Сергей Капков - Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров)
И вот роль Лукича предложили мне. Мне!
Вот тут и пришлось ответить: «Этого я никогда не пробовал». Мне нравится сценарий, нравится роль, но могу ли я ее сыграть – не знаю. Если хотите, приеду. Попробуем.
Постановщик фильма Вадим Клавдиевич Дербенев ранее был отличным оператором. «Гончарный круг» по повести Ионова – его давняя мечта. И прежде всего я благодарен ему за режиссерское мужество – предложить мне роль Михаила Лукича. Для этого надо идти совсем не проторенным путем. Надо видеть в актере возможности, о которых тот, может быть, не подозревает сам. И надо быть по-настоящему уверенным в правильности выбора – провал этой роли равносилен провалу фильма. В этой картине есть одна особенность – она не может быть посредственной. Если вырастут на экране образы трех главных героев, если удастся донести до зрителя всю тонкость их взаимоотношений и, главное, их отношение к народному искусству, а через это и ко всему, что их окружает – фильм прозвучит. Он будет нежным, лиричным, а главное – нужным. В обратном случае все это будет скучно, пресно, и еще задолго до финальных титров зрители выключат телевизоры.
Сейчас, когда я пишу эти строки, фильм только-только закончен. Его еще никто не видел, кроме ближайших друзей. Скоро его представят на суд зрителей.
Случилось так, что работа над этим фильмом совпала с моим семидесятилетием и пятьюдесятью годами работы в кино. И если бы у меня сейчас брали интервью, то на последний стереотипный вопрос «ваши планы на будущее?» я бы ответил: «У артистов, за редким исключением, планов не бывает. Бывают надежды».
Ну а надежды иногда сбываются.
Порой даже самые фантастические.
* * *
«Гончарный круг» стал настоящей творческой победой и режиссера, и актеров. Роль Лукича стала последней значительной работой Андрея Файта в кино. В январе 1976 года он умер.
Его сын, Юлий Файт, стал режиссером. В 1960 году окончил ВГИК, мастерскую Михаила Ромма. Отец не только отказался помочь ему в поступлении, но даже старался не появляться рядом с институтом. В этом вопросе он был очень принципиальным – никогда не просил за себя, не станет просить и за сына. Юлий Файт учился, а затем и дружил с Тарковским, Шукшиным, Миттой. Он увлекся детским кино, снял фильмы «Мальчик и девочка», «Марка страны Гонделупы», «Пограничный пес Алый», «Зеленый остров», создавал документальные и научно-популярные фильмы, сюжеты для «Ералаша».
В 1998 году Юлий Андреевич передал мне рукопись отца, благодаря которой и родилась эта глава.
Евгения Мельникова
Та самая «рашен Райка»
Евгения Мельникова оставила профессию в начале восьмидесятых годов. Ее последняя роль в кино была отмечена Государственной премией России. Фильм «Не хочу быть взрослым» полюбился зрителям, но мало кто из них ассоциировал добрую бабушку с яркой, эксцентричной Раечкой из легендарной комедии Александрова «Цирк» или отважной Галей Быстровой из «Летчиков». Эти героини ушли в далекое, кажущееся чем-то нереальным прошлое. Это уже история. А Евгения Константиновна, единственный живой свидетель и участник тех событий, обрекла себя на неузнаваемость, очень рано перейдя на характерные и эпизодические роли. Сделала она это ради семьи, ради дочери. Она выпала из жестокого конвейера под названием «советское кино 30-х». Но работа всегда оставалась при ней. Она много играла в Театре-студии киноактера, вела шефскую работу и, конечно же, снималась: «Школа мужества», «Дело было в Пенькове», «Жизнь сначала», «До свидания, мальчики!», «Снежная королева»...
– Я – коренная москвичка, – рассказывает Евгения Константиновна. – Мое детство прошло на 1-й Тверской-Ямской. Наш дом фасадом выходил на Тверскую улицу, а двором – на 1-ю Брестскую, где была церковь Василия Кесарийского. Там меня, кстати, и крестили. Мой папа работал слесарем-механиком, мама была домашней хозяйкой. У родителей нас было четыре девочки. Сейчас я осталась одна.
– Какое самое большое впечатление детства сохранилось у вас в памяти?
– Вы знаете, в моей памяти сохранился один случай. Папа как-то сказал: «Сейчас пойдем встречать царя...» Ну кто такой для меня был царь? Мы выписывали журнал «Нива», и там я видела большой портрет Николая II – красивый, весь в регалиях. Я его таким и запомнила. Что ж, думаю, надо посмотреть и в жизни. По-моему, это был 1914 год. Царь как раз должен был ехать с Ходынки. Народу на улице было не так уж и много. Вижу – едет машина военная. И двое там сидят. Папа говорит: «Смотри, вон царь». Я смотрю и не понимаю – где же? Потом вижу вторую машину, тоже военную. Я кричу: «А вон еще царь!» И так на весь кортеж: «И вон там царь! И там!..» Папа стал меня успокаивать: «Тише, тише, это не царь, а его сопровождение». Таким образом я уже проявила свои демократические наклонности.
