Сборник статей - Террор и культура
Агамбен Дж. Homo sacer. Чрезвычайное положение. М., 2011.
28
Шмитт К. Политическая теология. М., 2000.
29
Агамбен упоминает понятие «бессмысленной жизни» или «жизни, недостойной быть прожитой», принадлежащее Биндингу и использовавшееся в качестве обоснования печально известной программы эвтаназии. Практическое открытие национал-социалистской биополитики заключалось в том, что это понятие, изначально применявшееся из гуманистических соображений к «безнадежно неполноценным» индивидам, оказалось при посредстве лагерной системы вполне применимо к биологическому телу любого человеческого существа [1].
30
Иваненко Е. А., Корецкая М. А., Савенкова Е. В. Архаическое и современное тело жертвоприношения: трансформация аффектов // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология». 2012. № 2 (12).
31
Здесь не имеется в виду недостаток теоретической рефлексии. Тема жертвы, и особенно жертвоприношения, стала чуть ли не культовой в философии и антропологии XX в. Перипетиям данных исследований, столкновению разного рода интерпретаций в толковании смысла жертвоприношений посвящено очень любопытное диссертационное исследование А. В. Московского [8].
32
Этот психологический практикум описан в учебном пособии по общей психологии М. А. Одинцовой [9]. Ключевой вопрос был сформулирован следующим образом: «Как вы понимаете термин “жертва”? Какие ассоциации он у вас вызывает?» Кроме приведенных в нашем тексте вариантов ответа стоит упомянуть еще несколько: «Жертва – это существо, ставшее объектом поражения, унижения, каких-либо действий или природных катаклизмов»; «Жертва – тот, кто может отказать себе практически во всем, лишить себя даже жизни»; «Жертва – это попадание субъекта под влияние каких-либо негативных насильственных физических или психических воздействий других субъектов»; «Жертва – это человек, оказавшийся в тяжелой ситуации, которому нужна помощь»; «Жертва – это страдающий объект, у которого “нулевые” шансы на спасение».
33
Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. с. 416.
34
Петрученко О. Латинско-русский словарь. М., 1994.
35
Толковый словарь С. И. Ожегова // URL: http://www.ozhegov.org/words/8352.shtml.
36
Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что в дальнейшем речь пойдет о реконструкции, а не о том, «как все было на самом деле». Данная реконструкция во многом основывается на моссовском толковании «жертвы» [7].
37
Из числа молодых римских солдат по жребию выбирался Сатурн, которому в течение месяца предоставлялась полная свобода удовлетворения всех своих чувственных влечений. По окончании месяца в канун праздника Сатурна на алтаре ему перерезали горло. И вот «в 303 г. н. э. жребий пал на солдата-христианина Дазия, который отказался играть роль языческого бога и запятнать распутством последние дни своей жизни». В результате его уныло обезглавили, и ритуал сошел на нет. Это исключение подтверждает правило, согласно которому жертва, по крайней мере в некотором отношении, идет на смерть добровольно [16, с. 653–658].
38
В обряде сати (самосожжение вдов) степень добровольности жертвы была во многом относительна, не говоря уже о факторе социального давления; во многих случаях вдову склоняли к смерти путем применения физической силы. Кроме того, сохранились свидетельства и описания, изображающие сидящую на сложенном погребальном костре женщину связанной, чтобы она не сбежала, когда костер будет зажжен. На одном из рисунков люди стоят вокруг костра с длинными шестами, чтобы помешать вдове выбраться из пламени. Безусловно, такого рода смещение в ритуальной практике свидетельствует о деформации смысла обряда; но здесь хотелось бы обратить внимание на важность самого факта проявления ритуального согласия жертвы, пусть и через симуляцию или символизацию. Собственно, именно это согласие поддерживало жертву в статусе агента жертвоприношения, не лишая ее активности, а, скорее, включая в динамику ритуала. Сам обряд довольно древний, восходит к жертве-парадигме Деви-Сати, жены Шивы. Еще один важный момент, красноречиво свидетельствующий о принципиальной разнице оценки одного и того же события с точки зрения различных культурных кодов, – некорректность применения термина «самоубийство» относительно обряда сати. Так, брахманы восхваляли сати как долг честной женщины и квалифицировали это не как самоубийство (которое запрещено и осуждается в сакральных текстах), а как акт священного почтения. В связи с этим многочисленные исследования сати как ритуального самоубийства (см., напр.: [14]) скорее демонстрируют оценку события с точки зрения идеалов гуманизма и не замечают разницы между самоубийством и самопожертвованием.
