Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана
Корсары любили шебеку за скорость, маневренность и мелкую осадку, которая помогала удирать от больших кораблей, прятаться в неглубоких бухточках и уходить от более тяжеловесных преследователей среди рифов и отмелей. Эти качества признавали многие европейские мореходы; средиземноморские эскадры использовали это судно для сопровождения торговых караванов и охраны их от пиратов. Шебека могла нести от четырнадцати до тридцати шести орудий на верхней палубе, что позволяло ей тягаться с военно-морскими шлюпами, а иногда и с фрегатами. Численность команды доходила до сотни человек. Но те же качества, которые составляли преимущества шебеки при спокойном море, приводили к тому, что в бурю она никуда не годилась. Волны играючи захлестывали ее низкие борта, и судно с трудом выдерживало сколько-нибудь серьезное волнение. Поэтому для хождения в открытом океане шебека была непригодна.
Капитаны шебек очень неохотно вступали в перестрелку с противником, имевшим равное вооружение. Они больше полагались на свою скорость, маневренность и возможность осуществлять крутые развороты, чтобы прорваться сквозь огонь неприятеля и забросить на его палубу свою абордажную команду. Гладкий легкий корпус шебеки не выдерживал тяжелого обстрела. Паруса, которые давали судну преимущества во время плавания, были чрезвычайно уязвимы для разрушительного огня. Утрата трех рей делала шебеку совершенно беспомощной на воде. Поэтому берберские пираты, ходившие на шебеках, подстерегали, словно хищники из засады, слабую, не очень быструю добычу, наносили внезапный смертельный удар, используя превосходящую численность своего экипажа, и быстро скрывались, прежде чем им отрежут путь к отступлению.
Как и другие моряки, корсары и флибустьеры давали имена своим кораблям. Впрочем, иногда они лишь переиначивали на свой лад название захваченного судна. В торговом флоте часто использовали корабли, названные в честь святых покровителей. Если у пиратов недоставало фантазии, то «Сан Педро» («Святой Петр») становился «Сен-Пьером», «Сантиссима Тринидад» («Пресвятая Троица») — «Холи Тринити» и т. д. Но если флибустьеры намеревались оставить отбитое судно себе, а не продать его, то чаще подбирали ему более «воинственное» название или прозвище, связанное с морем и родом их занятий: «Отважный», «Охотник», «Дельфин», «Обманщица», «Фортуна». К последнему названию имел особое пристрастие Бартоломью Роберте: одно из захваченных им судов он переименовал в «Удачу» (Fortune), два — в «Королевскую удачу» (Royal Fortune) и еще одно — в «Добрую удачу» (Good Fortune). Иногда корабль нарекали по «порту приписки»: «Порт-Ройал», «Тортуга». Загадкой для историков стала смена названия корабля Фрэнсиса Дрейка с «Пеликана» на «Золотую лань» во время его корсарского набега 1578 года, обернувшегося кругосветным путешествием. Официально корабль был переименован в честь одного из «спонсоров» экспедиции — сэра Кристофера Хаттона, на гербе которого красовалась лань, а девизом было Cassis tutis sima Virtus («Добродетель — лучшая броня»); этот девиз вышили на корабельном флаге. Но среди организаторов экспедиции были сама королева Елизавета и многие другие вельможи, почему же такую честь оказали именно Хаттону? Дело в том, что мнительный Дрейк проникся недоверием к Томасу Даути — дворянину, участнику экспедиции и приятелю капитана одного из судов, входивших в ее состав. Даути обвинили в подстрекательстве к мятежу, судили, приговорили к смерти и обезглавили. Но Даути был также личным секретарем сэра Кристофера Хаттона! Возможно, Дрейк сменой названия корабля хотел подчеркнуть, что не имеет ничего против самого вельможи и просит того не отказывать ему в заступничестве. В судовом журнале стоит запись: «Июня 20-го числа 1578 года: суд над Томасом Даути, казнен за мятеж… «Пеликан» переименован в «Золотую лань»». Когда корабль Дрейка (единственный из пяти, отправившихся в поход) вернулся в Англию, его нос был украшен позолоченной головой лани. В XVIII веке французские корсары начали присваивать кораблям имена своих героев: в порту Гавра швартовались восемнадцатипушечный корвет «Дюге-Труэн» и линейный корабль «Жан Барт», вооруженный семьюдесятью четырьмя пушками.