– А когда же проявились наклонности актерские?
– Тоже довольно рано. В пять лет я прочла книгу «Жил да был Крокодил...» Корнея Чуковского, и так она мне понравилась, что я запомнила ее на всю жизнь. Эти стихи и стали моим первым репертуаром. Меня преследовало желание обязательно всем их рассказать. Очевидно, что-то актерское было заложено во мне природой. И я стала заставлять всех меня слушать. Рядом с нашим домом находилась Головачевская гимназия, куда я поступила учиться. И даже во время поступления я тоже читала эти стихи.
А однажды подруга пригласила меня посмотреть любительский спектакль: «У нас есть замечательный художественный руководитель, он поставил „Золушку“. Это очень интересно, приходи». Конечно, я пошла. И так мне понравилось! И спектакль хороший, и руководитель такой молодой, интересный. Но, как ни странно, я поняла, что сама не хотела бы сыграть Золушку. А злую сестру Берту – вполне. Так во мне проснулись задатки характерной актрисы.
Меня приняли в эту группу, и с тех пор я стала работать у Федора Михайловича Никитина – именно он и был тем самым молодым интересным художественным руководителем. Впоследствии он стал народным артистом, много работал в Ленинграде, снимался в кино. А тогда возился с нами, малышней. Студия носила название «Потешное кольцо» и даже имело свое собственное знамя – фиолетовое с зеленым кольцом. С этим знаменем мы ходили хоронить Вахтангова.
– Выходит, вы уже выходили на вполне профессиональный уровень?
– Да. Больше того, прошло какое-то время, и мы приготовили пьесу «Новая шапочка Андерса». В театре «Летучая мышь», где Никитин играл, был устроен утренник, и мы играли спектакль. И вы представляете: в ложе сидел Константин Сергеевич Станиславский! Не знаю, по каким причинам и кто его пригласил. Но ему очень понравился спектакль, и он предложил нам прийти во МХАТ – показать свой репертуар.
И вот мы в старом МХАТе. Константин Сергеевич вошел – высокий, стройный, красивый, седые волосы – сел за столик. А тогда был страшный голод, 21-й год. На столике у Станиславского стоял в серебряном подстаканнике стакан с чаем и лимонной долькой, а рядом – маленькая тарелочка с двумя сухими пирожными. Мы смотрели на эту тарелочку и думали, что перед нами Бог!
Но это я отступила. Константин Сергеевич предложил нам сыграть сцену из «Синей птицы» – «царство будущего», как мы его себе представляем. Мы начали... Мне досталась роль Тильтиля.
Когда мы закончили, он подошел к нам, поблагодарил, а меня погладил по головке.
– Так значит, вас коснулась рука гения. Он вас благословил...
– Да, я считаю, что он меня благословил. Но тогда я даже не обратила на это внимание. Безусловно, мне было приятно, но для нас самым главным был наш худрук Никитин. Константин Сергеевич сказал, что ему очень понравились ребята и он бы хотел, чтобы при МХАТе была организована детская студия. Он, очевидно, предлагал Федору Михайловичу заняться этим вопросом, но так сложилось, что Никитин уехал в Ленинград, стал много сниматься, и идея не осуществилась. И только тогда, когда я стала актрисой и прочла книгу Станиславского «Моя жизнь в искусстве», когда пересмотрела все спектакли старого МХАТа, я поняла, что меня коснулся наш художественный гений.
– Евгения Константиновна, до «Цирка» вы много снимались? Нравилась ли вам работа в кинематографе?
– Дело в том, что по окончании ГТК я попала в штат «Мосфильма». Но мы, молодежь, главным образом были заняты на субботниках – киностудия переезжала с Житной на Потылиху. Мне, конечно, хотелось сниматься. Тем более что я уже успела поработать в немом кино лет семь, правда, в эпизодах. Например, была такая картина «Изящная жизнь». Главную роль советской милиционерши играла Жизнева, моряка-американца – Тенин. А я играла буфетчицу Лизу. Мой эпизод заключался в следующем: этот моряк-Тенин хотел меня поцеловать, а я, естественно, не могла такого стерпеть и ударила его по лицу. Такой была моя первая роль в немом кино.
И вдруг однажды мне попал в руки сценарий фильма «Летчики». Я спросила одну из актрис: «Там какая-нибудь женская роль есть?» – «Да, – ответили мне. – Там есть высокая стройная девушка с голубыми глазами». Я решила, что это мне совсем не подходит, так как у меня таких данных нет. Пробовались почти все актрисы, какие тогда существовали. Режиссер Райзман все никак не мог на ком-нибудь остановиться. Не знаю, как так случилось, что обратились ко мне. Я сказала: «Там же у вас высокая стройная девушка с голубыми глазами. Я не подхожу». – «Ну а как ее видите вы?» – спросил Райзман. «Как? Если это летчица, если это учлет, то должна быть обыкновенная современная девушка. Такая, как все». Юлий Яковлевич задумался: «Ну, давайте попробуем...» Вы представляете? В общем, меня покрасили, постригли, сшили летный костюм, и я поверила, что смогу сыграть летчицу.
