Юрий Семенов - Как возникло человечество
Таким образом, табу представляли собой нормы поведения, как бы извне навязанные обществу какой-то посторонней. внешней силой, с которой невозможно было не считаться. На эту особенность табу давно уже обратили внимание некоторые исследователи. Именно такой характер должны были иметь первые нормы поведения, возникшие как средства нейтрализации опасности, которую представлял для формирующегося общества зоологический индивидуализм. При таком подходе становится понятнее природа силы, толкавшей людей к опасным действиям. Этой силой была власть биологических инстинктов.
На основе анализа только этнографических данных многие исследователи пришли к выводу, что табу возникли первоначально как средство подавления животных инстинктов, как средство предотвращения опасности, угрожавшей человеческому коллективу со стороны животного эгоизма. „Наиболее характерной чертой человеческого ума и поведения, — писал, например, Р.Бриффо, — является дуализм социальных традиций, с одной стороны, и унаследованных естественных инстинктов — с другой, а также постоянный контроль первых над вторыми" (Briffault R. The Mothers. Vol.2. London, 1927, p.352–353).
В подавлении и регулировании биологических инстинктов и заключается, по его мнению, сущность морали. Запреты, налагаемые на естественные инстинкты, должны были впервые появиться в очень прямой и категоричной форме. Они должны навязываться человеку как неотвратимая необходимость. Табу и являются этими первыми, навязанными человеку как неотвратимая необходимость, запретами (Briffault R. Op. cit. Vol.2, p.351–365; Vol.3, p.251–253). Такого же мнения придерживался С. Рейнак. „…Табу, — писал он, — это преграда, возведенная против разрушительных и кровавых стремлений, являющихся наследством человека, полученным от животных" (Рейнак С. Орфей. Всеобщая история религий. Вып.1. М, 1919, с.16).
Выявление основных компонентов, входящих в состав табу, позволяет составить представление о том, как конкретно протекал процесс становления самой первой такой нормы. Она с неизбежностью была запретом. Равный доступ всех членов объединения к мясу с неизбежностью предполагал появление запрета любому члену объединения отстранять, отгонять других его членов от добычи. А это было не чем иным, как началом обуздания зоологического индивидуализма и ликвидации наиболее яркого его выражения — системы доминирования.
Свободный доступ к мясу всех без исключения членов объединения и тем самым предоставление ранее подчиненным индивидам равной с ранее доминировавшими возможности получить этот продукт с неизбежностью означали ограничение возможности доминировавших удовлетворить свою потребность в нем. Если раньше они могли съесть всю добычу, то теперь на их долю доставалась лишь часть ее.
Иными словами, возникновение общественной собственности на пищу предполагало известное подавление пищевого инстинкта у части членов объединения, причем самых решительных и сильных. Вполне понятно, что силой, ограничивающей пищевой инстинкт ранее доминировавших особей, не могли быть подчиненные животные — ни в одиночку, ни все вместе. Этой силой могли быть только все члены объединения, включая и ранее доминирующих особей.
Такой одной, единой силой они могли стать потому, что производственная потребность в общей собственности на мясо была потребностью объединения в целом, — всех его членов вместе взятых и каждого из них в отдельности. Эта потребность начала реализоваться под давлением грегарного отбора.
В объединениях поздних предлюдей гарантированный доступ к мясу имели доминирующие члены. Что же касается подчиненных, то получение ими доли добычи зависело от различного рода обстоятельств. Поэтому в разных объединениях и в разное время возможность доступа к мясу подчиненных членов была далеко не одинаковой. В одних стадах вероятность получения мяса подчиненными индивидами была сравнительно велика, в других — мала. Вполне понятно поэтому, что указанная объективная потребность в новых отношениях по-разному реализовалась в различных объединениях поздних предлюдей.
Именно здесь в действие вступал подчиненный производственной деятельности грегарный отбор. Он сохранял те стада, в которых вероятность получения мяса подчиненными членами была сравнительно велика, и разрушал те, в которых эта вероятность была мала. Разрушая одни объединения и сохраняя другие, грегарный отбор укреплял у производящих существ убеждение в том, что отстранение одними индивидами других от мяса таит в себе опасность для всех членов объединения.
