Александр Каждан - Византийская культура
Противоречивая двойственность в положении византийского монарха связана и, может быть, даже обусловлена спецификой структуры господствующего класса империи. Акорпоративизм и эгоистический индивидуализм, присущий византийской элите, приводил к тому, что она не осознавала себя как целое. Византийскую служилую знать объединяла не вассально-ленная система, не иерархическая собственность, не идея общего происхождения, но императорская персона. Император выступал как сверхличное существо, как персонификация служилой знати: он был могуществен, поскольку служил символом могущественного государственного аппарата, и вместе с тем его положение было нестабильным, как положение каждого из вельмож. Византийская знать склонялась перед принципом самодержавной власти, но не перед конкретным государем или конкретным царствующим домом.
Разумеется, внутри византийского чиновничества существовали разнообразные градации, закрепленные пожалованием титулов. В IX—X вв., когда византийская административная система достигает классических форм, были составлены многочисленные тактиконы и клиторологии — специальные руководства, регламентировавшие последовательность должностей и титулов. Особый чиновник — атриклин — должен был следить за соблюдением «табели о рангах», предотвращая местничество и рассаживая чиновников в строгом порядке на императорских приемах или во время трапез во дворце. Однако византийская система градаций титулов существенно отличалась от западноевропейской феодальной иерархии: она не цементировала господствующий класс с помощью устойчивых внутренних связей, но лишь определяла человеку внешние знаки отличия и место в приемном зале. Лестница византийских рангов была подвижной: не только вельможи постоянно передвигались от одного титула к другому, не только существовала возможность покупки титула, но и сами чины имели тенденцию к девальвации, к утрате значения. К тому же реальное влияние чиновника определялось не столько чином, сколько благосклонностью василевса.
Титул считался пожизненным, но не наследственным Пожалование чина рассматривалось как личная акция императора. Конечно, дети вельмож на практике имели больше шансов проникнуть в среду сановной аристократии, чем дети купцов и крестьян, но и они всякий раз должны были получать инсигнии и диплом из рук государя или его представителя.
По тактиконам IX—X вв., в Византии существовало 18 чиновных рангов, и каждый служащий — от самой мелкой пешки в государственном аппарате до руководителей центральных ведомств — должен был иметь соответствующий титул. Высшие чины (кесарь, куропалат п т. п.) жаловались ближайшей родне василевса или императорским фаворитам; вслед за ними шли титулы для высшей прослойки служилой знати: магистр, анфипат, патрикий, протоспафарий. Внешне названия эти восходили к римской терминологии, переданной, разумеется, в греческой транскрипции: когда-то анфипатами называли римских проконсулов, а магистр (оффиций) был начальником императорской канцелярии. Однако византийские чины не имели ничего общего, кроме имени, с римскими проконсулами или патрициями.
Совокупность высших чиновников (в принципе, начиная с протоспафариев) составляла синклит, члены которого именовались синклитиками. Синклитикам полагалось жить в Константинополе. Роль и значение синклита не были конституционно определены: не существовало никаких норм, регламентировавших состав и функции синклита. Его влияние обусловливалось не правом, а конкретной ситуацией:, иногда император пренебрегал суждением синклитиков, но в других условиях синклит выступал и как высшая судебная инстанция, и как орган, обсуждавший предстоящие военные экспедиции или мирные договоры.
Конституционно установленной должности главы административного управления не существовало: управлявший государственными делами фаворит императора мог занимать самые разные посты, ибо источником его власти было не место в системе администрации, но благорасположение василевса.
