Густав Шпет - История как проблема логики. Часть первая. Материалы
334
В настоящее время это понятие получило более узкий смысл, поскольку оно связывается только с философией Канта, так что в применении к Вольфу такая характеристика не вызвала бы недоразумений. Но следует иметь в виду, что Кант сам видит содержание трансцендентального «в возможности познания» (Кr. d. r. V. В. S. 80; ср.: Cohen H. Kommentar. S. 44), каковое определение и является общим; вопрос о субъективном или объективном истолковании условий этой возможности, следовательно, есть уже второй вопрос. И сам Кант мог иметь в виду только рационалистическую онтологию в словах: «Высшее понятие, с которого принято начинать трансцендентальную философию, обыкновенно есть деление на возможное и невозможное» (Кr. d. r. V. В. S. 346). Его собственное понимание выступает только, когда он заявляет, что слово трансцендентальный «у меня никогда не означает отношения нашего познания к вещам, а только к познавательной способности» (Proleg. § 13, прим. III). Напротив, в рационализме трансцендентальное рассмотрение есть рассмотрение в сущности (im Wesen). Ср.: Meier G. F. Metaphysik. § 51, 58. Поэтому и метафизическая истина для рационализма объективна. Она так же, как и у Канта, состоит в согласии нашего знания с априорными основоположениями, но не в их субъективном, а предметном, онтологическом значении. «Worin besteht also die metaphysische Wahrheit? – спрашивает Мейер, – Wir sagen, in der Uebereinstimmung der Sache mit den allgemeinen Grundsätzen der menschlichen Erkenntniss, das ist, mit dem Satze des Widerspruchs und des zureichenden Grundes» (Meier G. F. Metaphysik. § 89). Впрочем, нельзя отрицать, что известный «субъективизм» был присущ и рационалистической философии с ее идеей прирожденных функций познания. Такое соединение своеобразно отмечается Мейером в цитированных нами словах из его Метафизики § 33 (см. выше, прим. 48). – Вольф противополагает «истину трансцендентальную» «истине логической»; Баумгартен различает также истину «метафизическую» и «трансцендентальную». – Ср.: Baumgarten A. G. Metaphysica, § 89: «Veritas metaphysica (realis, objectiva, materialis) est ordo plurium in uno, veritas in essentialibus et attributis entis, transcendentalis» (по-немецки он передает соответственно: die metaphysische Wahrheit и die nothwendige metaphysische Wahrheit).
335
Как это старается сделать Лейбниц. Ср. особенно § 206 ss. его «Теодицеи» (изд. И. Э. Эрдмана: Leibnitii G. G. Opera philosophica quae exstant latina gallica germanica omnia / Ed. J. E. Erdmann. Berolini, 1840. P. 567 s.). Лейбниц, разумеется, также видел методологическое решение проблемы познания единичного в «общем» познании. (Например, об общих истинах, les vérités générales, он говорит, как о таких, qui ne dépendent point des faits, mais qui sont pourtant encore, à mon avis, la clef de la science qui juge des faits. Изд. Эрдмана. P. 701.) Nihil ft sine ratione, говорит Лейбниц и подчиняет «свободу» разумному основанию: «Ео magis est libertas quo magis agitur ex ratione» (Ibid. P. 669). У Лейбница это имеет прежде всего психологический смысл, но не трудно увидеть тот смысл «свободы», при котором она превращается в абсолютный принцип философии ucmopии, как это получается уже у Шеллинга. {Ср.: Лейбниц Г. В. Animadversiones in partem generalem Principiorum cartesianorum (перевод Кассирера: Bemerkungen zum allgemeinen Teil der Kartesischen Prinzipien // Leibniz G. W. Hauptschriften zur Grundlegung der Philosophie / Hrsg. E. Cassirer. Lpz., 1904. Bd. I. S. 297–298: «Oder vielmehr beides ist dasselbe, da man um so freier handelt, je weniger der Gebrauch der Vernunft durch den Ansturm der Affekte getrübt wird»)}
336
In utroque dominatur (nisus, niti) – опираться!!
337
Leibnitii G. G. Opera philosophica / Ed. J. E. Erdmann. P. 82.
