Сюзанна Масси - Земля Жар-птицы. Краса былой России
Станиславский в книге «Моя жизнь в искусстве» писал, что благоприятные условия для появления его Художественного театра сложились потому, что еще с восемнадцатого века русские монархи покровительствовали школам и театрам. В труппы набирали лучших актеров и учеников, а для преподавания приглашали самых замечательных европейских мастеров. Ни одна другая нация не оказывала своим театрам столь щедрую помощь и не приглашала так много выдающихся иностранных артистов. В конце девятнадцатого века Николай II за счет личных средств субсидировал пять театров, а также поддерживал Императорский балет, балетную школу и Академию художеств.
Одним из самых ярких бриллиантов в короне художественных заведений России была Санкт-петербургская Императорская школа балета. Это училище находилось и до сих пор располагается на Театральной улице[66], в одном из зданий, принадлежащих благородному архитектурному ансамблю, созданному Карлом Росси в парадном стиле классицизма, характерном для эпохи правления Александра I. Примыкающая к роскошному бело-желтому зданию Александринского театра, с его мощными колоннами и темными статуями, эта улица является одной из самых красивых в мире — величественной и вместе с тем аскетичной, несущей в себе нечто от строгой атмосферы монастыря.
Поступить в школу было невероятно трудно, потому что в классы зачислялось не более десятка детей из каждой сотни пытавшихся сдавать экзамены. Прежде всего, дети проходили самый жесткий медицинский отбор. Врач проверял у них позвоночник, сердце, слух. Поступавших просили пропеть гамму, они должны были также уметь читать ноты. Если эти тесты удавалось преодолеть, то мальчиков и девочек брали на двухгодичный испытательный срок. При этом учащиеся продолжали жить дома, но училище обеспечивало их всем необходимым. Через два года ребенок, зачисленный в балетную школу, вступал в совершенно особый мир, настолько изолированный и регламентированный, что жизнь учащихся, скорее, походила на пребывание в монастыре. В вестибюле стоял швейцар в императорской ливрее. Вдоль стен были развешены портреты императоров, прославленных педагогов и балерин. В училище имелась домовая церковь — желтый зал, украшенный белыми колоннами. При церкви состоял большой хор. В театре училища устраивались ежегодные экзаменационные спектакли. Здесь же выступали и учащиеся школы, готовившей драматических актеров. В училище работал лазарет, в котором постоянно дежурили врачи и медсестры. У мальчиков было три разных формы: черная — повседневная, темно-синяя — для каникул и серая полотняная — на летнее время. Стоячий бархатный воротник украшали вышитые серебряная лира в окружении пальмовых ветвей и императорская корона. Учащиеся имели также по два пальто (одно из них зимнее с теплым каракулевым воротником), лакированные ботинки и туфли и шесть смен нижнего белья. Девочки носили шерстяные платья с прилегающим лифом и белые батистовые кружевные пелеринки, черные передники из тонкой шерсти — в будни и белые в складку — по воскресеньям, белые чулки, черные туфли. Младших одевали в платья коричневого цвета; розовые платья позволялось носить в качестве отличия за достигнутые успехи, а белые были высшей наградой. Девочки выходили на ежедневную прогулку в длинных черных пальто, отороченных лисьим мехом, присборенных под круглым меховым воротником, в черных шелковых капорах и высоких сапожках с бархатными отворотами.
Учащиеся спали в просторных дортуарах, от двадцати пяти до сорока человек в помещении, которое могло бы вместить и пятьдесят детей. Каждой ученице и ученику выделялся небольшой собственный уголок, где над кроватью можно было повесить свою икону. Мальчики жили изолированно от девочек. Даже когда они встречались в зале на уроках танцев и репетициях, им запрещалось разговаривать друг с другом, и девочки должны были опускать взор.
Каждое утро дети вставали в половине восьмого, и им заменяли носовые платки на чистые. По пятницам воспитанников водили в баню, где служанки в белых льняных сорочках в парных на деревянных скамьях терли их мочалками. Всех девочек до пятнадцати лет причесывали горничные. Мозольные операторы следили за ногами воспитанников, уход за которыми осуществлялся самым тщательным образом. Каждую субботу в течение всех лет обучения в школе дети проходили медицинский осмотр.
После еды читались молитвы; во время Великого поста учащиеся соблюдали предписания церкви. Старшие ученицы вместе с помогавшими им младшими воспитанницами вышивали покров или ковер для церкви, а в это время одна из них читала вслух житие святых и великомучеников. Эти ребята, давшие обет Терпсихоре, в сущности, были приемными царскими детьми и их рассматривали как часть семьи императора. Император часто посылал что-нибудь вкусное к столу в балетную школу. Учащихся старались изолировать от внешнего мира в стремлении уберечь их от его пагубного влияния. Их воспитание было подчинено достижению одной — единственной цели. Здесь готовили лучших танцовщиков мира.