Переход власти от одного фаворита к другому происходил, как правило, в форме своеобразного переворота, подготовленного интригой, подсиживанием, клеветой. Даже тогда, когда императорская власть оказывалась относительно устойчивой (как это было при Комнинах), государственный аппарат постоянно лихорадило от «малых переворотов». При Мануиле I государственными делами управлял одно время Иоанн Айофеодорит, однако его соперник, Феодор Стиппиот, сумел добиться того, что Айофеодорита отправили в провинцию, и занял его место при василевсе. Но и сам Стиппиот пал жертвой интриги: другой видный чиновник, Иоанн Каматир, донес императору, что Стиппиот не разделяет взглядов Мануила на политику по отношению к Сицилии. Чтобы доказать свою правоту, Каматир уговорил императора спрятаться за плотным занавесом и подслушать разговор Каматира со Стиппиотом. Вслед за тем в бумагах Стиппиота было обнаружено подброшенное Каматиром послание, будто бы написанное Стиппиотом сицилийскому королю. Этого оказалось достаточным, чтобы Стиппиот был снят с должности и ослеплен.
Центральное административное управление отличалось от администрации Римской империи обилием независимых высших чиновников, ответственных только перед императором. Это вело к рационально неоправданной громоздкости бюрократического механизма: многие ведомства («секреты») дублировали друг друга, и соответственно функции ряда учреждений оставались нечеткими. Как казначейство, так и суд были разделены между множеством секретов.
Среди фискальных учреждений наиболее важная роль принадлежала геникону, возглавляемому логофетом ге-пикона. Задачей геникона было, во-первых, установление налоговых ставок, во-вторых, взимание налогов. Эти задачи выполняли разные чиновники: одни (эпопты) проводили измерение земли, вносили в податные кадастры запущенные и не приносящие дохода участки, распреде ляли налоги между наследниками умерших землевладельцев; другие (диикиты) осуществляли взыскание налогов. Как эпопты, так и диикиты принадлежали к центральному аппарату и приезжали на места на сравнительно короткий срок. Сборщики налогов несли материальную ответственность за суммы, которые им предстояло взыскать: они должны были погашать недоимки из собственных средств.
Деятельность геникона не ограничивалась только взиманием податей — в подчинении логофета геникона находились также некоторые императорские поместья, водоснабжение, государственные рудники. Вместе с тем от геникопа были отделены разнообразные казначейства, которым надлежало хранить и расходовать государственные средства. Так, специальная казна ведала расходами на войско, особое ведомство управляло государственными мастерскими, сакелла должна была хранить денежные поступления, а вестиарий — натуральные. Но и здесь не было четкого разделения обязанностей: вестиарий, дублируя сакеллу, принимал и денежные средства, а сакелла обязана была снабжать войска необходимыми припасами и провиантом.
Еще больше были раздроблены судебные функции. Существовало множество судебных инстанций, начиная от провинциальных судей и кончая судом василевса. Городской эпарх Константинополя разбирал все дела по преступлениям, совершенным в столице и ее окрестностях, контролировал деятельность торгово-ремесленных коллегий, следил за общественным спокойствием в публичных местах. Однако дела о появлении в столице «праздношатающихся» подлежали ведению другого судьи — квестора, который, помимо того, рассматривал земельные тяжбы и заверял завещания константинопольских граждан. Особые суды расследовали преступления моряков, особые — дворцовых служащих; логофет геникона также обладал судебными правами по делам, связанным с уплатой налогов.
Византийское государство официально провозглашало принцип всеобщего равенства перед судом и всеобщей справедливости, что в какой-то мере отвечало присущей Византии антииерархичности. Однако Византия отнюдь не была «правовым государством». Нормы византийского права сохраняли социальную окрашенность: господин и судья, богач и бедняк несли разные наказания за одни и те же преступления. Определенными привилегиями перед судом пользовались сановники высокого ранга: их служебные преступления не рассматривались как уголовные, и даже уличенные в убийстве или составлении заговора, они не карались смертной казнью, поскольку считалось, что чин дает им преимущество перед остальными гражданами. Взяточничество стало нормой поведения византийских чиновников, и сама система их оплаты стимулировала взимание взяток. Так, византийский суд был платным, и стороны должны были вносить судье так называемую эктаги, размеры которой не были ничем ограничены; естественно, что большая сумма эктаги делала судью, как правило, более внимательным к подателю жалобы.
