Людмила Черная - Повседневная жизнь московских государей в XVII веке
Федор, как и отец, указал устроить в Успенском соборе «место высокое, еже есть чертожное, где ему, великому государю, на свой царской превысочайший престол венчатися царским венцем, и святыми бармами, и всем своим царским чином, и вся, яже к тому царскаго величества венчанию годно, то все указал изготовить». Поутру в день венчания в храм принесли трон — «царское место златое с драгим со многим камением, зовомое персидское, и приступ оболочен бархатом золотным»; рядом поставили кресло для патриарха. Некоторые историки считают, что, памятуя о претензиях патриарха Никона на власть, при венчании Федора кресло для патриарха не ставили рядом с креслом монарха. Но это утверждение не подтверждается источником, в деталях описывающем весь церемониал. В «Чине поставления на царство Феодора Алексеевича» говорится также, что патриарх в сопровождении церковных иерархов первым пришел в собор и занял свое чертожное место. Царь же сначала зашел в свой домовый храм Спаса Нерукотворного и приложился к иконам, затем отправился в Грановитую палату, где собрались придворные чины в золотных одеждах с жемчужными ожерельями, высоких шапках и золотых «чепях». Здесь было оглашено пожалование государем в бояре И. М. Стрешнева (из окольничих) и М. И. Морозова (из стольников), а в думные дворяне — А. С. Хитрово.
Затем царь в золотном опашне[4] с низаным (жемчужным) кружевом и жемчужной же нашивкой, украшавшей грудь, в окружении бояр, думных, окольничих и комнатных людей чинно проследовал в Успенский собор. Путь из церкви Спаса в Грановитую палату, а из нее в Успенский собор кропили святой водой протопопы этих храмов. Государеву духовнику протопопу Благовещенского собора Никите Васильеву было доверено золотое блюдо с крестом и бармами, два дьякона поддерживали его под руки. Царский венец нес боярин И. М. Стрешнев, скипетр — И. Ф. Стрешнев, «яблоко царскаго чину» — казначей И. Б. Камынин, «блюдо златое с драгим камением» — думный дьяк Дементий Башмаков, а стоянец (подставка под державу) — думный дьяк Василий Семенов. Шествие, совершаемое под непрестанный колокольный звон, было, по-видимому, очень красивым, потому что автор описания церемонии особо подчеркнул, что благочестие и благочиние процессии произвели на всех присутствующих большое впечатление.
При венчании на царство Федора Алексеевича царя впервые после миропомазания допустили для причащения непосредственно в алтарь, куда до него не входил ни один из русских монархов. Это была часть византийского церемониала венчания императоров, подчеркивающая святость светской власти. Еще Алексея Михайловича греческие иерархи, регулярно приезжавшие в Россию то за милостыней, то на церковные соборы, называли «вторым Константином Великим», но он не принял императорский титул и при его венчании на царство не использовалась эта деталь византийского чина поставления. Только его младший сын Петр в 1721 году после окончания Северной войны был удостоен титула императора единовременно с прозваниями Отец Отечества и Великий. Федор Алексеевич, хотя и не был провозглашен императором, но прошел обряд вхождения в алтарь для причащения, что стало важным промежуточным этапом восхождения русских правителей к императорскому титулу.
Во всём остальном чин венчания на царство Федора следовал чину его отца. И тот и другой всячески подчеркивали кровную преемственную связь с византийским императорским домом: в процессе церемонии не раз звучала мысль, что «превысочайшую честь и царский венец и диадиму от греческаго царя Константина Мономаха восприим: сего ради и Мономах наречеся, от него же вси великие государи царствия венцем венчахуся».
Абсолютным новшеством было поднесение царю особого стихотворного опуса «Гусль доброгласная», написанного по торжественному случаю Симеоном Полоцким.
Составители «Чинов венчания», фиксировавших весь ритуал, неоднократно подчеркивали, что всех присутствующих сковывали «страх и трепет» перед величием и благочестием сего таинства. Подобные торжественные события надолго врезались в память их современников и еще долгое время оставались темой для обсуждений и воспоминаний.
Конечно, венчание на царство было самым ярким событием всего правления российского самодержца, но далеко не единственным запоминающимся торжеством в повседневной жизни царского двора.
Объявление наследника престола
Наследовал трон по традиции старший сын великого государя, что подчеркивалось на всех церемониалах, связанных с его рождением, крещением, именинами.