В течение восьми лет в этой замкнутой среде и защищенном мире детей обучали искусству танца самые знаменитые мастера своего дела. В гораздо большей степени, чем другие виды исполнительского искусства, совершенство танца зависит от умения учителя передать мастерство своему подопечному. Кроме танцевального искусства, детям преподавали математику, историю, иностранные языки, музыку, бальные танцы и правила хорошего тона. Старшеклассников водили на спектакли в театры, учили искусству декламации, актерскому мастерству и пению. В ярко освещенных комнатах с зеркалами, похожих на артистические уборные, они узнавали, как правильно накладывать грим, тренировались в репетиционных залах, в которых пол был таким же наклонным, как и на сцене. Несколько часов в день ученики выполняли упражнения под аккомпанемент учителя танцев, игравшего на скрипке. Мальчики были одеты в белые рубашки и черные брюки, а девочкам выдавали тяжелые шали с кистями, чтобы они не мерзли во время пауз. В качестве поощрения отличившимся ученикам предоставлялось право обрызгивать пол водой, чтобы улеглась пыль, и стало не так скользко.
С первого года обучения в школе дети принимали участие в постановках опер и балетных спектаклей в Мариинском театре, одном из самых красивых и гостеприимных театров мира. Само здание, спроектированное в 1860 году архитектором Альбертом Кавосом, с его синими драпировками и золочеными ограждениями лож, белыми с позолотой креслами партера, со сверкающими хрустальными люстрами и стульями, обтянутыми синим бархатом, создавало впечатление особой праздничности и, одновременно, — атмосферу уюта. Просторное, наполненное воздухом помещение театрального зала спроектировано так искусно, что все, что происходит на сцене, хорошо видно зрителю с любого места.
В театре дети имели свои артистические уборные. Юных артистов привозили в специальных экипажах, по шесть человек в каждом, в сопровождении гувернанток, горничных и сторожа в ливрее. По торжественным дням использовали просторный экипаж на пятнадцать человек. Особые кареты подавались также и артистам балета после спектаклей; каждой балерине предоставлялся отдельный экипаж.
Окончив балетную школу, юные танцовщики из ее изолированной атмосферы попадали в блестящий мир столицы. Как и другие императорские театры Санкт-Петербурга и Москвы, Мариинский пользовался поддержкой царя и ежегодно получал субсидию в два миллиона золотых рублей. Благодаря этому постоянному и щедрому патронажу и атмосфере защищенности артиста со школьных лет русский балет в конце девятнадцатого века не имел себе равных. В 1800–1845 годах балет как вид искусства успешно развивался во многих городах Европы — в Париже, Лондоне, Вене, Милане и Копенгагене, но к концу столетия в театрах этих городов наблюдался явный упадок. Представлявшие разных импресарио виртуозные балерины соперничали в танце друг с другом, а роль мужчин-танцовщиков сводилась лишь к тому, чтобы носить партнерш по сцене. В конце девятнадцатого века в парижском балете почти не было танцовщиков, отличавшихся высоким профессиональным мастерством, а их роли исполняли женщины. Повсюду на Западе, за исключением Дании, балет рассматривали лишь как развлечение, не имеющее почти ничего общего с искусством.
В России же балет был именно высоким искусством. В отличие от Парижа и Лондона, он не служил здесь необязательным дополнением к опере или драматической постановке для оживления действия. Балетные спектакли существовали как независимый вид искусства, в их основе лежали сложные либретто, рассчитанные на несколько актов, и балетные представления, которые давали обыкновенно по средам и субботам, длились по нескольку часов. За лучшие билеты боролись. Ложи продавались на весь сезон, и их обычно покупали частные лица для своих семей, клубы или отдельные полки. Места в таких недосягаемых для других ложах передавались от отца к сыну. Среди экзальтированных держателей лож были группы догматически настроенных и весьма консервативных балетоманов, которые не пропускали ни одного спектакля. В дни, когда их любимые петербургские балерины танцевали в Москве, целые свиты поклонников отправлялись туда, заполняя вагоны поездов. Они предвкушали удовольствие от предстоящих балетных па и малейшее изменение в рисунке танца воспринимали как вопиющее неуважение к публике. Существовала и другая группа балетоманов, завсегдатаи неудобных мест и галерки — студенты, гимназисты, люди, стесненные в средствах, которые часами простаивали в очередях, чтобы достать билет на спектакль. Эти любители балета бурно приветствовали своих кумиров, засыпали их цветами и толпились у служебного входа в театр. В порыве воодушевления они могли бросить свое пальто перед экипажем любимой танцовщицы. Один русский богач однажды усыпал заснеженную петербургскую улицу фиалками, чтобы вызвавшая его восхищение балерина из Италии почувствовала себя, как дома. Артисты давали спектакли и для Двора. В таких случаях они получали приглашение к ужину в обществе императорской семьи. Тамара Карсавина вспоминала, что сама Императрица вручила ей усыпанный бриллиантами и рубинами шифр. Знаменитая балерина Матильда Кшесинская, фаворитка нескольких Великих князей, исполняла свои роли, надев натуральные крупные бриллианты и изумруды.
