно планы города убедили автора в повсеместном распространении в Москве плодовых садов, соединенных с огородами. П. В. Сытин не допускает мысли о существовании декоративных садов до XVII столетия: «Декоративные сады появились в этом веке в зачаточном состоянии лишь в Кремле, в селах Покровском и Измайлове, да на Крутицком подворье митрополитов.».
