Сюзанна Масси - Земля Жар-птицы. Краса былой России
Сергей Щукин приобретал картины Моне, Дега, Ренуара, Ван Гога, Руо, Брака, Сезанна, Анри Руссо и Гогена. Он собрал самую богатую коллекцию работ Матисса и был первым, купившим произведения Пикассо, в конечном же счете он приобрел 51 картину этого художника. На стенах просторной гостиной московского особняка Щукина висело 20 из принадлежавших ему тридцати восьми работ Матисса; в его столовой находилось более полутора десятков холстов Гогена. К 1914 году Сергей был владельцем 221 полотна, самой крупной коллекции импрессионистов в мире. Щукин любил развешивать картины на стенах и жить среди них некоторое время перед тем, как решить вопрос об их приобретении. Иногда он неделями сожалел о покупке какой-нибудь картины, которую не понимал. Он рассказывал Матиссу, что иной раз ему нужен был целый год, чтобы привыкнуть к одному из своих новых приобретений. Тем не менее Сергей Щукин продолжал заниматься коллекционированием, и благодаря его необыкновенному вкусу самые прогрессивные идеи и направления в искусстве стали более известны в Москве, чем в самом Париже.
Щукин сделал свою художественную галерею общедоступной и принимал любого, кто ею интересовался. По воскресеньям в качестве хозяина и гида он лично встречал всех посетителей. Иногда люди выражали удивление и даже отвращение, но уверенность Щукина в себе была настолько велика, что насмешки совершенно не трогали его. И хотя Щукин заикался, он был так красноречив, что всегда умел заразить своих слушателей собственным энтузиазмом. Многие иностранные путешественники предпринимали поездку в Москву специально, чтобы увидеть его коллекцию. Видные представители известнейших музеев Европы приезжали изучать ее. Постоянный поток художественных критиков, журналистов и студентов Московского училища живописи и ваяния проходил через его дом; в результате группа студентов училища организовала клуб почитателей Сезанна. Собрание Сергея Щукина имело громадное воздействие на молодых художников и студентов, расширяло их кругозор и в конечном счете помогало живописцам выбрать свой собственный путь в искусстве. Влияние этой коллекции было таким, что один профессор Академии воскликнул: «После острой пищи, подаваемой у Щукина, как соблазнить их пресной едой, которую мы здесь можем предложить? Все хотят не отставать от Парижа, ничему мы их не научим. Я не могу вынести этого! Я подам в отставку!»
Чтобы украсить парадную лестницу в своем доме, Щукин заказал Матиссу два гигантских панно, «Танец» и «Музыка», и художник специально приезжал в Москву в 1911 году для того, чтобы помочь разместить свои работы. Это был единственный случай, когда Щукин испытал серьезные сомнения в своей правоте. Некоторое время обнаженные фигуры приводили его в замешательство. Среди многих благотворительных начинаний Сергея Щукина было основание кафедры философии при Московском университете. Все его пять братьев коллекционировали книги, мебель, художественные произведения и изделия художественных промыслов. В 1892 году Петр Щукин начал строительство музея для своей коллекции русских древностей, рукописей, документов и других предметов, в которой насчитывалось более трехсот тысяч экспонатов.
Щукины не были одиноки. Другой московский магнат, Алексей Бахрушин, разбогатевший на торговле мехами и кожей, собирал все, имевшее отношение к театру; в 1894 году он создал Музей театрального искусства и передал его в ведение Академии наук. В 1913 году в музее было более тридцати тысяч экспонатов — рукописных сценариев, декораций, эскизов сценического оформления, костюмов. Благодаря этой замечательной коллекции историю русского театра можно проследить от его возникновения до наших дней.
Станиславский рассказывал о купце по имени Козьма Солдатенков, который самоотверженно «посвятил себя издательству тех книг, которые не могли рассчитывать на большой тираж, но были необходимы для науки или для культурных или образовательных целей. Окна этого дома никогда не блестели праздничными огнями, и только два окна кабинета долго, за полночь, светились в темноте тихим светом». Семья Рябушинских коллекционировала иконы староверов новгородской и строгановской школ, как и купец Харитоненко, передавший все собрание икон церкви в своем поместье, неподалеку от Харькова. Гостиные в его доме были украшены коврами из Обюссона; Вламинку он заказал роспись потолков. Харитоненко развлекался на широкую ногу, задавал роскошные праздничные вечера, танцевать на которых он приглашал Екатерину Гельцер, ведущую балерину Большого театра; вслед за ее выступлением лучший скрипач исполнял ноктюрны Шопена, затем устраивались танцы, и наконец, в четыре утра, его гостей везли на целой веренице троек в Стрельну, — послушать цыган. Резкий контраст старого и нового можно было ошутить, наблюдая жизнь матери этого купца: эта почтенная старушка никогда не показывалась в обществе и не покидала свою половину дома. В комнате с лампадами, постоянно горевшими перед иконами в углу, она сидела, закутавшись в шаль, у самовара, макая кусочки сахара в чай.
