Елена Коровина - Знаем ли мы свои любимые сказки? О том, как Чудо приходит в наши дома. Торжество Праздника, или Время Надежды, Веры и Любви. Книга на все времена
Выходит, необузданный граф все-таки любил Алексея, как и других своих внебрачных детей. Выхлопотал же он им перед смертью дворянские звания…
После смерти отца Алексей, взяв отпуск по службе, уехал из шумного города в село Погорельцы Черниговской губернии, перешедшее к нему по наследству. Название села весьма подходило к его грустной и неустроенной жизни: особых успехов не достиг, ни женой, ни детьми не обзавелся. Не потому ли Алексей охотно принял к себе сестру Анну, которая неудачно вышла замуж и решила разъехаться с мужем – беспутным и легкомысленным графом Константином Толстым.
Сестра Анна приехала не одна, а с крохотным сыном. Ну как чувствовала она свою судьбу, как догадывалась, что защитником ее в жизни станет брат Алексей! Не потому ли при рождении даже назвала сына в честь брата? Так и обосновались теперь два Алексея – большой и малый – в своих Погорельцах.
Мальчик рос. Дядя полностью заменил ему отца. Но ведь ребенок не заменит собеседника мужчине. Алексей скучал, хандрил и все чаще вспоминал «большой город». И не холодный, чопорный Петербург, а хлебосольную, радушную Москву, где он жил вместе с матушкой, когда «еще был Денисьевым». Вспоминался суматошный московский быт, где повседневные заботы мирно уживались со «страшными рассказами про потаенное». Да ведь он и сам видел призрак деда Разумовского в Перове, а когда жил в доме матушки на Ново-Басманной улице, давал ей честное слово не ходить одному вечером к сумрачному, развалившемуся дворцу в Лефортове, некогда принадлежащему сподвижнику Петра I – Францу Лефорту. От рождения то было одно из красивых и примечательных зданий в Москве – по-немецки аккуратно выстроенное и по-русски помпезно отделанное. Но к началу XIX века оно давно представляло собой мрачные руины, и москвичи судачили, крестясь, что там собираются старухи-ведьмы и проводят свои тайные «посиделки».
Тайна и мистика всегда притягивали Перовского. И хотя петербургские литераторы считали, что таинственное и потустороннее «лучше и должно не трогать», Перовский думал иначе. Еще на войне в Дрездене он познакомился с фантастическими сказками Гофмана и был восхищен ими. Недаром он написал:
«Человек имеет особенную склонность ко всему чудесному, выходящему из обыкновенного порядка. Счастлив тот, кто постиг тайную суть вещей. Ибо главное прячется в тайне».
И теперь, в Погорельцах, Перовский начал писать фантастическую повесть «Лафертовская маковница» в гофмановском стиле.
Что означает странное название, которое Перовский дал своей фантастической повести? Спорим,
мало кто ответит?
А ответ прост. Известный район Лефортово москвичи переиначили в Лафертово. Соответственно, лафертовская – там живущая. Ну а маковницей горожане называли торговок вкусными маковыми лепешками – маковниками.
Вот так, вспоминая о Москве в своих Погорельцах, Перовский сочинил историю о бабушке, обожающей своего черного кота и торгующей вкусными маковыми лепешками у Лефортовской заставы. На первый взгляд история выглядела совершенно простой. Вот только потом выяснилось, что старушка-то – ведьма, а кот Мурлыка – оборотень-чиновник в бархатном мундире, возжелавший жениться на бедной девице-красавице, которая конечно же не хочет идти с ним под венец, ибо влюблена в доброго, хоть и почти нищего молодого героя.
Вид Лефортова с восточной стороны в конце XIX столетия
Повесть вышла в начале 1825 года в Петербурге, произведя фурор. Сам Пушкин писал брату:
«Я перечел два раза одним духом всю повесть, теперь только и брежу… Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертывая голову и выгибая спину».
Но даже Пушкин не знал наверняка, кто автор повести. Перовский подписался псевдонимом Антоний Погорельский, по названию имения. Подумал: быть ему истинным погорельцем, коли повесть провалится. Но вышло иначе – «Лафертовская маковница» была принята на ура.
• «Лафертовская маковница» стала первой в России фантастической повестью и положила начало целому направлению русской литературы – фантастической прозе русского романтизма.
• Фантастическая проза была очень популярна в первой половине XIX века. Правда, потом в России возобладал реализм. Но вот истинная фантастика – в ХХ веке невероятная популярность фантастической прозы возобновилась. Не верите? Вспомните хотя бы романы и повести М. Булгакова.
