Алексей Миллер - Россия — Украина: Как пишется история
Весьма показательно, что на рубеже XIX—XX вв. в украинском проекте построения единой нации присутствовало две тенденции: 1) автономная Украина в составе демократической России (здесь при желании прочитывается «вестернизованный Восток»); 2) автономная Украина в составе монархии Габсбургов (тут уже прямой путь в «Европу»). В годы Первой мировой войны и последовавших за нею революций обе тенденции трансформировались в идею создания отдельного государства, в результате чего и возникли два украинских государства — Украинская Народная Республика и Западно-Украинская Народная Республика, неудачно попытавшиеся объединиться в январе 1919 г. Заметим, что если отделение Западной Украины от «европейских» Габсбургов означало самоидентификацию и самоопределение именно в воображаемом «европейском» культурном и политическом пространстве (пусть даже окраинном), то отделение «большой Украины» (как ее называли западные украинцы) от «азиатских Романовых» получило более выразительный «проевропейский» вектор только после большевистского переворота и интервенции большевиков на территорию Украинской Народной Республики в начале 1918 г. Впрочем, фактически выбора между «Россией» и «Европой» для деятелей УНР не было, поскольку кайзеровская Германия, на которую они сделали ставку, потерпела поражение, а Европа Антанты не имела четких представлений о наличии украинского проекта (в отличие от польского, например).
Все это не могло не отразиться на позициях мыслителей, пытавшихся определиться с местом своей нации. В украинской интеллектуальной традиции культурная, цивилизационная и политическая дилемма «Между Востоком и Западом» с явными отсылами к историческому опыту окончательно сложилась в 1920—1930-х годах, ее можно связать с именами националиста Д. Донцова, коммуниста-романтика М. Хвылевого и консерватора В. Липиньского. И если первые два решали проблему на принципе культурных оппозиций «чужим» культурным влияниям, «портящим» национальное Я (здесь упор делался на разрыв с Россией, или, более метафорически,— с Москвой), то последний искал возможности для их гармонизации. Возможно, именно В. Липиньский впервые употребил относительно украинской культурной истории понятие «пограничье».
С разгромом «национал-коммунизма» в конце 1920 — начале 1930-х годов и присоединением Западной Украины к СССР интеллектуальные дискуссии на тему выбора между «Востоком» и «Западом» прекратились, по крайней мере на поверхности общественной жизни. Неким их отголоском можно считать борьбу с космполитизмом и влиянием «гнилого Запада» в конце 1940 — начале 1950-х годов, когда пострадали вполне лояльные власти интеллектуалы, заподозренные в склонности к западным образцам. Для большинства украинцев официальной «Европой» стала Москва. Неофициальной — Львов, Ужгород, Вильнюс, Таллин, Рига. Еще более неофициальной — Варшава и Прага; во всяком случае, для советских украинцев, прежде всего интеллектуалов, контакты с соплеменниками в Польше и Чехословакии были, пожалуй, главным «окном в Европу», это стало наиболее очевидным в годы «оттепели» и так называемой ресталинизации, когда Польша и Чехия стали главными каналами переправки украинского самиздата и тамиздата на Запад и обратно.
После появления независимой Украины «техническая» проблема (в)хождения в Европу для украинских интеллектуалов была решена: благодаря многочисленным программам обмена, стипендиям, грантам «Европа» и ее «младшие сестры» за Атлантикой стали не просто доступны, а для некоторых гуманитариев превратились в место почти постоянного проживания. Научные и культурные контакты, обеспечиваемые почти исключительно неукраинскими средствами, немало способствовали появлению ощущения собственной европейскости, а ознакомление (не всегда глубокое) с разнообразными подходами и методологиями, ранее недоступными, расширяли горизонты. Появились интеллектуальные основания для поиска более изысканных мыслительных и аналитических конструкций.
В конце 1990-х годов, когда украинские историки дозрели до критических саморефлексий, интересное наблюдение по поводу разных «потоков» в размещении «себя» между «чем-то и чем-то» сделала Н. Яковенко [81]. Методом классификации она избрала деление гуманитариев (историков) на поколения, а главными индикаторами — «представления о собственном жизненном и геокультурном пространстве».
