Михаил Стеблин-Каменский - Мир саги
В заключение - о правде в "сагах о епископах". В этих сагах рассказываемое связано с тем, что оно об исландской церкви в лице ее главы - епископа. Но церковь в Исландии была ближайшим аналогом государства. Поэтому, как и в "сагах о королях", охват описываемого становится меньше, выборочнее. Вместе с тем, поскольку в этих сагах рассказывается о недавнем прошлом (первый епископ в Исландии был посвящен в 1056 г.), саги эти фактографичнее и суше, чем "саги об исландцах". ["Саги о епископах" охватывают период с ок. 1000 до 1340 г. и написаны от ок. 1200 до 1350 г. См.: Lбrusson M.M. Biskupa sцgur. - In: Kulturhistoriskt lexikon for nordisk medeltid. Malmц, 1956. 1. kol. 630-631. Издание: Biskupa sцgur gefnar ъt af hinu нslenzka bуkmentafйlagi, Kaupmannahцfn, 1858-1878, 1-2. Это издание "саг о епископах" перепечатано в массовом исландском издании: Biskupa sцgur, Нslendingasagnaъtgбfan, Reykjavнk, 1948. I-III. В 1938 г. Йоун Хельгасон начал новое издание "саг о епископах".]
Но основная особенность "саг о епископах" - это тенденция выдавать за правду то, что было в интересах церкви считать за правду. В "Саге о Гудмунде Арасоне" есть такое наивно откровенное обоснование этого нового вида правды: "Все люди знают, что все то хорошее, что говорится о боге и его святых, - это правда, и потому хорошо верить хорошему и плохо верить плохому, хотя бы оно и было правдой, и всего хуже тому, что плохо солгано". Другими словами, правда - это то, что выгодно для церкви. Эта новая правда представлена кое-где и в "сагах о королях". Так, в "Саге об Олаве Святом" Стюрмира есть высказывание, которое сводится к тому, что и недостоверное следует считать за правду, если оно способствует прославлению Олава Святого. Но наиболее явное проявление нового вида правды - это так называемые чудеса (по-исландски jarteikn, букв, "знак, знаменье"). Они всего обильнее представлены в "сагах о епископах". Рассказы о том, как исполнялись желания всякого, кто обращался за помощью к святому, - тяжелобольной выздоравливал и при этом от него распространялся чудесный аромат, слепой прозревал, глухой начинал слышать, погода исправлялась, корова телилась досрочно, голодному удавалось поймать много рыбы, потерянная вещь находилась и т. д. и т.п. - выдавались за правду потому, конечно, что верить в них казалось чем-то хорошим, а не верить в них - чем-то плохим. Хорошим же казалось то, что было в интересах церкви, а плохим то, что противоречило ее интересам. Другими словами, назначение этих рассказов заключалось в прославлении церкви в лице ее святого. Распространение этого нового вида правды - так сказать, "церковной правды", или, поскольку в Исландии церковь была зарождающимся государством, "государственной правды", - основное, что принесло христианство в области представлений о правде. Эта новая правда расцветает впоследствии пышным цветом повсюду в связи с усилением церкви и государства. По сравнению с синкретической правдой саг эта новая правда, которая, в сущности, не столько правда, сколько ее фальсификация, была большим регрессом (если, конечно, не считать, что совершенствование методов фальсификации правды - это тоже своего рода прогресс).
Таким образом, с точки зрения истории представлений о правде "саги о королях", как и "саги о епископах", - более поздняя стадия развития, чем "саги об исландцах". Несомненно также, что в "сагах о королях", как и в "сагах о епископах", в значительно большей мере, чем в "сагах об исландцах", сказывается влияние европейской средневековой литературы - историографических сочинений, церковных жизнеописаний, житий святых и т.п. Несмотря на это, в последнее время в пауке господствует мнение, что "саги об исландцах" стали возникать под влиянием "саг о королях", и основным аргументом в пользу этого мнения служит то, что древнейшие сохранившиеся "саги о королях" были написаны раньше, чем древнейшие сохранившиеся "саги об исландцах": первые - в семидесятых-восьмидесятых годах XII в., тогда как вторые - только в начале XIII в., по-видимому. Вполне возможно действительно, что "саги о королях" начали писать раньше, чем "саги об исландцах": ведь "саги о королях" в силу ореола, окружавшего норвежских королей в глазах исландцев, казались более важными. Верно, конечно, и то, что устные "саги об исландцах" не могли сохраниться в дословной записи, т.е. быть записаны так, как в наше время может быть записана устная традиция. Но отсюда никак не следует, что устные "саги об исландцах" вообще не существовали или что письменные "саги об исландцах" могли быть созданы иначе, чем на основе устных саг. Ведь основное содержание "саг об исландцах" - распри между исландцами в X-XI вв. Как могли сведения о таких распрях сохраниться с I-XI вв.? В устных биографических словарях или другого рода устных справочниках? По-видимому, что-то в этом роде молчаливо допускают те, кто сомневается в существовании устных "саг об исландцах" и говорят туманно об "устной традиции", в которой эти сведения могли сохраниться. Совершенно очевидно, что в устной традиции сведения о распрях между исландцами в X-XI вв., - ведь древнейшие письменные "саги об исландцах" относятся, по-видимому, к началу XIII в. - могли сохраниться только в форме саг, т.е. повествований, представлявших собой синкретическую правду и содержавших большее или меньшее количество скрытого вымысла, но принимавшихся тем не менее за правду в собственном смысле слова. В таком случае специфика письменных "саг об исландцах" в том и заключается, что они в такой же мере синкретическая правда, как и их устные прообразы.
