Анна Павловская - Кухня первобытного человека. Как еда сделала человека разумным
Существовала и эгоистическая подоплека — накормишь ты, накормят и тебя, но чаще всего в своем классическом виде обряд гостеприимства в форме кормления — древнейшее символическое действие единения всего сущего и поддержания мира среди живущих на земле. Не случайно порой гостеприимство шло вразрез с логикой и разумом, когда отдавалось последнее или когда кормление было против воли и желания кормящегося.
Отказ гостя от еды — преступление, грех, беда, причем не меньшие, чем отказ гостю в еде. В шумеро-аккадской мифологии, древнейшей из известных по письменным памятникам, есть характерный эпизод: один из героев мифологии, Адапа, оказывается в чертогах главного шумерского бога неба Ану. Тот предлагает ему хлеб жизни и воду жизни, от которых Адапа из боязни быть отравленным отказывается, теряя таким образом возможность бессмертия, причем не только для себя, но и для всего людского рода, и изгоняется назад на землю.
Христианство поддерживает ту же идею: Господь посылает учеников своих в мир и дает им напутствие — не брать с собой ничего, не сомневаясь, что они будут накормлены и напоены, если будут чтить древнюю традицию: «В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему… В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть… И если придете в какой город и примут вас, ешьте, что вам предложат…» (Лк. 10:4–8).
Два примера из истории русских путешествий по Сибири в начале XIX века. Ф. П. Врангель попал в гости к юкагирам: «Престарелый зажиточный юкагирский старшина Коркин радушно пригласил нас к себе в дом и угостил всем, что только у него было лучшего, т. е. сухой олениной и оленьим жиром, довольно старым и сохраняемым в пузырях. С редким добродушием Коркин безвозмездно угощал таким образом всех проезжающих. При всеобщем недостатке и неизвестности, будут ли еще удачны оленья охота и рыбная ловля, такая щедрость покажется неуместной, даже безрассудной, но в ней-то именно и состоит истинное гостеприимство, равно отличающее народы, живущие от Москвы до Камчатки и от Кавказа до Ледовитого моря. Здесь, особенно между кочующими племенами Сибири, сохранилась еще сия истинно патриархальная добродетель, побуждающая хозяина с редким самоотвержением уступать гостю первое место и лучший кусок»[95].
Сподвижник Ф. П. Врангеля и однокашник А. С. Пушкина по Лицею Ф. Ф. Матюшкин оказался в гостях у чукчей, чье гостеприимство стало значительным испытанием для отважного путешественника: «Леут, один из богатейших и почетнейших старшин, пригласил меня к себе, и я радовался случаю узнать внутреннюю семейную жизнь чукчей, но когда я, по наставлению и примеру гостеприимного хозяина, вполз вышеописанным образом под полог, то проклял свое любопытство. Можно себе представить, какова атмосфера, составленная из густого вонючего дыма китового жира и испарений шести нагих чукчей!.. Окончив, свои занятия, хозяйка принесла в грязной деревянной чашке вареную оленину, без соли (чукчи, как вообще все кочевые народы, не употребляют и не любят соли. — А. П.), и, прибавив к тому порядочную порцию полупротухлого китового жира, ласково пригласила меня закусить. Дрожь пробежала по моему телу при виде такого блюда, но я должен был, чтобы не обидеть хозяина, проглотить несколько кусков оленины. Между тем с невероятным проворством хозяин мой руками набивал себе рот мясом и китовым жиром, превознося ломаным русским языком необыкновенный дар своей жены приготовлять китовый жир так, что он именно получает необходимую приятную степень горечи»[96].
День сегодняшний, Узбекистан. Журналиста и фотографа из журнала «Вокруг света» принимают местные жители: «В Узбекистане есть выражение — „гость важнее отца“. Если учесть, что важнее отца в Узбекистане нет ничего, то эта фраза выводит гостя в ранг совсем уж заоблачный… Ради гостя надо жертвовать всем. Здоровьем, временем, последними деньгами. Главное — показать себя гостю только с самой лучшей стороны. И не принять этого — смертельная обида». Праздники, встречи, приемы и везде угощение: «Если вы на 5 минут зашли в дом, даже по делу, и при этом вы из Москвы и пишете про Узбекистан — без обильной трапезы вас не отпустят. Мы ехали в гости к нашему другу Нуриддину-ака и на секунду заехали к его старшему брату. Секунда длилась и длилась. Потом появились хлеб, плов, зелень. Разговор зашел о предках, об отце Нуриддина-ака, который был учителем в соседней школе. Кончилось тем, что мы должны были поклясться, что приедем ловить рыбу на его речку. Давно стемнело. Но мы знали, что „уйти нельзя — обидите“. Эти слова все время звучали в наших ушах. „Не съесть нельзя. Обидите. Не допить нельзя. Обидите“. А обидеть хозяев — самое страшное оскорбление»[97].