Старшее поколение, по ее мнению, видит залог «возрождения» украинской науки в ее возвращении к ценностям национальной истории, и поскольку «пространство нации представляется некой целостной, самодостаточной в своей уникальности единицей», они, если мысль автора понята правильно, ищут для Украины собственный, «третий» путь — ни с Востоком, ни с Западом.
Среднее поколение, продолжает Н. Яковенко, ориентируется в основном на межвоенную и послевоенную эмигрантскую мысль и, с энтузиазмом подхватив родившуюся в 1920-х годах формулу «Украина между Востоком и Западом», выделяет в ней западную составляющую: «европейскость» Украины предстает как следствие некой трансплантации «прогрессивной» европейской культуры без определения конкретного пункта рецепции — «из стран Западной Европы» [82].
Третья (наименьшая) группа исследователей (младшего поколения) «скептически воспринимает и анахронизмы адептов „национальной истории“, и безадресный энтузиазм сторонников „европейскости“ Украины». Как считала Н. Яковенко, источником вдохновения и даже «эталоном» для этих историков были труды американских и канадских украинистов, а также общение с польскими коллегами. В этом кругу также признают положение Украины «между Востоком и Западом», однако «западные» элементы увязывают с пересадкой «латинской» культурной традиции через Польшу, прежде всего времен Речи Посполитой. Как справедливо указывает автор этой классификации (имевшей множество исключений и вариаций и к нынешнему времени несколько сменившей адресата с точки зрения поколений), во всех упомянутых дискурсах не присутствует Восток.
В итоге в рамках всех перечисленных дискурсов «пространство „между Востоком и Западом“,— констатирует Н. Яковенко,— окончательно сместилось в сторону Запада» [83]. Сама автор придерживается мысли об Украине как перекрестке культур: «…территория Украины, благодаря своему географическому расположению на стыке Евразийской Степи и двух массивов европейской („византийской“ и „латинской“) культур, действительно является „перекрестком“ между Азией, православной Европой и „латинской“ Европой» [84].
Чуть позже и гораздо более пространно на эту тему высказалась польская исследовательница Оля (Александра) Гнатюк. Предметом ее внимания были преимущественно литераторы, в более широком смысле — «интеллектуалы», в число которых по доброте автора попали историки. Как считает О. Гнатюк, в Украине соперничают пять интеллектуальных видений Украины между Востоком и Западом [85]. Первая версия: украинская культура как культура пограничья между Востоком и Западом, в совокупности ее составляющих и в разнообразии, порожденном этой пограничностью, является сутью украинской идентичности. Интерес к упомянутому культурному разнообразию особенно велик относительно периода XVI—XVII вв., когда контакты Востока и Запада на «украинских землях» были особенно интенсивны. Украина — своего рода мост, объединяющий Восток и Запад, культурный посредник. Наличие элементов разных культур в украинской сторонники этой версии считают преимуществом.
Вторая версия: украинская культура как поле, на котором соперничали две чуждые и даже враждебные цивилизации. Здесь Украина предстает территорией конфликта, водоразделом между этими цивилизациями. Эта версия предполагает культурную приоритетность, верховенство Запада и особую роль Украины как защитника европейских ценностей. Черты Востока, отождествляемого прежде всего с Россией и набором стандартных стереотипов (деспотия, жестокость, культурная отсталость), отметаются или признаются негативными при наличии их в своей культуре (если оно вообще признается), всячески культивируется идея «западности» украинской культуры.
Третья концепция основывается на различиях между Восточной и Западной Украиной. Уточняя мысль автора, можно сказать, что здесь в пределах национального пространства выделяются свои собственные Восток и Запад. Однако их наличие внутри собственного культурного пространства приводит не к культурному синтезу и неповторимости (как в первой версии), а к конфликту и разделению общества, расщеплению идентичности. Здесь стоит упомянуть бурную дискуссию по поводу «двух Украин» (которой О. Гнатюк уделила немало места), спровоцированную публицистом М. Рябчуком: реакция украинских интеллектуалов отразила достаточно острые переживания по поводу наличия «двадцати двух Украин» и своих собственных «Востока и Запада» внутри Украины.
