Алексей Никишенков - История британской социальной антропологии
В монографии «Пул Элия» Лич рассматривает системы родства и брака, кастовый строй и ритуально-мифологический комплекс ланкийских крестьян как выражение их экономических отношений. Здесь представлена все та же неортодоксальная версия интерпретации родства, причем выраженная в теоретическом плане более радикально, недаром в среде антропологов ее назвали «агрессивно революционной»[1256]. В этой книге он трактует отношения родства как символическую систему, жестко детерминированную экономическими поземельными отношениями. Система полей в сингальской общине, по Личу, – это та объективная реальность, которая, в конечном счете, определяет поведение крестьян во всех сферах их жизни, в особенности их родственные и брачные отношения. Родство в этом контексте вообще не имеет самостоятельного значения – это не более чем символическое средство аранжировки людей в отношениях по поводу собственности на земельные участки. Говоря об эндогамной ячейке сингальского общества, называемой варига, он утверждает: «Продажа и дарение земли должны происходить только между членами одной и той же вариги. Если этого правила всегда придерживались, то наследство вариги с необходимостью оставалось в ее пределах… процессы суда вариги всегда проходили таким образом, чтобы утверждать все признанные браки членов вариги как браки между членами вариги, каково бы ни было их действительное происхождение. Таким образом, посредством правовой фикции правило эндогамии вариги сохранялось и наследуемая земля с необходимостью оставалась в пределах вариги»[1257].
Парадоксальность мышления Лича в книге о сингальских крестьянах проявилось в очередной раз – в ней он прямо противоречит своим неоднократным высказываниям против марксистского подхода, с одной стороны, и суждениям в пользу идеалистичекого подхода Леви-Строса – с другой. В другой своей работе он со свойственной ему категоричностью утверждает, что «любой структурный анализ систем родства по необходимости является рассмотрением идеального поведения», а правила аранжировки терминов родства «образуют идеальную модель общества… по отношению к которой действительное общество сейчас, а возможно, так было всегда, является некоей копией»[1258]. Впрочем, неожиданный «материализм» Лича в случае с интерпретацией сингальского родства можно объяснить его полемикой с «оксфордскими идеалистами», гипертрофировавшими правовую, нормативную сторону родства, а «идеализм» в других случаях – стремлением противопоставить им же символическую, так сказать, «служебную» функцию этого явления.
3.2. Символическая антропология В. Тэрнера
Виктор Тэрнер (1920–1983) родился в Глазго (Шотландия). Его мать была актрисой, и значительную часть детства он провел, что называется, за кулисами провинциальных театров, что проливает свет на некоторые особенности его научного творчества, в частности, на склонность рассматривать социальный процесс в виде драмы – понятие «социальная драма» стало одним из наиболее употребимых терминов его работ. Образование Тэрнер получил, первоначально изучая средневековую историю Исландии в Лондонском университетском колледже, а затем, после демобилизации из действующей армии (он был участником Второй мировой войны), в Манчестерском университете у Глакмена. Благодаря Глакмену Тэрнер получил возможность провести интенсивное полевое исследование в 1950–1954 гг. в Африке среди народности ндембу на территории современной Замбии. На основе полученного полевого материала он написал и защитил в 1955 г. диссертацию. Эта диссертация позже вышла в свет в виде монографии «Раскол и преемственность в африканском обществе: исследова ние деревенской жизни ндембу»[1259], которая сразу принесла ему широкую известность среди антропологов. В течение девяти лет (с 1955 по 1963 г.) Тэрнер преподавал на кафедре социальной антропологии Глакмена в Манчестерском университете, а в 1963 г. был приглашен на должность профессора Корнелльского университета (США), где работал до 1968 г., после чего перешел на кафедру антропологии и социальной мысли Чикагского университета, а с 1977 г. и до конца жизни преподавал на кафедре антропологии и религии Виргинского университета.
