Мурад Аджи - Сага о Великой Степи
Ради памяти о Великой Степи совершил смелый поступок Владимир Густавович Тизенгаузен, который сумел-таки обойти царскую цензуру и издать два тома материалов по истории Золотой Орды. Это был научный триумф XIX века. Правда, потом советская цензура «убила» второй том уникального труда, изъяв его из научного оборота… Были люди, были ученые! Были. Что тут говорить.
Равных этим гигантам в на уке о Великой Степи я не знаю.
Конечно, Гумилев близко подошел к теме «правдивая история», но не погрузился в нее – не сумел… Вернее, не дали. Чтобы осмыслить Средневековье в России, я штудировал не его, а англичанина Эдуарда Гиббона, лучше которого о той эпохе, пожалуй, не сказал никто. Одолел все семь томов, на которые ополчилась Церковь, они на многое открыли мне глаза – я увидел взаимосвязь событий, их начало и конец в полноценной картине евразийского Времени.
Эдуард Гиббон (1737–1794). Несравненный знаток Средневековья
Вот она, правда, которую не в силах задушить даже Ватикан.
Нет, я все-таки не ученик Гумилева, не его продолжатель, хотя многие читатели и называют меня так. Я есть я, мы жили в разное время. Он работал под мечом цензуры, я – в условиях видимой свободы. Судьба оказалась ко мне благосклоннее, дала больше возможностей, значит, с меня и больший спрос, я обязан был сказать то, что хотел.
Удалось ли это? Судить читателям.
– Откуда такая самоуверенность, а также средства, возможности?
От Неба, Им живу… Ведь все начиналось, как в сказке, написал «Мы – из рода половецкого!», потом «Полынь Половецкого поля». В перестроечной неразберихе издал каждую книгу пятидесятитысячным тиражом, распродал, расплатился с долгами. Стал работать дальше… Мог ли Гумилев сделать подобное? Нет. А у меня получилось, слава Всевышнему.
Денег не прибавилось, но чувство уверенности обрел – людям интересны мои книги, а это уже много. Значит, могу стать профессиональным писателем, если у книг такая мощная поддержка – читатели. Мои читатели! Им, как и мне, после нашего знакомства стало интересно жить, мы с тех пор дышали одним воздухом, сообща познавали неизведанное прошлое в экспедициях, в архивах и в фондах библиотек, куда я приглашал своими книгами, а в ответ получал читательские отклики, в которых со мной делились чувствами, мыслями, догадками, недоумением.
Этот контакт был важен, особенно на первых порах, я им очень дорожу и сейчас, ибо он – оценка моего творчества и одновременно компас, указывающий направление моим мыслям и моей руке. Книги вдохновляли иных читателей на стихи, что особенно трогало сердце.
Можно ли остаться спокойным, получив, например, такое письмо: «Труды Мурада Аджи искренне, всем сердцем воспринимаю, мне радостно, мой дух, мои мысли взлетают к Небесам. Ваши книги написаны поэтическим языком, в них полет, в них масштаб, кипчак вспоминает свой дух, чувствует свой Ийэкут, он един во Вселенной, он везде дома», – эти вдохновляющие слова пришли из Якутии. А эти – из Казахстана: «Я кипчак, хочу сказать от имени моего рода, мы благодарны вам за то, что вы делаете. Ваши книги нужны нам, потерявшим память».
А. И. Куинджи. Степь. Нива
Были многозначительные письма: «Прочитал ваши книги, душой принял их. 30 лет я прожил в степной Украйне, много времени проводил в степи, а вот теперь живу в Ярославле, центре Руси, и который год не нахожу себе места.
Не понимал, что мне не хватает простора и запаха полыни». И такое было, из Баку: «Прочитав ваши книги, я открыл мир заново. Книги поставили точку моим сомнениям и страданиям. Вы написали правдивую историю тюрков. Своим друзьям я теперь дарю ваши книги, считаю, что дороже подарка нет».
Читательская почта рождает вдохновение, делает счастливым. Письма приходят едва ли не каждый день… Что сказать, писать для единомышленников приятно, но и очень трудно.
В каждой новой книге, чем глубже погружался в тему, тем острее чувствовал ответственность за каждое сказанное слово.
Поэтому правило, которому следую безоговорочно, – не лгать, не подстраиваться, не угождать даже себе. Писать правду, приятную и неприятную. Я лишил себя права на оценку фактов, которые беру только из серьезных источников, у меня есть одно право – найти логику и изложить суть дела так, чтобы о ней мог судить читатель. Даже самый предвзятый. На этом моя писательская работа заканчивается, ибо, как известно, логика есть медицина духа.
