Роберт - Белая богиня
Надо отметить, что алогичное сочетание времен тут формирует идеальное представление о времени.
Донн слепо поклонялся Белой Богине в обличье женщины, которую он сделал своей Музой. Он настолько был не в состоянии вспомнить ее внешность, что написал лишь, как видел свои влюбленные глаза в ее глазах. В "Лихорадке" он зовет ее "душою мира", потому что если она покинет его, то мир будет всего лишь ее трупом. И еще:
Thy beauty and all parts which are thee
Are unchangeable firmament.
(Твоя красота и все, что тебя составляет,
Неизменный небесный свод.)
Джон Клэр писал: "Сны о красоте, о женском божестве внушали моему воображению самое возвышенное представление о прекрасном; вот и прошлой ночью богиня явилась мне столь живо мечтою моих снов, что мне больше не приходит в голову сомневаться в ее существовании. Поэтому я записал свои видения, не желая расставаться со счастливой верой в нее, как в моего ангела-хранителя".
Китс видел Белую Богиню как La Belle Dame Sans Merci. У нее длинные волосы, легкие шаги и дикий огонь в глазах, но Китс, что интересно, лилеи с ее чела переносит на чела её жертв и заставляет рыцаря сажать ее на своего коня, вместо того чтобы садиться на ее коня, подобно Ойсину, которого увезла с собой Ниав Золотоволосая. Любопытно также, что Китс писал с жалостью о Ламии, богине-змее, словно она была несчастной Гретхен или Гризельдой.
Стихотворение "La Belle Dame Sans Mersi" требует детального рассмотрения в свете Темы. Я привожу его здесь в таком виде, в каком оно впервые появилось в печати, взятое из письма Китса брату Джорджу в Америку, с несколькими шутливыми замечаниями. Зачеркнутые слова заключены в скобки:
Вечер, Среда[226]
La Belle Dame Sans Mersi [227]
О What can ail thee Knight at arms
Alone and palely loitering?
The sedge is withered from the Lake
And no birds sing!
О What can ail thee Knight at arms
So haggard and so woe begone?
The squirrel's granary is full
And the harvest's done.
I see [death's] a lily on thy brow
With anguish moist and fever dew,
And on thy cheeks a fading rose
Fast Withereth too —
I met a Lady in the [Wilds] Meads
Full beautiful, a faery's child
Her hair was long, her foot was light
And her eyes were wild —
I made a Garland for her head,
And bracelets too, and fragrant Zone,
She look 'd at me as she did love
And made sweet moan —
I set her on my pacing steed
And nothing else saw all day long,
For sidelong would she bend and sing
A faery's song —
She found me roots of relish sweet
And honey wild and [honey] manna dew,
And sure in language strange she said
I love thee true —
She took me to her elfin grot
And there she wept [and there she sighed]
and sighed full sore,
And there I shut her wild wild eyes
With kisses four.
And there she lulled me asleep
And there I dream 'd Ah Woe betide!
The latest dream I ever dreamt
On the cold hill side.
I saw pale Kings, and Princes too
Pale warriors death pale were they all
Who cried La belle dame sans mersi
Thee hath in thrall.
I saw their starv 'd lips in the gloam
[All tremble]
With horrid warning [wide agape] gaped wide,
And I awoke, and found me here
On the cold hill's side
And this is why I [wiher] sojourn here
Alone and palely loitering;
Though the sedge is withered from the Lake
And no birds sing —…
La Belle Dame Sans Mersi
1
"Зачем, о рыцарь, бродишь ты
Печален, бледен, одинок?
Поник тростник, не слышно птиц,
И поздний лист поблек.
2
Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
Какая боль в душе твоей?
Полны у белок закрома,
Весь хлеб свезен с полей.
3
Смотри: как лилия в росе,
Твой влажен лоб, ты занемог,
В твоих глазах застывший страх,
У вяли розы щек".
4
Я встретил деву на лугу,
Она мне шла навстречу с гор.
Летящий шаг, цветы в кудрях,
Блестящий дикий взор.