338
Потому что у Крузиуса его сложная классификация разумного основания оставляет место для очень широкой интерпретации разных видов его, в особенности по вопросу об отношении того, что он называет реальным и идеальным разумным основанием. Ср.: Crusius Ch. A. Ausführliche Abhandlung… vom Zureichenden… Grunde. 2. Auf. Lpz., 1766. § 103. (Первое издание немецкого перевода, сделанное Краузеном, вышло в 1744 году.)
339
Kant I. Principiorum primorum cognitionis metaphysicae nova dilucidatio. 1755. Цитирую по первому изд. Гартенштейна. В. III. – Кант собственно только относительно термина determinans говорит «Crusium assentientem» (S. 12), но чтобы убедиться, что его «согласие» с Крузиусом простирается дальше, достаточно сравнить различение Канта с различением Kpyзиyca (Crusius Ch. A. Ausführliche Abhandlung… особенно § XXXIII). – Пределы влияния Крузиуса на Канта пытается установить Марквардт путем детального анализа докритических сочинений Канта. Marquardt А. Kant und Crusius. Kiel, 1885. Соображения автора об отклонениях Канта в сторону «лейбнице-вольфовской философии» не точны, – скорее можно было бы говорить об отклонении Канта в сторону некоторых эпигонов вольфианства.
340
Wolff Ch. Ont. § 876: «Principium cognoscendi dicitur propositio, per quam intelligitur veritas propositionis alterius».
341
Канту собственно и понадобилось приведенное положение для опровержения картезианского онтологического аргумента. Но мы не имеем в виду решать вопрос о том, кто прав, нас интересует доказательство Канта не с этой стороны, а только с указанной в тексте.
342
Kant I. Principiorum primorum cognitionis metaphysicae nova dilucidatio. S. 13: «Quicquid enim rationem exsistentiae alicujus rei in se continet, hujus causa est».
343
Опять-таки собственная мысль Канта направляется другой целью, – полемикой с Крузиусом по вопросу о моральной причинности, – но нам важно только проследить, как под руками Канта испаряется вольфовский смысл ratio и водворяется causa.
344
Kant I. Op. cit. Prop. VIII (S. 16): «E demonstratis itaque liquet, non nisi contingentium exsistentiam rationis determinantis frmamento egere, unicum absolute necessarium hac lege exemptum esse; hinc non adeo generali sensu principium admittendum esse, ut omnium possibilium universitatem imperio suo complectatur». {Hieraus erhellt, «dass nur das Dasein des Zufälligen eines bestimmenden Grundes bedarf, und dass das unbedingt Nothwendige von diesem Gesetze befreit ist. Der Satz also nicht so allgemein genommen werden, dass er die Gesammtheit aller möglichen Dinge unter seine Herrschaft befesste». }
345
Фишер K. Иммануил Кант. Ч. I. СПб., 1901. С. 197.
346
Очень ясно это выражено в нижеследующих словах Канта: «Von einem Satze kann ich wohl sagen, er habe den Grund (den logischen) seiner Wahrheit in sich selbst, weil der Begriff des Subjects etwas Anderes, als der des Prädicats ist, und von diesem den Grund enthalten kann; dagegen wenn ich von dem Dasein eines Dinges keinen anderen Grund anzunehmen erlaube, als dieses Ding selber, so will ich damit sagen, es habe weiter keinen realen Grund». Kant I. Ueber eine Entdeckung… / Hartenstein, 1790. B. III. S. 332.
347
Kant I. Versuch, den Begriff der negativen Grössen in die Weltweisheit einzuführen. 1763 (Первое изд. Гартенштейна Т. I).