Где границы человеческой личности?
"Что такое "Монтекки"? Это не рука и не нога, это не лицо пли какая-нибудь иная часть, относящаяся к человеку".
Вильям Шекспир
Своеобразие границ человеческой личности в древнеисландском обществе, описываемом в сагах об исландцах, проявляется, конечно, всего отчетливее в том отожествлении себя со своими родичами, которое следует из роли долга мести за них, из того, с какой непреодолимой, стихийной силой навязывал себя этот долг отдельному человеку, побеждал в нем все эгоистические чувства вплоть до страха смерти. Этот долг образовывал основную движущую силу во всякой распре, а распри - основное, о чем рассказывается в "сагах об исландцах". Однако духовный мир тех, среди которых возникали эти саги, проявляется не только и не столько в том, что в них рассказывается. Ведь в "сагах об исландцах" рассказывается о сравнительно далеком прошлом, о том, что уже, возможно, стало анахронизмом, и неизвестно, что в них историческая правда и что художественный вымысел. Между тем любая "сага об исландцах" точно отражает духовный мир тех, среди которых она возникла, в том, как она рассказывает об этом прошлом.
Современные исследователи "саг об исландцах", как правило, делают молчаливое допущение, что у каждой из этих саг был совершенно такой же автор, как и авторы литературных произведений нашего времени. Как в наше время писатель пишет роман, так "автор саги" писал свое произведение, т.е. был в полном смысле этого слова его создателем, отличал его от своих источников, выражал в нем свои чувства и взгляды, проявлял в нем свое искусство и, конечно, понимал, что он "автор", - такое допущение делают, по-видимому, современные последователи. Сделать это допущение совершенно необходимо, конечно, для всякого, кто исследует, когда и как была создана та или иная "сага об исландцах" ее автором, каковы были его источники, кто был он, в чем заключается его искусство и т. д., т.е. исследует ее так, как эти саги обычно исследуются в последнее время. Особенно легкими становятся поиски автора саги, если допустить, что он все время как бы сигнализировал своим будущим исследователям о самом себе как об авторе, то ли намекая на события из своей жизни, свое окружение или другие свои произведения, то ли последовательно употребляя одни и те же слова или выражения. Если при этом уверовать в чудодейственность подсчета таких слов и выражений, то поиски авторов "саг об исландцах" становятся простыми и забавными, как детская игра. Наоборот, если не принять допущения, о котором идет речь, то тогда все исследования "саг об исландцах" с точки зрения того, когда и как они созданы их предполагаемыми авторами, каковы источники этих саг, кто их авторы и т. д., другими словами, большая часть современных исследований этих саг становятся совершенно бессмысленными. Понятно поэтому, почему данное допущение всегда делается современными исследователями, несмотря; на то что оно находится в вопиющем противоречии со всем, что известно об авторстве в отношении "саг об исландцах", да и древнеисландских саг вообще, и в частности с тем, что неизбежно обнаруживается в исследованиях, основанных на этом допущении. [Статистический метод определения авторов саг применяет шведский литературовед Халльберг во многих работах. См., например: Hallberg P.1) Stilsignalement och fцrfattarskap i norrцn sagalitteraturen. Gцteborg, 1968; 2) Om sprеklig fцrfattarkriterier i islдndska sagatexter. - Arkiv fцr nordisk filologi, 1965, LXXX, p. 157-186. Критика этого метода есть в рецензии Лённрота на одну из работ Халльберга: Lцnnroth L. Samlaren, 1963, 84, p. 280-285.]