* * *Самыми крупными меценатами были представители семьи Морозовых. В 1812–1880 годах, за три поколения, они превратились из крепостных в ведущих фабрикантов России. К концу столетия большое число членов этого мощного клана — братья, сестры, кузены, жены — все вносили большой вклад в культурную, художественную и общественную жизнь страны.
Первый преуспевший предприниматель из этого рода, Савва Морозов, был крепостным. Подростком он работал на небольшой шелковой мануфактуре в поместье своего хозяина. Когда Савва женился, его юная избранница прославилась мастерством в окрашивании тканей и прекрасным чувством цвета. После пожара в Москве в 1812 году, когда в огромном городе не осталось ни одного магазина, предприимчивый Савва стал торговать тканями и лентами, произведенными силами своей семьи, ходя по домам. Рассказывали, что этот крепкий человек за один день преодолевал пешком расстояние в восемьдесят километров от своей родной деревни Зуево до Москвы. К 1821 году он скопил достаточно денег, чтобы выкупить на волю всю семью; к 1837 году его фабрика по производству шерстяных тканей занимала одиннадцать зданий и обеспечивала работой двести человек. В 1850-х годах он реорганизовал свои мануфактуры в хлопчатобумажные, и число рабочих, занятых на его фабрике, выросло до тысячи. Он умер в возрасте девяноста лет, передав свой процветающий бизнес пяти сыновьям. Самый младший из них, Тимофей, наследовал недюжинную энергию и деловое чутье своего отца.
Тимофей реорганизовал фирму, затратив большие суммы на обучение русских инженеров, учредил стипендии для выпускников Императорского технического института, чтобы они могли продолжать образование за границей, и потом, по возвращении, предоставлял им работу. К 1880 году Тимофей Морозов стал ведущим промышленником России. Он владел огромными капиталами, вложенными в текстильное производство и банки. Его фабрики протянулись на четыре километра, на них работало восемь тысяч человек, а доход составлял до двух миллионов рублей в год. Как хозяин он был беспощадным деспотом, не терпевшим ни критики, ни возражений. Работники боялись его гнева. Он требовал выпуска продукции без малейших изъянов и, чтобы добиться высокого качества, ввел систему штрафов для своих рабочих. В 1885 году на его фабрике поднялся бунт. Рабочие устроили забастовку, вывели из строя оборудование и разбили окна. Первая стачка в России произвела глубокое впечатление на младшего из двух сыновей Тимофея, которого так же, как и деда, звали Саввой. Савва полюбил красивую деревенскую девушку, работавшую ткачихой на фабрике Морозовых, и женился на ней. После смерти отца Савва Тимофеевич взялся за улучшение условий работы на принадлежавших Морозовым фабриках. Он построил новые дома с просторными квартирами для рабочих и их семей, улучшил медицинское обслуживание. Его предприятия достигли небывалого расцвета.
Савва был крупным нескладным человеком, внешним видом напоминавшим крестьянина. На его массивной фигуре европейская одежда сидела мешковато. Взгляд его темных глаз был острым и быстрым, а движения — медленными и неторопливыми. Савва Морозов обладал огромной физической силой и необычайной волей, энергией и независимостью. Писатель Максим Горький, чьим другом стал Савва, поддерживавший его материально, называл его «утюгом». Савва заплатил сумму, эквивалентную 7 500 долларов, чтобы выкупить Горького из тюрьмы, когда тот был арестован за революционную деятельность. Савва также жертвовал значительные суммы социал-демократической партии.
Наряду с вниманием к социальным вопросам, Морозов серьезно интересовался театром. В 1898 году к нему обратился с просьбой о поддержке нового театра один из его знакомых, Константин Алексеев, более известный сегодня под сценическим псевдонимом Станиславский. Сам Станиславский был сыном торговца тканями, чью мирную семейную жизнь он ярко описал в книге «Моя жизнь в искусстве».
