Павел Берков - История советского библиофильства
В аукционных продажах интерес представляют не только назначенные исходные цены, но и окончательно уплаченные. Иногда они бывают отмечены участниками аукциона карандашом или чернилами против печатной цены в каталоге, где для этого оставляется специальная рубрика. К сожалению, в имеющемся у нас экземпляре и в нескольких виденных нами в ленинградских книгохранилищах никаких помет не сохранилось.
Научная работа Общества друзей книги была посвящена в основном, а может быть, и исключительно изучению книжных знаков. По крайней мере, так характеризует его деятельность в своих «Воспоминаниях» В. Я. Адарюков: «В этом Обществе состоялся ряд докладов по книжным знакам: П. М. Курбанова „О медицинских и фармацевтических ex-libris'ax“, Ю. Л. Нелидова „О неточностях в описании У. Г. Иваском ex-libris'a гр. Толстого“, С.Н. Тройницкого „О некоторых ошибках и неточностях в книге В. А. Верещагина „Русский книжный знак“, В. С. Савонько „Статьи и заметки об ex-libris'ax“ в „Известиях книжных магазинов т-ва М. О. Вольф за 20 лет“, Р. В. Фреймана „О юридическом значении ex-libris'a“; мною же были сделаны два доклада: „Библиография русского ex-libris'a“ и „О заимствованных ex-libris'ax““ В первом из этих докладов я указал на первую в России книгу, в которой были воспроизведены русские книжные знаки: „Les Elsévirs de la Bibliothèque de l'Universitè Impériale de Varsovie Par Stanislas Joseph Sieunicki. Varsovie, 1874“» (1).
О втором своем докладе В. Я. Адарюков не говорит ничего. Поэтому нам неизвестно, упоминал ли он в этом докладе об экслибрисе самого Общества друзей книги, который, как выяснил потом исследователь, «также был заимствован» (82).
Может показаться странным, что в Обществе друзей книги доклады делались о книжных знаках, а не о книгах. Некоторый, — впрочем, довольно неотчетливый, — ответ на это недоумение дает статья известного советского экслибрисиста В. С. Савонько «Ленинградское общество экслибрисистов (1922—V—1927)»: «Мысль о создании в Ленинграде специального Общества, которое объединило бы всех любителей и собирателей книжных знаков, — пишет В. С. Савонько, — зародилась еще в 1918 году, когда несколько петроградских коллекционеров-экслибрисистов задумали основать общество по образцу Московского общества любителей книжных знаков, возникшего в 1905 году и к тому времени прервавшего свою деятельность. По разным причинам Петроградское общество не получило названия общества экслибрисистов, а было наименовано Общество друзей книги, одной из задач коего было изучение книжных знаков, завершающих художественный облик книги. Но Общество друзей книги оказалось недолговечным» (145).
Прекращение деятельности Общества, по-видимому, связано с исключительно трудными условиями жизни в Петрограде в 1919–1920 гг., вызвавшими отъезд многих его жителей; в числе последних оказался и В. Я. Адарюков, переселившийся весной 1920 г. в Москву.
Как московское Русское библиофильское общество, так и петроградское Общество друзей книги, рассматриваемые нами в преддверии советского библиофильства, скорее завершают предшествующий этап в истории русского книголюбия, чем начинают новый. Главное их отличие от дореволюционных объединений русских библиофилов состояло в том, что на их собраниях читались научные доклады, чего не было в практике Кружка любителей русских изящных изданий. Лишь постепенно, в одних случаях быстрее, в других медленнее, изживались старые формы деятельности и вырабатывались новые. Об этом подробнее будет рассказано ниже. В короткий период военного коммунизма собрания новых библиофилов еще только формировались, и поэтому ни в современной, ни в последующей библиофильской литературе не встречается указаний на какие-либо новые выдающиеся библиотеки или на имена новых выдвинувшихся собирателей.
Напротив, о распаде старых коллекций, — кроме упоминавшихся ранее перечней, — сведений сохранилось больше. Одно из таких сообщений мы считаем целесообразным включить в характеристику библиофильства периода 1917–1921 гг.
