Ольга Порошенко - Оптимистическая трагедия одиночества
Кто я? Я – человек верующий и совершенно без разницы в кого – в богов, в коммунизм или в себя. Вера дается человеку только один раз и надо прожить с ней так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Все это для того, чтобы выйти за пределы мысли, выстрадать истину и развить свою индивидуальную душу до высот универсального. Как скучно быть «конечным», как хочется стать «бесконечным». Полюбим истину выше причин и следствий, и она сделает нас свободными! Долой «просвещенный разум», да здравствует «неразумная вера»! Что нам терять, кроме оков своих мыслей? Рискнем. Вдруг у нас что-нибудь есть еще? Например, «самость», как у индусов.
Сидит внутри нас «Некто», как Елена Прекрасная в плену у Кощея, и поговорить не с кем и вылезти не может – рациональные путы мешают (не надо путать с «джином из бутылки» капитана Фрейда). «Некто» – это, во-первых, онтологическое основание «моей» индивидуальности, «место встречи» с бытием, которое изменить нельзя; во-вторых, – метафизика присутствия универсального, внесущего/божественного, «точка сборки», мастерская по ремонту «моей» субъективности.
Если попытаться освободить свой ум от цепей прагматизма, то станет ясно, что социологическая проблема самоидентификации оборачивается более фундаментальной проблемой – проблемой самообоснования «моего» «Я», а значит, проблемой моей личной антроподицеи. Кто «он» такой, пусть думает «он» сам. Мне никогда не понять «кто» он/она, если я не пойму «кто» я. Когда мы заглядываем в недра своего «Я», то сфокусировать и удержать взгляд бывает очень трудно. Хочется побыстрее «переключиться», например, на личную жизнь соседей или на политику соседнего самостийного государства. Вариантов огромное количество, несмотря на то, что достаточно часто мы слышим в свой адрес: «на себя-то посмотри», «а ты кто такой?», «что ты собой представляешь – «ноль без палочки». Пора обидеться и найти достойный ответ. Давайте фантазировать, вдруг научная концепция получится?
Наш внутренний мир очень большой, он больше мира внешнего, так как весь внешний мир, или то, что под ним разумеем, мы «охватываем», можем почувствовать: увидеть, потрогать, понюхать и т. д. Это «чужой» для нас мир – мы в нем гости, заходим пообщаться. Сначала ведем себя настороженно, как с любым незнакомцем, постепенно превращаясь либо в друзей, либо во врагов, это уж у кого как сложится. Самые близкие друзья внешнего мира – деятели науки; они все про него знают, «по плечу хлопают», на Луну летают, стволовые клетки пинцетом щупают. Спорить с ними себе дороже. Но, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Где бы мы ни были, что бы ни делали, рано или поздно возвращаемся в свой дом, к себе (за исключением Хайдеггера, он «застрял» в гостях, все говорит и говорит…). Наш «свой» родной (родовой) внутренний мир огромен, бесконечен по сравнению с конечным бытием отдельной человеческой жизни. Почему он такой огромный, кто или что его создало, мы никогда не узнаем, «подобное не познается подобным», поэтому описать его как микроба под микроскопом мы не сможем, здесь нужна иная методология – методология «внутреннего наблюдателя». Человечество изобрело несколько подобных способов – это, в частности, медитация, интуиция или техники «расширения сознания». Но для нас – представителей западной культуры приспособиться к ним очень трудно. Далеко не каждый европеец захочет в дорожных пробках впадать в транс от слога «Ом» или завтракать таблетками LSD. Нам нужно нечто рациональное и технологичное. Мы привыкли жить по «идее», образцу и модели. Мы дети патерналистской культуры. Дайте нам теорию, мы будем по ней жить! Поэтому западный «внутренний наблюдатель» – это трезвомыслящее рефлексивное «Я» – субъект нашей субъективности, объектом для которого является не «внешний», а «внутренний» мир и все, что в нем представлено: Бытие, Бог, Космос, Брахман т. д. и т. п. Внешний мир – это объективация мира внутреннего. Для внешнего мира принцип рефлексии заменен на принцип интерпретации. И сегодня с этим не будет спорить ни один здравомыслящий представитель «университетской публики». Объективаций внутреннего мира человека огромное количество, подобно множественным модусам Атмана. «Объективизированные» модусы внутреннего мира человека представлены во всех сферах человеческой деятельности: науке, культуре, искусстве и пр.
