Надежда Пестрякова - Литературные вечера. 7-11 классы
Но в небе расцветает синий лен…
И смотришь ты, и он тебе вослед
Глядит – не наглядится – как уснуть?!
Куда уходишь ночью ты, поэт,
Ведь днем дороги этой не вернуть?
Уходишь ты слепой походкой сна,
С повадкой зверя, раненного в грудь.
Зовет на водопой тебя весна,
Чтоб мог ты ее горечи глотнуть.
И сирый твой успех, как шерсть, намок.
И кто-то позади следы заплел.
Но ты, других не ведая тревог,
Идешь – и сотни лет уже прошел.
Ложатся буквы лесом рук и тел,
Как скошенная ливнями трава.
Когда ты станешь, как бумага, бел,
Тогда во сне заговорят слова,
Тогда в свой дом вернется поутру
Уже не тень, не силуэт, не звук…
А просто скажут: «Здесь он ко двору.
Достаточно с него дорог и мук».
Третий чтец (читает стихотворение Б. Окуджавы):
Строка из старого стиха слывет ненастоящей:
Она растрачена уже, да и к мольбам глуха.
Мне строчка новая нужна какая-нибудь послаще,
Чтоб начиналось из нее течение стиха.
Текут стихи на белый свет из темени кромешной,
Из всяких горестных сует, из праздников души.
Не извратить бы вещий смысл иной строкой поспешной.
Все остальное при тебе – мужайся и пиши.
Нисходит с неба благодать на кущи и на рощи,
Струится дым из очага, и колея в снегу…
Мне строчка новая нужна какая-нибудь попроще,
А уж потом я сам ее украшу, как смогу.
Текут стихи на белый свет, и нету им замены,
И нет конца у той реки, пока есть белый свет.
Не о победе я молю: победы все надменны,
А об удаче я молю, с которой спроса нет.
Пугает тайною своей ночное бездорожье,
Но избежать той черной мглы, наверно, не дано.
Мне строчка новая нужна какая-нибудь построже,
Чтоб с ней предстать перед тобой мне не было б грешно.
Текут стихи на белый свет рекою голубою
Сквозь золотые берега в серебряную даль.
За каждый крик, за каждый вздох заплачено любовью.
Ее все меньше с каждым днем, и этого не жаль.
Первый чтец (читает стихотворение Д. Самойлова):
Дай выстрадать стихотворенье!
Дай вышагать его! Потом,
Как потрясенное растенье,
Я буду шелестеть листом.
Я только завтра буду мастер,
И только завтра я пойму,
Какое привалило счастье
Глупцу, шуту, бог весть кому.
Большую повесть поколенья
Шептать, нащупывая звук,
Шептать, дрожа от изумленья
И слезы слизывая с губ.
Второй чтец (читает стихотворение М. Лисянского):
Вот книга кончена.
Ей отдана душа,
Как будто обрывается дыханье.
А за душою нету ни гроша,
Чтоб продолжать свое существованье.
Вот книга кончена,
Ее отданы года.
До самого последнего мгновенья…
И кажется:
Я больше никогда
Уже не напишу стихотворенья.
(Звучит музыка. Ф. Шопен. «Ноктюрн»)
Третий чтец (читает стихотворение А. Тарковского):
Я кончил книгу и поставил точку.
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
Пока душа меняла оболочку.
Ведущий :
Выстрадать каждое стихотворение, за каждое слово платить любовью, не жалеть своей любви, своей души – в этом судьба поэта. Помнить о высоком назначении поэзии, не идти на поводу у черни, толпы – эгоистичной, корыстной, равнодушной, ждущей лишь угождения своим вкусам, оставаться независимым, бескорыстным, взыскательным и строгим к себе, мужественно встречать «суд глупца и смех толпы холодной» – в этом судьба поэта. Она всегда нелегкая.
Первый чтец (читает стихотворение А. Пушкина «Поэту»):
Поэт! Не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
Второй чтец (читает стихотворение Д. Мережковского «Поэт»):
Сладок мне венец забвенья темный,
Посреди ликующих глупцов
Я иду отверженный, бездомный
И бедней последних бедняков.