Научное мировоззрение Тэрнера первоначально формировалось под прямым воздействием той версии структурализма, которая доминировала на кафедре в Манчестере. Это влияние отчетливо сказывается в его научных трудах, и не случайно первую его крупную научную работу активно поддержал Глакмен и написал к ней весьма лестное предисловие[1260]. В одной из своих первых публикаций – рецензии 1957 г. на книгу В. Элвина «Религия индийского племени» – Тэрнер сформулировал свое теоретическое кредо, которое отражало позицию Манчестерской школы в области изучения ритуала – ритуал получает смысл в контексте социального бытия, он отражает социальную структуру общества и способствует ее сохранению. «Шаман, – пишет он о колдуне племени саора штата Орисса, – используя идиому мистического бедствия, фактически заполняет разрыв в нормах обычая, регулирующих поведение в отношениях между сводными братьями. В то же время ритуал, проводимый им, кажется, имеет следствием подтверждение и оживление ценностей, на которых базируется патрилинейность»[1261]. В этой же работе он демонстрирует приверженность структуралистской доктрине, интерпретируя обычай сорората этого племени, воспроизведя известное объяснение Рэдклифф-Брауна[1262]. Вполне соответствует традициям британского антропологического структурализма и трактовка Тэрнером во многих его работах основной категории этого направления – «социальная структура» – как «определенной системы специализированных взаимозависимых институтов и институциональной организации положений и (или) действующих лиц, связанных с этими институтами»[1263]. Воспринял Тэрнер и ис следовательские подходы, связанные с концепцией «социального поля». По крайней мере, само это понятие часто используется в его работах, в частности, в его статье 1968 г. «Муканда, обрезание мальчиков: Политика неполитического ритуала», где это понятие трактуется следующим образом: «Основным инструментом для анализа групповой жизни является представление группы и ее оснований в виде социального поля. Любое событие или происшествие в этом поле рассматривается как следствие или результат тотальности сосуществующих социальных единиц, таких как группы, подгруппы, их члены, границы между группами, каналы коммуникаций между ними и т. д.»[1264].
Арсенал аналитических приемов и объяснительных моделей структуралистской антропологии стал навсегда основой исследовательского подхода Тэрнера, но довольно рано он предпринял попытки выйти за эти рамки, привлекая идеи самых разных ученых, а порой высказывая суждения о познавательной ограниченности и классических структуралистских схем, и методов своих коллег по манчестерской кафедре. Как вспоминает его жена Эдит (они вместе вели полевые исследования в Африке и вообще очень тесно сотрудничали в исследовательской деятельности), на втором году полевой работы, когда они вплотную подошли к изучению ритуальной практики ндембу, для них стало ясно, что «теория функционализма, которая эту практику представляет в качестве некоего универсального социального клея и выражения структурных моделей, выглядит неадекватной… а теория Рэдклифф-Брауна – недостаточной. Он видит культуру как простое производное социальной структуры»[1265].
Можно сказать, что художественная натура Тэрнера сделала его «белой вороной» на кафедре в Манчестере – он, наряду с У. Ипстейном, не принимал до конца чрезмерного формализма ее методов и доминирующих в ней установок на математику как на идеал научности[1266]. Возможно, это обстоятельство стало одной из причин, по которым он в 1963 г. оставил Великобританию. В поисках аналитических средств, восполняющих ограниченность британского структурализма, Тэрнер обращался к трудам представителей самых разных сфер социального познания. Еще в студенчестве он увлекся марксизмом. Это было неудивительно, так как манчестерская кафедра изначально отличалась определенной склонностью к традициям социалистической мысли – ее глава Глакмен изучал теоретическое наследие К. Маркса и использовал его идеи, в частности, в работе «Экономика центральных равнинных баротсе»[1267]. В марксизме Тэрнера привлекал, прежде всего, диалектический метод, которому он сохранил верность на всю жизнь, хотя, впрочем, никогда не причислял себя к марксистам. В начале своей самостоятельной научной деятельности Тэрнер пребывал под сильным влиянием фрейдизма, что видно по его первым работам, но впоследствии он освободился от этого влияния, признав в книге «Откровение и прорицание в ритуале ндембу», что фрейдовский психоанализ «не в состоянии верно отразить драматургическую и исполнительскую стороны ни самих ритуалов, ни социальных и культурных процессов, в которых они берут свое начало»[1268].