Сознание, разум, инстинкты, экзистенциальные чувства – это только составные части, «пучки и линии» нашей субъективности, внутреннего мира. Субъективность человека – это способность познавать «свой» мир. И почему ругают солипсистов, ведь «мир есть комплекс моих ощущений», не соседки же тети Даши? А это означает, что подобно «тождеству бытия и мышления» или «преднахождению Dasein в мире», в объектах субъективности – Боге, Космосе, Брахмане и пр. есть основания не только для их познания, но и для существования самой человеческой субъективности и даже моей личной. Познать Бога, Космос и Брахман человек может только в рамках своей субъективности, которая предзадана ему и онтологически, и метафизически. Познание внешнего мира вторично (пусть не обижаются господа ученые), об этом говорили и древние («познание самого себя» Сократа), и средние («внутренний человек» Августина), и недавние («жизненный мир» Гуссерля и «герменевтический круг» Дильтея). Только в том случае, когда онтология не превращается в учение о тотально замкнутом бытии сущего, можно ставить вопрос: «в чем смысл бытия-Dasein?». Человек должен понять то, внутри чего он с самого начала находится и это «начало» лежит глубже его «онтологии».
Как только человека ни называли – и «животным», и «канатом», и «моделью», и «неспециализированным существом», а он до сих пор так и не знает какого «роду племени». Предложим и мы свой вариант: человек – это «воронка». Та часть, что пошире – внутри, поуже – снаружи. Воля человека – механизм, который создает вектор движения: из нутра наружу (из сакрального в профаное, например). Пропуская через себя мироздание, каждый из нас выдает свой «фирменный продукт» – собственную личность. Получается, что «Я» делает себя само, без помощи посторонних «Я». Поэтому и ответственность у меня, в первую очередь, перед самим собой, а потом уже перед родителями, родиной и законом. Звучит эгоистически? Скорее, эгологически! Можно посмотреть на ситуации с точки зрения диалектики – если я ответственен перед собой, значит, я свободен по отношению per ex. к родителям, родине и закону. Чем большее бремя ответственности за себя «Я» берет на себя же, тем большую социальную свободу приобретает. Мы не рабы, рабы не мы!
Свободный человек всегда выглядит эстетично. Он мужественен и энергичен, красив и харизматичен. Он всегда в окружении друзей и поклонников, ведь всем известно, как велика тяга людей к прекрасному. Для полного великолепия, а значит, и для предотвращения конфликтов с внешним миром, свободному герою остается лишь приоткрыть завесу над трагическими коллизиями своего внутреннего мира. Вся борьба – муки выбора и страсти любви находятся там. Там он сражается с «демонами» своей души, падает ниц пред божественной любовью, переживает экзистенциальные чувства отчаяния и вины. Все внутри, лишь легкий «флер» этих бурь и трагедий может донестись до «внешнего наблюдателя» и от этого «аромата» полнота эстетической картины «героя нашего времени» дополняется этической составляющей. Красота и Добро едины!
Необходимо заметить, что высот современного романтизма можно достичь только в случае наполнения своего внутреннего мира трагическим содержанием. Это не так легко, как может показаться на первый взгляд. Значительно чаще мы принимаем за истинную трагедию свои «внутренние стенания», окрашенные ярко выраженным мелодраматическим эффектом, которые и «продвигаем» на рынке любителей «мыльных опер». Подобные попытки достигают успеха лишь на отрезке «выкуренной сигареты» или, при более удачно сложившихся обстоятельствах, распитого «священного сосуда». Отрезок времени, равный длительности нашего сочувствия, – это и есть время мелодраматического импульса. Но обеденный перерыв кончился и нам пора в офис или домой к очередному сериалу/ голодному мужу. Мелодраматический импульс – это наши слезы при просмотре майского парада ветеранов на Красной площади, наши улыбки при встрече с румяным карапузом, протягивающим игрушку, наши патриотические чувства при звучании гимна страны перед началом финального матча сборной по хоккею. Мелодрама – это наш стиль общения с окружающими. Трагедия – это наш стиль общения с собой.
«Абсурдность бытия» навсегда оставила нас наедине со своими «ожиданиями», «представлениями» и «желаниями». Замкнутый антропологический универсум – это тот круг тотальности, который, как экскаватор ковшом, «выгреб» все человеческое из мироздания. Этот «ком», состоящий из миллиардов сочетаний событий, чувств, опытов и «практик» представляет собой аутентичное ядро нашей индивидуальности, «вещь-в-себе» субъективности, самость человека. Получается, что если убрать антропологическое из мира, в нем образуется пустота, дыра в мироздании. Может быть, «черные дыры» в космосе – это исчезнувшие антропологические универсумы? Разве не об этом говорит «антропный принцип»? Космос – это сыр, но возникает вопрос: какого он сорта и вида? Проще говоря, много в нем дырок или всего одна? Отказываясь от антропоцентризма, нужно помнить, что человек все-таки обладает субъективностью и как следствие – является субъектом. Онтологическое свойство субъективности позволяет человеку как субъекту «собирать», «субъективировать» все то, что захвачено его «ковшом».