Статус, получаемый им сразу же при появлении на свет, хотя и не закреплялся юридически до официального «объявления» наследника, но подчеркивался целым рядом мероприятий. Алексей Михайлович в письмах всячески акцентировал «участие» новорожденного сына Алексея в принятии тех или иных государственных решений, в поздравительных речах государя и в жизни страны в целом, называя царевича то «виновником» военных побед, одержанных в 1655–1656 годах, то «просителем» за подданных или пленных, а в 1655 году он вообще оставил годовалого царевича «управлять на Москве» вместе с боярами. Сохранился целый комплекс указов, написанных от имени младенца Алексея Алексеевича. Это делалось, конечно же, с целью упрочения царской династии и борьбы с претензиями на престол продолжавших появляться за границей самозванцев. Когда будущий правитель страны достигал двенадцати-тринадцати лет, что в Средневековье считалось совершеннолетием, его официально провозглашали наследником престола — «объявляли народу». Для первых Романовых очень важно было закрепить свою династию, с этой целью в 1643 году совершеннолетие Алексея Михайловича было отмечено проведением официального обряда. После вступления царевича в совершеннолетие для него заканчивалась детская пора и начиналась взрослая жизнь будущего правителя. До объявления наследником он не появлялся на дворцовых публичных мероприятиях, ездил на богомолье в кортеже царицы в окружении «дядек» и учителей и вел довольно замкнутый образ жизни. После обряда наречения жизнь будущего государя резко менялась. Отныне его место всегда было рядом с отцом, он начинал принимать участие в приемах иностранных послов, охотах, пирах и т. д. Порой он замещал отца на каких-то семейных мероприятиях. Так, когда в 1674 году после осеннего пребывания в Преображенском (с 25 октября по 13 декабря) Алексей Михайлович отправился в село Соколово на охоту, а всё его семейство возвращалось в Москву, царский поезд возглавлял Федор, ставший как бы заместителем отца, «старшим» в семье. Царевич ехал в «избушке» (зимнем возке), запряженной шестеркой темно-серых лошадей. Вдоль всего пути шли пешие стрельцы с батожьем. Наследника уже сопровождали не только его «дядьки», но и бояре, окольничие, ближние люди, весь его большой двор.
Обычно ритуал объявления царевича происходил 1 сентября, в Новый год по тогдашнему летосчислению. Алексей Михайлович, страстно любивший всякие церемонии, принимавший непосредственное и, видимо, самое активное участие в разработке особой процедуры объявления царевича народу, конечно, не предполагал, что ее придется проводить дважды, поскольку царевич Алексей Алексеевич, провозглашенный наследником 1 сентября 1667 года, умер в 1670-м, а его место спустя четыре года занял его младший брат Федор.
Чин 1667 года начинался словами, призванными показать, с какой радостью «всё христианское множество» восприняло «объявление благородного и благочестивого великого государя нашего царевича и великого князя Алексея Алексеевича». Церемония проходила сначала «в передней его царского величества каменной палате», где к стоящим перед царским троном грузинскому, касимовскому и двум сибирским царевичам, боярам, окольничим и думным людям царь «простре» свое слово. Далее помещена речь государя; видно, что сочинял ее сам Алексей Михайлович. Речь начиналась его любимым оборотом «приспе день и час лепотный», то есть настал час красоты… (Эти слова многократно употреблялись и в «Уряднике сокольничья пути», и в других указах и записках царя, который любил таким образом подчеркивать значимость того или иного события.) В своем «слове» самодержец подчеркнул, что «отрасль царских чресл царевич» прошел все ступени возмужания: был «порожден крещением во святей соборней апостольской церкви купели», «наощрен предобрыми ученьми» и «в возраст приличиствующий днем его приспеша». А посему государь «изволял» привести сие «непорочное овчарни Христовы чадо» в Успенский собор Кремля и «всенародно объявить» его перед лицом вселенских патриархов Паисия и Макария, патриарха Московского и всея Руси Иоасафа, Освященного собора и царских подданных «всех всякаго чина и возраста людей». Все присутствовавшие в передней комнате «били челом» государю с благодарностью за то, что он изволил поделиться с ними этой мыслью, и с мольбой об объявлении царевича наследником в Успенском соборе. В их «ответословии» звучали также похвала Богу и пожелание великим государям многолетия, всяческим благополучием преисполненного, здравия и победы над врагами. Похвалив придворных за ответ, Алексей Михайлович вместе с ближними боярами пошел в хоромы за сыном. При возвращении процессии в царские покои архимандрит Чудова монастыря Иоаким, сопровождаемый диаконами с кадилами и свечами, нес перед ней чудотворную икону Спаса из храма Спаса Нерукотворного на Сенях. Автор описания постоянно подчеркивает, что всё было «благолепно» и «благочинно»: и слова, и действия, и шествие, и украшения, и одежды. Через Постельное крыльцо и лестницу подле Грановитой палаты процессия проследовала в Успенский собор. Весь ее путь, устланный многоценными коврами, кропили святой водой два иерея. Царь и царевич были одеты в суконные опашни с жемчужными нашивками и кружевами. Всю дорогу князь И. П. Пронский от имени царевича спрашивал о здоровье стольников, стряпчих, дворян московских и всяких чинов людей. Этим действием подчеркивалась милость наследника, поступающего уже по государеву чину. Войдя в собор, Алексей Михайлович и Алексей Алексеевич целовали иконы, мощи митрополитов Петра, Ионы и Филиппа, а также «цельбоносную» Ризу Господню, затем приняли благословение вселенских патриархов и московского предстоятеля. В это время государевы певчие провозглашали многолетие царю и его отпрыску. Из Успенского собора под молебное пение вся процессия перешла в Архангельский собор, где ежегодно отмечалось новолетие. Там около паперти напротив «государских мест», устланных червчатым бархатом, был установлен особый «рундук», покрытый коврами, на который поставили «чудно украшенные налои с Честным и Животворящим Крестом Господним и святыми иконами». Царское и патриаршее места были огорожены деревянными перилами, расписанными красками по золотому фону; между ними располагались представители Церкви, государевы люди, стрельцы «в ратном платье» и «иноземцы полковники и подполковники». Живописно расположенные группы людей на возвышениях, устланных коврами, создавали особую торжественную атмосферу.