Но душа не хочет примиренья
И не знает, что такое страх;
К людям в ней – великое презренье
И любовь, любовь в моих очах:
Я люблю безумную свободу!
Выше храмов, тюрем и дворцов
Мчится дух мой к дальнему восходу,
В царство ветра, солнца и орлов!
А внизу, меж тем, как призрак темный,
Посреди ликующих глупцов,
Я иду отверженный, бездомный
И бедней последних бедняков.
Третий чтец (читает стихотворение В. Кюхельбекера «Участь русских поэтов»):
Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию:
Для славы и Рылеев был рожден;
Но юноша в свободу был влюблен…
Стянула петля дерзостную выю.
Не он один: другие вслед ему,
Прекрасной обольщенные мечтою,
Пожалися годиной роковою…
Бог дал огонь их сердцу, свет – уму,
Да! Чувства в них восторженны и пылки:
Что ж? Их бросают в черную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки…
Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любовников презренных
Шлет пулю их священному челу;
Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвет,
Чей блещущий перунами полет
Сияньем облил бы страну родную.
(Звучит стихотворение В. Высоцкого «О фатальных датах и цифрах»)
Первый чтец (читает стихотворение Е. Винокурова):
Поэт бывал и нищим, и царем.
Морским бродягой погибал на море.
Ужасным клерком он скрипел пером,
Уныло горбясь заполночь в конторе.
Повешен был за кражу, как Вийон.
Придворный, в треуголке, при параде,
Он фрейлин в ручку чмокал, умилен,
И с песней умирал на баррикаде.
Слепец брел рынком. Гусли. Борода.
По звонким тропам мчался по Кавказу.
Но кем бы ни бывал он, никогда
Ни в чем не изменил себе ни разу.
Ведущий :
Мировая поэзия необыкновенно богата и разнообразна. И у каждого стихотворца своя судьба, свой поэтический голос. Но поэтов разных эпох и поколений, разных стран и народов, поэтических направлений объединяет, наверное, одно: мечта о том, чтобы стихи нашли своего читателя и оставили добрый след в его душе.
Второй чтец :
Великий иранский поэт Х в. Абулькасим Фирдоуси, автор знаменитой поэмы «Шахнаме», которая вот уже тысячу лет восхищает читателей, по праву мог сказать о себе:
Рассыплются стены дворцов расписных
От знойных лучей и дождей проливных,
Но замок из песен, воздвигнутый мной,
Не тронут ни вихри, ни грозы, ни зной.
Я жив, не умру – пусть бегут времена, —
Недаром рассыпал я слов семена.
И каждый, в ком сердце и мысли светлы,
Почтит мою память словами хвалы.
Третий чтец :
Евгений Баратынский в первой половине XIX в. писал:
Мой дар убог, и голос мой не громок,
Но я живу, и на земле мое
Кому-нибудь любезно бытие:
Его найдет далекий мой потомок
В моих стихах: как знать? Душа моя
Окажется с душой его в сношенье,
И как нашел я друга в поколенье,
Читателя найду в потомстве я.
Первый чтец (читает стихотворение Марины Цветаевой «1913 год»):
Моим стихам,
Написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
– Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Второй чтец :
Анна Ахматова, величественная и мудрая, испытавшая за свою долгую жизнь гонения, нужду и мировое признание одновременно, писала:
Из-под каких развалин говорю,
Из-под какого я кричу обвала,
Как в негашеной извести горю
Под сводами зловонного подвала.
Я притворюсь беззвучною зимой
И вечные навек захлопну двери.
И все-таки узнают голос мой.
И все-таки опять ему поверят.
Третий чтец :
Владимир Набоков обращался к будущему читателю:
Ты, светлый житель будущих веков,
Ты, старины любитель, в день урочный
Откроешь антологию стихов,
Забытых незаслуженно, но прочно.
И будешь ты, как шут, одет на вкус
Моей эпохи фрачной и сюртучной.
Облокотись. Прислушайся. Как звучно
Былое время – раковина муз.
Шестнадцать строк, увенчанных овалом