В. А. Адарюков в своих «Воспоминаниях» писал: «Революция заставила меня переехать в Москву на службу, при переезде нечего было и думать о перевозе всей библиотеки, и приходилось расставаться с милыми и дорогими моему сердцу друзьями, которых я с такой любовью собирал в течение 25 лет. Я предложил Публичной библиотеке приобрести 5000 томов моей библиотеки, за исключением небольшого отдела по искусству. Той же библиотеке я предложил приобрести и мое собрание литографированных портретов. В течение двух недель комиссия в составе хранителей Публичной библиотеки Философова и Лавровского и антикварного торговца Шилова оценивала мою библиотеку. Невозможно передать того, что я пережил за это положительно мучительное время, я чувствовал, что теряю самое близкое, дорогое, то, что составляло цель моей жизни в течение четверти века. В тот злосчастный день, когда начали увозить от меня моих дорогих друзей, я ушел из дому на целый день, я положительно не мог присутствовать при этих похоронах. Единственным утешением было то, что мои книги, собранные с такой любовью, попали в лучшее книгохранилище, а не распылились, подобно многим и многим частновладельческим собраниям. Мне обещали, что моя библиотека будет стоять отдельно и носить мое имя, но я не имел сил справиться, состоялось ли это» (1).
Рассказ о переходе своей коллекции в собственность Публичной библиотеки В. Я. Адарюков кончает так: «В „Библиотечном обозрении. Книга первая. СПб., 1919 г.“, изданном Публичной библиотекой, вместо обычного отчета было напечатано: „В числе наиболее интересных приобретений надлежит отметить: собрание русских литографированных портретов В. Я. Адарюкова, обнимающее собою, вместе с относящимися к нему иного рода эстампами, около 6000 листов. Сюда входит, между прочим, редкая сюита 44 портретов офицеров кавалергардского полка, 50-х гг., коллекция портретов декабристов в литографиях, оригинальных рисунках и фотографиях (из собрания П. А. Ефремова), много портретов неизвестных лиц и инкунабулы русской литографии“ (стр. 41)».
«Конечно, — завершает В. Я. Адарюков свой рассказ и в то же время и свои „Воспоминания“, — это слишком краткая и общая характеристика моего собрания, являющегося, бесспорно, одним из наиболее полных и интересных собраний русских литографированных портретов» (1).
Не всякому библиофилу рассматриваемого периода удавалось так «пристроить» свою библиотеку. И если рассказ В. Я. Адарюкова о расставании с «милыми и дорогими друзьями» полон драматизма, можно легко представить себе переживания других книголюбов, которые видели гибель своих библиотек.
По сравнению с другими периодами в истории русского библиофильства рассматриваемое четырехлетие пропорционально составляет очень небольшой отрезок. Однако исторически он очень важен как время коренных изменений, и не только в общеисторическом аспекте, но и специально библиофильском: распались старые кадры коллекционеров, образовались новые, наметились не существовавшие ранее формы книгопродажи, отчетливо обнаружилось стремление объединить разрозненных книгособирателей в коллективы, в библиофильские общества, — словом, определились новые тенденции в развитии русского библиофильства.
И еще одна, особенно характерная черта обнаружилась в этот период — появился живой интерес к современному, советскому искусству книги, к изданиям, оформленным К. А. Сомовым, С. В. Чехониным, А. Н. Бенуа, М. В. Добужинским, к изданиям советских поэтов, стихам А. А. Ахматовой, автографам поэтов и прозаиков, т. е. к книге сегодняшнего дня, а не только к «красивой книге в прошлом».
В этот период распада одной категории библиофильских собраний и возникновения библиотек другой, казалось бы, трудно выделить какую-нибудь одну, которая могла бы рассматриваться в качестве наиболее характерной и показательной. И все же такая библиотека есть, и она представляет исключительный интерес. Это — Библиотека В. И. Ленина в Кремле.
Родившийся в семье высококультурного, передового педагога, В. И. Ленин с детских лет рос в окружении книг. О книжной культуре в семье Ульяновых сохранились ценные сведения в воспоминаниях сестер и брата В. И. Ленина — М. И., А. И. и Д. И. Ульяновых, а также некоторых соучеников Владимира Ильича по симбирской гимназии.
Дошли до нас данные о книжных интересах В. И. Ленина и в студенческие его годы, в годы шушенской ссылки и пребывания за границей. Однако все библиотеки, собиравшиеся Лениным до 1917 г., полностью не сохранились, и только отдельные книги, начиная с симбирского периода, удается по тем или иным признакам опознать в каталоге Кремлевской библиотеки Владимира Ильича.
Однако наиболее интересные сведения, говорящие об отношении Ленина к книгам, приходятся на последние семь лет его жизни. Тогда в его Кремлевском рабочем кабинете и в кабинете, рядом с приемной Совнаркома, было создано значительное по размерам книжное собрание, насчитывающее около 10 тысяч единиц; кроме новых советских изданий 1918–1923 гг., сюда вошли и книги, ранее принадлежавшие Владимиру Ильичу и отчасти Н. К. Крупской, в том числе и книги симбирского, петербургского, шушенского и заграничного периодов их жизни.
