Евгений Головин - Веселая наука. Протоколы совещаний
Весьма познавателен другой сборник под названием «Конституция папы Гонория Великого» (скорее всего, апокриф XVI в.). Здесь перечислены семьдесят два имени Бога, здесь начертаны магические характеры, опусы творятся с непременным упоминанием Иисуса Христа, святой Троицы и апостолов, хотя рекомендации зачастую направлены в сторону красной и черной магии. Такой пример: «Найди череп человека, вложи в отверстия старые черные бобы, положи череп в укромное место огорода ликом в небо, поливай три раза в день в течении девяти дней отменной водкой…». Длинный и сложный рецепт помогает стать невидимым в зеркале. Или: «Отыщи на старом кладбище гроб подревней, вытащи гвозди. Поищи привычную дорожку врага, и вбей гвозди в следы его, и прочти такую молитву…». Еще пример: «Если желаешь, чтобы ненавидящие тебя супруги прекратили свои брачные утехи, купи новый нож, начертай острием близ двери спальни слова consummatum est, затем вонзи нож в дверь, дабы лезвие сломалось». Исполнение подобных рецептов опасно ответным ударом не столько со стороны враждебных персон, а более от потревоженных стихий. Оператор здесь рискует куда сильней, нежели в тривиальных человеческих инфайтингах.
Искатель секретов и нестандартных решений завязает в стихии земли, откуда выбраться трудно. Пусть он станет мистагогом, авторитетом, королем, первым в двойственности «я и люди», какой прок? Так или иначе его сволокут с вершины, трона, пьедестала, убьют, сделают клоуном[26].
В плане индивидуального развития лучше тысячу раз изобретать велосипед, чем повиноваться диктатуре авторитетов, которые наподобие компрачикосов долбят неофита своими идеями, дабы придать ему желанную форму. Надо непременно учесть афоризм Майстера Экхарта: «Дабы раскрыть внутреннюю субстанциальную форму, необходимо избавиться от всех внешних форм». Должно забывать, а не собирать. Накопляя информацию, отыскивая все новых учителей, осваивая специальности, мы рассеиваем сугубо необходимую энергию внимания.
Как мы упоминали, иудео-христианская концепция души синкретична и крайне расплывчата. Вот, к примеру, сказка Оскара Уайльда «Рыбак и его душа». Молодой рыбак поймал сетью морскую царевну и влюбился. Сия русалка или, точнее, нереида не прочь ответить взаимностью при условии, что рыбак избавится от души. И тут начинаются проблемы: священник в ужасе от подобного святотатства, купцы, смеясь, отказываются от никчемного товара. Делать нечего, надо просить ведьму. После долгих уговоров, после посещения шабаша ведьма дает рыбаку нож и повелевает в полнолуние отрезать тень у самых пальцев ног, ибо «тень суть тело души». Очень неохотно душа покидает рыбака, свершает дальние странствия, но раз в год рассказывает ему путевые впечатления.
Взаимосвязи тела, сердца и души совершенно непонятны. Душа предлагает рыбаку преступно похищенные богатство и мудрость, но тот счастлив в морских глубинах со своей возлюбленной. Конец трагичен: душа обещает ему показать танцовщиц (нереида, увы, не может танцевать), входит в тело, в результате все умирают. Измена ли рыбака тому причиной, или преступность страждущей души?
Античный взгляд полностью отличен от иудео-христианского.
Схема пространства четырех стихий разработана Аристотелем, он же предложил четырехстихийный состав каждого объекта и понятие о душе как теле энтелехии. Космос четырех элементов регулируется пятым — эфиром или квинтэссенцией. Микрокосм — будь-то камень, растение, зверь, человек имеет свою квинтэссенцию. Тем не менее, в каждой сущности превалирует один элемент, определяющий ее темперамент и стиль поведения. Достаточно эффективная квинтэссенция способна преодолеть однозначность темперамента, аннигилировать тягость меланхолии-земли, инерцию флегмы-воды, летучесть сангвинического воздуха, бешенство холерического огня. Подобная трактовка темпераментов, принятая в античной медицине, учитывает, прежде всего, фундаментальность и весомость земли и зависимость от нее других элементов.