Поскольку принадлежность того или иного судна к какому-либо государству редко можно было определить по его внешнему виду, каждый корабль поднимал на грот-мачте государственный флаг. Каперы ходили под флагом страны, патентом которой обладали. Французы поднимали белое полотнище с золотыми лилиями, англичане — сине-бело-красный флаг с перекрещивающимися Георгиевским и Андреевским крестами, но это дозволялось только королевским судам: французские корсары были обязаны ходить под синим флагом с белым крестом с лилиями на концах, а английские — под флагом с одним лишь Георгиевским крестом, красным на белом фоне. Но на практике и в Европе, и в Америке корсары и купцы поднимали королевский флаг, ставший национальным символом. Испанцы поднимали на грот-мачте белый флаг с гербом Австрийского дома Габсбургов; большинство испанских судов в Америке использовали флаг герцогства Бургундия[20] — красный Андреевский крест на белом фоне. Голландцы ходили под трехполосным красно-бело-синим флагом Соединенных провинций. Помимо флага на корме на специальном флагштоке вывешивали вымпел: у французов он был белого цвета или цветов родной провинции корсаров, у англичан — красным с четырьмя белыми квадратами в верхнем левом углу, у голландцев — оранжевым (цвет герцогов Оранских). Большие суда вывешивали основной флаг еще и на бушприте.
Корсар Людовика XIV Клод де Форбен рассказывает в своих мемуарах, как однажды во время рейда он наткнулся на траверзе Малаги на пять кораблей алжирских корсаров. Французы гневно спросили у них, по какому праву они ходят под белым флагом; те заявили в свое оправдание, что это флаг Португалии, а не Франции. Прекрасно понимая, что это ложь, французы всё же были вынуждены их отпустить.
А вот одному английскому контрабандисту, промышлявшему в районе Малых Антильских островов под французским и голландским флагами, не повезло: повстречав на пути французский военный корабль, он поспешил нарисовать на белом полотнище красный Георгиевский крест и поднял его на грот-мачте, но его всё равно арестовали как пирата.
Флагманский корабль обладал собственным прапором, который поднимали на грот-мачте, вице-адмиральский корабль вздымал прапор на фок-мачте, а контр-адмиральский — на бизань-мачте. Использовались также сигнальные флажки; в каждой стране существовал свой сигнальный код, чтобы во время боя противник не мог разгадать маневр, расшифровав «переговоры». Французский король Людовик XIV распорядился, чтобы корабли салютовали друг другу, приспуская и вновь поднимая флаг. Спущенный флаг означал, что судно сдается, поэтому, если капитан собирался сражаться до конца, он мог приказать прибить флаг к мачте гвоздями, чтобы какой-нибудь трус или предатель не мог его спустить.
Корсар, состоявший на королевской службе, был обязан сражаться под флагом своей страны и поднимать его, прежде чем сделать предупредительный выстрел. Тем не менее некоторые корсары, в частности ушлые нормандцы из Фекана, использовали чисто пиратскую уловку: поднимали флаг другой державы, чтобы застигнуть жертву врасплох. Вековая ненависть к англичанам (и королевские «премиальные»: 100 ливров за каждую пушку, захваченную у врага, и 30 ливров за каждого убитого в бою члена вражеского экипажа) считалась в их глазах достаточным оправданием столь «неспортивного» поведения.
В 1551 году французский капитан Полен встретился с испанской эскадрой. Учитывая разницу в силе артиллерии, он пошел на хитрость — приказал поднять на своем корабле флаг Карла V. Кроме того, он сообщил, что везет в Испанию родственницу императора, и потребовал произвести салют из всех орудий. Не подозревая обмана, испанский адмирал приказал салютовать. Не успел рассеяться дым, как Полен со своими судами бросился вперед и взял испанские суда на абордаж, прежде чем испанцы успели перезарядить пушки.
Этот прием переняли и некоторые королевские корсары: поднимать флаг своей страны полагалось непосредственно перед вступлением в бой, а обмануть врага, что называется, сам Бог велел. Так, Клод де Форбен, крейсировавший в 1691 году в Атлантике в компании Жана Барта, однажды завидел вдали несколько торговых судов в сопровождении английского военного корабля. Уже спустилась ночь, разглядеть что-либо было сложно. Форбен велел зажечь сигнальный фонарь, отсалютовал из пушки и приблизился к каравану настолько, чтобы было возможно переговариваться. Себя он выдал за англичанина, заявив, что следует из Флиссингена; собеседник поверил ему на слово. Когда рассвело, Форбен поднял белый французский флаг и взял англичанина на абордаж, не дав ему пустить в ход пушки. Во время короткого боя французы потеряли всего шесть человек, их противники — около сорока. Трех «купцов» захватили без единого выстрела.