39
«Согласно Дурану, правитель Тлакаелель приказал совершить особо чудовищный обряд, число жертв в котором было таким огромным, что испанец испугался, как бы его не обвинили во лжи, хотя он ссылался на заслуживающие доверия ацтекские источники. “На рассвете вывели заключенных, предназначенных в жертву, и выстроили в четыре колонны, – сообщает он. – Одна из них протянулась от подножия пирамиды вдоль всей дамбы, что ведет в Койоакан и Шочимилько; она достигала приблизительно лиги в длину. Другая протянулась вдоль дамбы, ведущей в Гуадалупе, и была такой же длины. Третья растянулась вдоль дамбы, ведущей в Тлакопан, а четвертая достигала берега лагуны. Чтобы убить всех жертв, потребовалось четыре дня, а потоки крови, стекающие по ступеням, были так велики, что, пока достигали подножия и охлаждались, они превращались в жирные сгустки, способные испугать всякого”» [15].
40
Эту ситуацию в подробностях анализирует В. Пропп в разделе «Обращение обряда»: «Был обычай приносить девушку в жертву реке, от которой зависело плодородие. Это делалось при начале посева и должно было способствовать произрастанию растений. Но в сказке является герой и освобождает девушку от чудовища, которому она выведена на съедение. В действительности в эпоху существования обряда такой “освободитель” был бы растерзан как величайший нечестивец, ставящий под угрозу благополучие народа, ставящий под угрозу урожай. Эти факты показывают, что сюжет иногда возникает из отрицательного отношения к некогда бывшей исторической действительности… С падением уклада обычай, некогда почитавшийся святым, обычай, при котором героем была девушка-жертва, шедшая иногда даже добровольно на смерть, становился ненужным и отвратительным, и героем сказки уже оказывается нечестивец, который помешал этому жертвоприношению» [11].
41
Законы Ману (Манавадхармашастра). М., 2002. с. 128.
42
Винокуров Н. И. Практика человеческих жертвоприношений в Античное и Средневековое время (По материалам ритуальных захоронений Крымского Приазовья). М., 2004.
43
Жертвоприношение. Ритуал в искусстве и культуре от древности до наших дней / под ред. Л. И. Акимовой. М., 2000.
44
Бодрияр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.
45
Столкновению двух типов нарраций и даже двух логик посвящена статья М. Цумзайля [17].
46
Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011.
47
Имеется в виду феномен, иначе называемый «великоросский народ», а не тот полиэтнический и полирегиональный конгломерат, который существовал в домонгольскую эпоху на всем пространстве бывшей Киевской Руси и который в литературе также зачастую именуется «русским народом».
48
Градовский А. Д. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 2 (История местного управления в России). СПб., 1899. с. 202–205.
49
Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси. URL: http://dugward.ru/library/kostomarov/kostomarov_nachalo_edinoderjaviya.html.
50
Пайпс Р. Влияние монголов на Русь: «за» и «против». Историографическое исследование. URL: http://www.intelros.ru/readroom/nz/neprikosnovennyy-zapas-79–52011/12104-vliyanie-mongolov-na-rus-za-iprotiv-istoriograficheskoe-issledovanie.html.
51
Halperin Ch. Kliuchevskii and the Tartar Yoke // Canadian-American Slavic Studies. 2000. N 34. P. 385–408.
52
Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. 9-е изд. Пг., 1915.
53
Ostrowski D. Muscovy and the Mongols. Cambridge, 1998. p. 144.
54
Согласно автору этого термина, Фридриху Ницше, обозначившему таким образом «рабскую мораль», суть ресентимента заключается в зависти-ненависти «раба» к «господину», порождающей целый комплекс устойчивых негативных переживаний, включая гиперкомпенсаторное подавление собственной «нечистой совести», мифологизированный культ собственных слабости и долготерпения, одновременную жажду подражания и превосходства, стремление к реваншу любой ценой и т. д. [7].