Знаменитый античник девятнадцатого века И. Я. Бахофен считает главным событием греческой космогонии — восстание огня, воздуха, воды против диктатуры матери земли. Среди множества огненных семян, рассыпанных в ее лоне, нашлись мятежники, желающие независимости. В результате Уран или насыщенный светом воздух противопоставился земле и ночи в виде ясного дня. Перипетии мифа кровавы и трагичны, ибо гигантомахия началась с самого начала. Кронос, послушный сын Геи, победил мятежного Урана и отрезал у него фаллос. Это первый эпизод извечной борьбы носителя пениса — сына и раба матери — с фаллическим оппозиционером. От фаллоса Урана или небесного сперматического эйдоса, поглощенного космическими стихиями, родились иные боги и богини, в частности Эрос и Афродита. Последние особенно для нас интересны, поскольку пребывают на границе стихии воды и земли и дают возможность сублимации.
Всадники (римское военное сословие), рыцари, кавалеры, поэты и трубадуры мифологически связаны с великим и героическим племенем кентавров, рожденным, как мы упоминали, от любви Иксиона к богине воздуха Гере. Последняя придала облаку свое обнаженное очертание. Миф активно акцентирует роль иллюзии и миража в любовном событии или, согласно нашей тезе, реальностей воды и воздуха.
Божественность этих людей и этих лошадей. Те, кто умеет укрощать свои страсти словно диких жеребцов; те, кто живет in bello non in pace (для войны, не для мира); те кто радуется препятствиям и достигает цели быстро и точно — все они в определенном смысле кентавры. «Согласно Пифагору, — сообщает неоплатоник Сириан, — кентавры распались на людей и лошадей, нереиды и тритоны — на людей и рыб, киноцефалы — на людей и собак». Подобно разделенному андрогину, что ищет недостающую половину, всадник ищет лошадь, охотник — собаку, пловец — море и т. д. Смелым мыслителем был Пифагор. Его последователи полагают: в божественных соитиях с деревьями, озерами, скалами, людьми, львами, драконами проявилась небесная форма, единая цепь бытия. Отсюда чувство родства с каким-нибудь растением или зверем. Так в романе Кретьена де Труа «Ивен — рыцарь Льва» (XII в.) герой в битве или на турнире идентифицируется с данным зверем без особого усилия воображения.
Обитателям аквателлурической сферы присущи легкость, порыв, беззаботность, им нет надобности в земных опорах и ценностях. Поэтому люди такого типа бескорыстны, доблестны, честны — иначе им не выжить в режиме плаванья или полета, где необходима четкая концентрация. Сребролюбие, скупость, трусость, лживость рассеивают «я» в земном социуме. Аскеза также не представляет труда — эти «амфибии» сотканы из другой материи, им довольно минимума земной пищи.
Людей такого типа следует назвать аристократами, поскольку им присуще стремление к стихиям более высоким формально — к воде, воздуху, огню. В такой перспективе ундины и эльфы благородней гномов и хтонов.
При наличии вертикали, «верха» и «низа», сословному расслоению подвержены все природные данности — металлы и минералы благородны или вульгарны, равно как растения или звери. Со времени Плиния Старшего думали, что орхидеям, розам и лилиям надобны, в основном, влага и солнце и гораздо менее — земля, в отличие от сорняков. Далее: разве можно сравнить единорогов, львов, леопардов с тварями ползучими да свиньями!
Вертикальная иерархия с ее разными уровнями благородства санкционирована неоплатониками, затем монотеистами: самый верх — серафимы, херувимы, троны, потом архангелы, ангелы, потом качественный разрыв — святые — «земные ангелы, небесные человеки». Последние призваны заполнить разрыв, но, равно как многоугольник при умножении числа сторон никогда не станет окружностью, праведник при всей святости и чудесах никогда не станет ангелом.
Небесная иерархия трансцендентна, и ее нельзя просто скопировать в земной жизни, иначе пойдут революции и прочие недоразумения. Коснемся эпопеи Александра Дюма о трех мушкетерах. В книге «Двадцать лет спустя» Атос, этот идеальный дворянин, вдохновляет своего сына Рауля на беззаветное служение монархии: «Принцип — все, суверен ничего не значит». И что же? Когда Людовик XIV совершает низкий поступок, Атос отрекается от верности короне.
Небесный порядок на земле нелеп. Социум: ловкий и умелый лидер с помощью своей номенклатуры захватывает власть. Никто не говорит, что это плохо. Это естественно и не нуждается в религиозных оправданиях. Однако от номенклатуры до аристократии, в греческом смысле очень далеко. Рыцари придворные либо орденские лишены главного — свободы. Они обязаны присягать на верность королю или церкви, что резко меняет дело. Они могут блистать силой и храбростью, но… в рамках социального устава. Им с детства рекомендуют славную смерть за родину и суверена, что недостойно свободного человека — он микрокосм, а не сателлит.