5
Я сплел из трав душистых ей
Венок, и пояс, и браслет
И вдруг увидел нежный взгляд,
Услышал вздох в ответ.
6
Я взял ее в седло свое,
Весь долгий день был только с ней.
Она глядела молча вдаль
Иль пела песню фей.
7
Нашла мне сладкий корешок,
Дала мне манну, дикий мед.
И странно прошептала вдруг:
"Любовь не ждет!"
8
Ввела меня в волшебный грот
И стала плакать и стенать.
И было дикие глаза
Так странно целовать.
9
И убаюкала меня,
И на холодной крутизне
Я все забыл в холодном сне,
В последнем сне.
10
Мне снились рыцари любви,
Их боль, их бедность, вопль и хрип:
"La belle dame sans mersi
Ты видел, ты погиб!"
11
Из жадных, из разверстых губ
Живая боль кричала мне,
И я проснулся — я лежал
На льдистой крутизне.
12
И с той поры мне места нет,
Брожу, печален, одинок,
Хотя не слышно больше птиц
И поздний лист поблек.
(Перевод В. Левина)
Почему четыре поцелуя, скажете вы, почему четыре поцелуя? Да потому что я хотел обуздать опрометчивую безудержную пылкость моей Музы, ведь она готова была сказать двадцать, не портя мне рифму, но мы должны держать Воображение в узде, как сказали бы Критики, вынося свой Приговор. Мне нужно было выбрать такое число, чтобы обоим глазам досталось поровну, и, если честно, по два — то, что надо. Представляешь, я бы сказал "семь", тогда получилось бы по три с половиной и было бы ужасно с моей стороны…
Это стихотворение обсуждается подробно в "Жизни Китса" сэра Сидни Колвина. Китс прочитал перевод, который приписывался Чосеру, "La Belle Dame Sans Merci" Алана Шатье, в котором "кавалер, не добившись расположения дамы, умирает в печали". В переводе на английский язык эти строки звучали так:
I came into alustie green vallay
Full offlouers… Riding an easy paas
I fell in thought of joy full desperate
With great disease and paine, so that I was
Of all lovers the most unfortunate.
(Я оказался в красивой зеленой долине,
Полной цветов… Спокойно сидя на коне,
Я задумался о радости, полный отчаяния
Из-за великого несчастья и боли, ибо я был
Из всех влюбленных самым неудачливым.)
Есть и другие литературные источники баллады. В "Королеве фей" (II.6) Спенсера волшебницу Федрию видит в лодке рыцарь Кимохил, когда идет по берегу. Он принимает ее приглашение войти в лодку, и они хорошо проводят время вместе. Она поет, шутит, надевает венок на голову, а потом — цветочную гирлянду на шею к большому удовольствию рыцаря. Когда они высаживаются на остров в "Покойном озере", дама уводит рыцаря в тень, убаюкивает его, положив его голову себе на колени, а потом оставляет его. Точно так же в "Смерти Артура" (IV.1) Мэлори поэт-пророк Мерлин "до безумства влюбился" в волшебницу Ниневу, которая завела его в грот и там заточила.
Эми Лоуэлл нашла еще один источник стихотворения в сказании "Пальмирин Английский", которое Китс, как известно, с жадностью читал. Пальмирин безумно влюблен в Полинарду, которую, как ему кажется, он обидел, и он изливает свою печаль, стоя на берегу под деревьями… "Такая сильная страсть завладела им, что ослабело его сильное сердце такую власть взяли над ним фантастические измышления, что он упал под ивами, словно мертвый". В другом эпизоде Пальмирин "увидел скачущую к нему на белой лошади девицу с развевающимися волосами и в смятых одеждах; а по дороге она кричала и плакала, наполняя небо печальными воплями". Ее подослала колдунья Евтропа, чтобы заманить рыцаря к себе. А ближе к концу сказания появляется описание королей и принцев, покоящихся в усыпальнице на Опасном острове, и это, похоже, и есть описание "pale Kings and Princes too" Китса.