348
Ср.: Шпет Г. Г. Проблема причинности у Юма и Канта. Киев, 1907. С. 32–41. Вопрос о времени влияния Юма на Канта и о степени этого влияния есть вопрос, вообще говоря, чрезвычайно второстепенный для философии, тем не менее о нем продолжают спорить. Пожалуй, лучшее, что можно было сделать для решения этого спора, – наглядно сопоставить соответственные выражения и мысли Юма и Канта, – сделано Л. Робинзоном, Историко-философские этюды. Вып. I. СПб., 1908, С. 27 и сл. И все-таки, на мой взгляд, чрезвычайная общность сопоставляемых мест не дает еще решительного ответа на возникающие сомнения, но зато с совершенной наглядностью видно, что то, что действительно важно в этом споре, разрешается помимо его. Именно я имею в виду вопрос: как сложилось убеждение, что эмпирическая или индуктивная теория причинности не может быть обоснованием принципа причинности? Юмо– и Канто-филологические изыскания здесь ни к чему по той простой причине, что лейбницевская мысль о недостаточности эмпирической индукции для указанной цели (par exemple, quand on s’attend qu’il у aura jour demain, on agit en Empirique parce que cela s’est toujours fait ainsi jusqu’ici) была прочно усвоена рационализмом. Например, Meier G. F. Metaphysik. § 33: «Es ist wahr, man kann nicht alle mögliche Dinge erfahren, und auch nicht alle Gründe, und also kann man freylich die Allgemeinheit dieser Wahrheit aus der Erfahrung niemals beweisen».
349
Другими словами, сама логика рационализма онтологична (см. выше С. 154 прим. 34) в смысле весьма близком к аристотелевскому τὸ μὲν αἴτιον τὸ μέσον (cp. Trendelenburg F. A. Elementa logices Aristoteleae. § 62). Игнорирование эмпирических и онтологических принципов, приписываемое рационализму, создает весьма странное представление о логике, изучающей будто бы чистую беспредметную «форму». Но такая «логика» опять-таки – изобретение Канта, а рационализм в ней не повинен. Ср.: Тренделенбург А. Логические исследования / Пер. Е. Корша. М., 1868. Ч. 1. С. 17: «Христиан Вольф был еще по старому того мнения, что основания логики идут прямо из онтологии и психологии, и что логика в преподавательном лишь порядке предшествует изучению обеих этих наук. Только в критической философии Канта, где материя наотрез различена от формы, выделилась вполне формальная логика, которая, собственно говоря, и стоит и падает вместе с Кантом».
350
Паульсен также усматривает влияние Реймаруса на Канта в рассматриваемой статье. К. Фишер (оp. сit., с. 226 прим.) старается устранить это предположение, но если даже он прав в том частном примере, на котором останавливаются Паульсен и Фишер, то это вовсе еще не исключает возможности общего влияния Реймаруса. Я настаиваю на влиянии Реймаруса и в особенности Дарьеса, – которого Кант цитирует дважды в Nova dilucidatio, – потому что они переносят принцип достаточного основания в логику и первые пытаются свести онтологическое значение принципов тожества и достаточного основания, как это имеет место у Вольфа, к логическому значению, – что и достигает своего завершения у Канта. (Даже разделение противоположения, как «логического через противоречие» и «реального, т. е. без противоречия», в статье Канта «Versuch usw.», s. 25 f., совершенно воспроизводит мысль Дарьеса. Darjes J. G. Vernunftkunst. § I. Ср.: Ueberweg F. System der Logik. § 77.) Один из весьма немногих историков философии, действительно, изучавших философию XVIII века по первоисточникам, Ибервег, констатирует: «Der Eklektiker Daries (Vernunftkunst, 1731, § 1) stellte zuerst den Satz des Widerspruchs, und Reimarus (Vernunftlehre, 1756, § 14) die “Regel der Einstimmung (principium identitatis)” <…> zugleich mit der “Regel des Widerspruchs” als oberstes Princip an die Spitze der Logik. Noch weiter ging in dieser Richtung die subjectivistischformale Logik, wie sie sich in Folge der Kantischen Verzweifung an der Erkennbarkeit des wirklichen Seins gestaltete» (Ueberweg F. System der Logik. § 76). – Обратная сторона отожествления ratio с логическим основанием состоит в том, что онтологически ratio приравнивается действующей причине. У того же Дарьеса находим следующее определение: per rationem intelligimus id, quod effcit, ut aliquid sit ita nec aliter (Darjes J. G. Elementa Metaphysices / Ed. nova. Jenae, 1753. Phil. pr. § XCVI. P. 86). Разумеется, это уже не «unde intelligitur cur», хотя сам Дарьес убежден в противном (ib. Sch.).