• Вместе с «Лафертовской маковницей» Перовский под псевдонимом Погорельский написал сборник фантастических повестей «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» (1828), между прочим предвосхитивший «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. Гоголя (1831 – 1832).
• Снискала известность и историческая московская легенда Погорельского «Исидор и Анюта» о войне 1812 года, однако имя его обессмертила конечно же «волшебная повесть для детей» – «Черная курица, или Подземные жители» (1829), написанная специально для любимого племянника Алеши Толстого, сына сестры Анны.
…Карету трясло и заносило на ухабах, но Перовский не замечал неудобств. Мысли были об одном – скорее добраться до Петербурга и увидеть десятилетнего Алешу Толстого. Много лет мальчик жил в Погорельцах, но недавно пришлось отдать его на учебу в столичный пансион. Ну а что такое жизнь без семьи вдали от родного дома, Погорельский знал по себе. Когда-то и он был определен в пансион по воле отца. Но, правда, пробыл там недолго – от тоски решился на побег, да неудачно: спрыгнув с забора, сломал ногу. С тех пор так и ходит хромая.
Племянник Алеша тоже сильно тосковал по родным. В одном письме написал, что подружился с… курицей, каждый день носит ей крошки со стола. Как же одиноко, должно быть, мальчику!
Читая его письмо, Перовский вдруг подумал: а что, если Алешина птица (тоже ведь живая душа!) только в нашем мире – курица Чернушка, а в другом, например подземном, – человек в черном камзоле, возможно, даже важный вельможа, например – министр? Во что может вылиться дружба реального мальчика и подземного жителя? Наверное, все миры хотят добра и справедливости, но везде добро разное. Вот и император Николай I, и декабристы хотели добра России, но добро их оказалось несовместимым. И вот вся Россия расколота, ведь чуть не в каждой петербургской семье оказался собственный декабрист или сочувствующий. Но может, волшебная сказка про черную курицу станет вестником примирения, птицей счастья? Общество иногда прислушивается и к литераторам.
Вот так, в дальней дороге, с тяжелыми мыслями, и родилась эта сказка. Когда же ее прочел сам десятилетний Алеша, так даже расплакался. Видно, пожалел сам себя, оторванного от матери и дяди. Еще сказал, что очень уж страшная сцена прощания героя Алеши с подземным министром, когда храбрый министр взмахнул рукой, а под его белым манжетом обнаружились кандалы. Ох уж этот роковой жест руки!..
Напечатанная в 1829 году, «Черная курица» стала первой русской литературной сказкой для детей, любимой юными читателями всех последующих поколений. Но у современных критиков успеха она не имела. Больше того, о сказке постарались особо не говорить. Да и к чему вообще в сказке ссыльные в кандалах?! Эдак и о декабристах опять пойдут речи. В Петербурге еще не забыли, что Мария Волконская, приехав к мужу-декабристу в ссылку и увидев его в кандалах, поцеловала их. И вот в сказке мальчик целует кандалы опального министра. Ну к чему политика в какой-то там «Черной курице»? Зачем вообще в сказки тащить реальные, а то и трагические проблемы жизни?!
Впрочем, вряд ли Перовский-Погорельский, весьма далекий от политики, хотел поместить в сказку реальные политические ассоциации. Ничего не поделаешь: искусство коварно, часто писатель хочет сказать одно, а получается совсем другое. Вот, например, Оноре де Бальзак намеревался в своей «Человеческой комедии» рассказать о великой роли аристократии в истории, а вышло наоборот – романы ясно выявили разложение и вырождение аристократии.
Но что же поражало читателей в сказочной повести Погорельского?
Во-первых, это было вообще самое первое авторское произведение в России, написанное специально для детей. До того публиковались разные альманахи и неподписанные «истории».
Во-вторых, это оказалась двухплановая сказка, где реальный и волшебный мир переплетались неразрывно. Для литературы той поры это был новаторский подход, который русские романтики позаимствовали из произведений немецкого романтизма, особенно из сказок Гофмана.
В-третьих, это была не просто сказка на реальной основе. Но первая городская сказка. Действие происходит в Санкт-Петербурге 1780-х годов (лет сорок назад, пишет автор в конце 1820-х годов) с его прямыми улицами, носящими завораживающе морские названия линий Васильевского острова, с уже возведенным памятником Петру Первому. А это значит, что действие сказки происходит уже после 1782 года, когда Медный всадник, созданный скульптором Этьеном Фальконе, занял свое место на громадном Гром-камне.