В книгах избегаю оценок и выводов, не навязываю свое мнение, ухожу от политики и политиков, особенно религиозных. Кажется, удается… Писателю необходима победа над своими желаниями и чувствами. Легко ли дается она? Нет, конечно. Но зато открыто смотрю людям в глаза. По убеждениям я светский человек, как подобает независимому исследователю, но не атеист, и не скрываю это.
Спокойно и уважительно отношусь к любой религии. Без придыхания в голосе, без заискивающего закатывания глаз говорю о христианстве, мусульманстве, буддизме, все они для меня составляют предмет научного интереса. Духовный поиск – это уже другой жанр. Так распорядилась Судьба, назвавшая меня «тюркским писателем» и тем определившая мою духовную жизнь. Пишу книги для моего народа и о моем народе.
Кому не интересно, не читайте.
– Какие открытия находят читатели в ваших громких книгах?
– Самые неожиданные.
Я исхожу из постулата: история России началась не в IX веке, не с Киева, а много раньше. Археологический материал, собранный за последние два века, открывает самые ранние ее следы, они отмечены во 2-м тысячелетии до новой эры, на Древнем Алтае, откуда началось Великое переселение народов на новые, незаселенные еще земли.
Это не мое открытие, это установили Сергей Владимирович Киселев, Сергей Иванович Руденко, Алексей Павлович Окладников, другие советские ученые. Они работали в СССР, и цензоры заставляли их «интерпретировать» результат – что-то недоговаривать, что-то скрывать в угоду политике. Получалась странная смесь правды и лжи, но главное – находки сделаны, опубликованы, по ним вполне можно работать. Но с утроенной осторожностью, постоянно перепроверяя их и себя.
Я никогда не довольствуюсь одним источником. Для объективности необходимо изучить несколько работ; порой противоречащих друг другу в выводах. Как нить Ариадны, тяну и тяну эту бесконечную алтайскую тему. Не открывая, а анализируя открытое. Таков удел географа.
Скажем, археологи установили: древние алтайцы первыми в мире научились плавить железную руду, их жизнь стала полнее – найдены следы металлургических горнов и изделия из чугуна и железа. Факт, от него не отвернуться, его хранит и народный эпос. Анализ этого важнейшего события показал: тогда же алтайцы познали образ Бога Небесного, который посылал на землю железо. Метеориты. То были как бы две стороны одной медали, их фиксируют технология, наскальные изображения, народные предания.
И у меня сама собой родилась мысль: на Древнем Алтае жили не язычники, а основоположники Единобожия. Отсюда их имя – тюрки.
Действительно, на языке древних алтайцев слово «тюрк» имело ряд значений, одно из них – «душа, наполненная Небом»… Именно Небом! Здесь скрыта философия культуры народа, его религия и мораль: в «Небесной предвестнице закона». Я понял это далеко не сразу а лишь когда погрузился в тему, выпустил первые статьи и книги… Нет, что бы ни говорили, а факты – самая упрямая вещь в мире, особенно если они связаны со светлым образом Тенгри. И с географией…
С показа уникальности культуры Алтая началась моя новая работа «Тюрки и мир: сокровенная история». Это уже совсем другая книга, нежели «Полынь…». Ее не одолеть с налета, она требует подготовленного ума – я сам рос, работая над ней. Там все непривычно.
Мир медленно менялся под воздействием культуры Древнего Алтая, он превращался из античного в средневековый.
Если тюрки оседлали коня, изобрели плуг, значит, жизнь их протекала иначе, чем у иных народов планеты, и мне захотелось показать это. То есть показать те тончайшие нити, которыми вышивают узоры жизни. У каждого народа эти узоры свои, они – как метка, поэтому у каждого народа своя культура, своя щедрость, свой достаток.
Алтай – «колыбель» российской истории
Новизна этой книги – в просветительстве, не в назидании. Поэтому, как и другие мои книги, она получила отклик у читателей.
Казалось бы, археология рассказала о далеких веках, дала пищу аналитику. Иные находки можно трогать руками, а историки, зомбированные Яковом Брюсом, не смогли даже свести их воедино и посмотреть на Алтай как на колыбель России. Киев, славяне и IX век их у страивают больше… Гумилев тоже не осмелился настоять на этой теперь очевидной для меня истине. В ней я окончательно укрепился, написав «Тюрки и мир: сокровенная история».