Таким образом, в глубокой первобытной древности складывается один из важнейших принципов человеческого общежития: совместная, разделенная с другими трапеза — это основа мира, продолжения жизни, изобилия, благоденствия. Позже, усложнившись и приняв различные региональные и исторические формы, это явление получило название гостеприимства. «Кормление» стало формой социального общения на самых разных уровнях — семейном, общинном, государственном. Из глубин истории дошел странный парадоксальный принцип — съел что-то, сделал хорошо, отказался, нарушил правила взаимодействия. Поэтому и печка в русской сказке помогает, только если съесть ее пирожок, а яблонька укрывает, если отведать яблочка.
Из каких-то древних представлений о мире от тех времен, когда отказ от совместной еды был страшным оскорблением и мог стать причиной междоусобицы и смертоубийства, дошли до нас такие странные традиции, как потчевание и принудительный характер трапезы. Ограничимся только своим, отечественным примером из недавнего прошлого. Бытописатель славянских обычаев А. В. Терещенко в середине XIX века отмечал доходящее до крайности хлебосольство россиян: «Почти во всей России еще владычествует гостеприимство, особенно между простым сословием и помещиками, которые ничего не щадят для угощения званых и незваных гостей, и хозяева были бы обиженными, если бы их гости мало пили и ели. Таковых обыкновенно просят неотступно и часто заставляют пить и есть противу сил. Сначала просит хозяин, потом хозяйка. Если пирует у них какой-нибудь почетный гость, то употребляют всевозможные попечения, чтобы потчевать его беспрерывно — и это сплошь ведется между поселянами, мещанами и купцами, и, к чести помещиков, еще сохранилась между нами эта прекрасная прадедовская черта. Когда почетный гость уже не в состоянии не только есть, но и пить, тогда хозяин со своей женой и детьми становится пред ним на колени и умоляет его: еще хоть немножко! чего-нибудь! И дотоле все стоят на коленях и кланяются ему в ноги, пока упросят»[98].
6. Еда — дело общественное
Вокруг способов добычи пищи, ее готовки и приема формируется большая часть древнейших обрядов и обычаев. Люди, собиравшиеся для еды за «общим огнем», не могли не выработать совместных правил поведения во время приема пищи. Еда вообще стала отправной точкой для формирования многих правил общественного поведения, повлияла на социальную жизнь первобытного общества. Она повлияла на первое важное деление в древнем человеческом обществе: гендерное.
Мужчина сосредотачивается на охоте и ритуалах, связанных с ее успехом. Ведь в охоте многое зависит от удачи, от случая. Повезло — обеспечили всех мясом на несколько дней. Потом вновь магические обряды, умилостивление духов животных, новая охота. Различные магические действия, связанные с животными, жертвоприношения, подчеркивающие кровную связь охотника и его добычи, — все это стало частью мужской жизни. Возможно, ритуальные трапезы, своего рода пиры древности, знаменующие особенно удачную добычу, готовились мужчинами. Как отголосок этого по сей день считается, что мясо лучше готовят мужчины, чем женщины.
Свободное время между вылазками могло быть отдано изготовлению орудий труда, созданию произведений искусства (особенно если они имели магическое охотничье значение, а судя по рисункам, так оно было). Может быть, поэтому в наскальных рисунках древности мы не встречаем растений, моллюсков, домашних очагов. Только сцены, связанные с охотой. Искусство в древности — мужская прерогатива.
На долю женщин остается системный труд: собирательство, которое, судя по всему, имело свое особое значение для пропитания коллектива, рутинное регулярное приготовление еды, ну и, видимо, то, что впоследствии получило название «домоводство», — заготовка запасов, присмотр за очагом, распределение продуктов питания. Создается своего рода идеальное сочетание: мужчины поставляли важнейшую по своему значению и энергетическому составу мясную пищу, но в случае неудачи были обеспечены приготовленной на огне растительной пищей. Это гармоничное взаимодействие обеспечивало благополучие коллектива, собравшегося у пещерного «домашнего» очага. Мужчина в этом делении предстает как хищник, женщина как трудолюбивая пчелка. Не это ли стало основой последующего развития гендерных отношений в человеческой истории? И создания устойчивых стереотипов при делении на мужское и женское.