Таким образом, объективная производственная потребность в равном доступе всех членов объединения к охотничьей добыче выступала в форме опасности, порождаемой отстранением одних членов объединения другими его членами от мяса. Необходимость новых, социальных отношений проявилась как опасность старых, чисто биологических отношений, как опасность системы доминирования для существования производящих существ.
Нельзя забывать, что у животных, помимо пищевого и полового инстинктов, существует инстинкт самосохранения. Животные чувствуют опасность. Она находит у них отражение в эмоции страха, ужаса и в эмоции злобы, агрессии.
Рассматриваемая объективная производственная потребность первоначально отразилась в головах производящих существ в форме ужаса перед действиями любых членов объединения, направленными на отстранение других его членов от мяса. Этот страх вызывал взрывы злобы против тех членов объединения, которые своими действиями навлекали опасность на всех остальных. Как следствие, члены объединения набрасывались на индивида, совершавшего эти опасные действия, избивали, а иногда, может быть, и убивали его. Это, конечно, подрывало доминирование в области распределения мяса и способствовало доступу подчиненных членов объединения к этому продукту. Объединения, в которых это происходило, сохранялись и получали возможность дальнейшего развития, а те, в которых все оставалось по-прежнему, исчезали и выпадали из эволюции.
В результате, по крайней мере в некоторых объединениях, все их члены получали возможность равного доступа к мясу. Но это состояние было, конечно, крайне неустойчивым. Какой бы ужас ни испытывали производящие существа, вместе взятые, перед действиями индивидов, направленными на отстранение других от мяса, отдельные члены объединения то и дело вступали на этот путь.
И это было неизбежно. Ведь этими индивидами двигал могучий стимул — стремление по возможности более полно удовлетворить свой пищевой инстинкт. Всегда возникали ситуации, когда этот стимул оказывался более сильным, чем страх. Не всегда могла удержать от этих действий и боязнь нападения со стороны остальных членов объединения. Такие нападения предполагали определенное состояние эмоций членов объединения, а потому происходили не всегда.
Внешних по отношению к индивидам факторов было недостаточно, чтобы удержать сильного и решительного члена объединения, который испытывал чувство голода, от того, чтобы схватить мясо и съесть его, не считаясь ни с кем. Нужны были внутренние. Чтобы объективная производственная потребность превратилась во внутренний стимул поведения индивида, необходимо возникновение сознания и воли. Без этого производящее существо не может стать социальным Социальное существо — это такое существо, которое способно ограничивать свои собственные биологические потребности ради удовлетворения своих же собственных социальных потребностей — тех, в которых выражаются потребности общества.
Производственный грегарный отбор, под действием которого в объединении началось обуздание зоологического индивидуализма, чтобы закрепить достигнутые результаты, сделать возможным дальнейшее движение вперед, должен был вызвать к жизни сознание и волю. Но возникновение сознания и воли, а также языка, без которого они не могли существовать, невозможно также и без появления соответствующего физиологического механизма, то есть без коренной перестройки структуры мозга производящих существ. В результате грегарный отбор выступил одновременно и как грегарно-индивидуальный.
Но в том же направлении действовал уже упоминавшийся ранее производственный грегарно-индивидуальный отбор. Развитие производственной деятельности, взятой самой по себе, на определенном этапе потребовало ее освобождения от рефлекторной, животной формы, т. е. опять-таки возникновения мышления как специфически человеческой формы отражения мира, а тем самым и воли. Сознание, мышление, воля представляют собой проявление того, что принято называть человеческим духом. Этот дух не представляет собой простую функцию организма. Он сам является очень своеобразным субъектом деятельности. Наличие духа резко отличает человека от всех животных. Любое животное есть только биологический организм, есть только тело. Человек есть не только тело, но и дух. Он представляет собой неразрывное единство тела и духа, в котором ведущую роль играет дух. Дух подчиняет себе тело, делает его свои инструментом, и не только направляет его внешнюю деятельность, но регулирует, подавляет плотские, биологические инстинкты. Тело есть явление биологическое и только биологическое. Дух — явление социальное и только социальное. Индивидуальный человеческий дух, человеческая душа может существовать лишь как частичка и проявление коллективного духа, общественного сознания и общественной воли.
