Сборник статей - Творчество и развитие общества в XXI веке: взгляд науки, философии и богословия
В заключение короткий вывод из сказанного. Жить без политических идеологий – такая же утопия, как биологическая жизнь без болезней и смерти. Идеологии поражают слабых и немощных – те институты власти и государства, которые страдают самой опасной формой иммунного дефицита – неверием, потерей религиозного самосознания. Некоторые умирают сразу, иные долго сопротивляются недугу, но есть и такие, кто приспосабливается. Они-то выживают, но разносят заразу. Отношение к идеологиям должно быть соответственное: они не должны заменять и подменять жизнь, с ними просто надо считаться, по возможности от них надо лечить и лечиться. Не смиряться, а именно считаться и лечиться, ибо они не что иное, как наказание людям за несовершенство политического устройства мира.
«Когнитивное оружие» как инструмент подавления национального творческого потенциала
В. Э. БАГДАСАРЯН,
декан факультета истории, политологии и права Московского государственного областного университета, доктор исторических наук, профессор
Аннотация
Описываются методы ведения когнитивной войны, в ходе которой геополитический конкурент когнитивно программируется на саморазрушение. Описываются технологии государственной деконструкции, с поражением общества и человека, ведущие к гибели страны в цивилизационно-органическом смысле. Описывается использование квазинаучных концептов в качестве инструмента идеологического прикрытия геополитической борьбы. Внешнее управление национальной наукой осуществляется через зарубежные гранты, научные премии, рейтинги, индексы цитирования, иностранные стажировки и т. п. Констатируется, что сегодня Россия оказалась заложницей ряда квазинаучных концептов, восприятие которых на уровне околовластных экспертных группировок ведёт к снижению суверенности государства. Противодействие «когнитивному оружию» связано с возрождением национально ориентированной российской науки, в первую очередь гуманитарной.
Ключевые слова: цивилизационная идентичность, ценностные платформы, проектирование будущего, политическое манипулирование научными данными, научные бренды и табу, западническая идеология, культурная матрица, Высшая школа экономики, грантовая поддержка, разгосударствление, идейное позиционирование, патриотическая платформа.
Постановка проблемы
Практика использования науки и информации в качестве идеологического прикрытия политических проектов сложилась довольно давно. Хорошо известно о применении их в данном качестве в рамках советской пропаганды. Но аналогичным образом они использовались и геополитическими противниками. Исчезла ли такая практика в современном формально деиделогизированном мире? Есть основания считать, что она не только не исчезла, но вышла в связи с развитием новых коммуникационных технологий на принципиально новые масштабы применения.
О масштабности такой практики можно получить представление из обошедшего несколько лет назад мировые СМИ сообщения. Десять тысяч американских учёных, включая 52 нобелевских лауреата, обвинили правительство США в манипулировании научными данными в политических целях. Численность подписантов для такого рода обращения беспрецедентна. Среди тем манипуляций назывались вопросы от изменения климата Земли до психологии человека. То есть проблема манипулирования наукой по меньшей мере существует[11].
Рис. 1. Виды зависимостей научного сообщества от «клуба бенефициаров»
Если манипулирование наукой в целях управления миром существует, то, соответственно, существуют и механизмы зависимости науки от условно определяемого «клуба бенефициаров». Эти механизмы зависимости могут быть классифицированы следующим образом:
– идейная зависимость;
– материальная зависимость;
– клиентная зависимость;
– клановая зависимость;
– статусная зависимость (условия когнитивного характера как пропуск в учёную корпорацию) (рис. 1).
Войны нового типа и эволюция технологий поражения государственного суверенитета
Советский Союз, как известно, распался без применения военной силы со стороны противника. Однако воздействие внешнего фактора на его распад сейчас общепризнано. Следовательно, результатов в борьбе с геополитическим соперником можно сегодня добиться и несиловым способом. Констатация этого факта приводит к постановке проблемы о качественной типологической трансформации межгосударственных войн в современную эпоху.
Классические военные стратегии основывались на понимании войны как столкновения боевых единиц. Целевой ориентир такой войны заключался, соответственно, в поражении живой силы противника. Война велась войсками, не изменяя принципиально жизни невоенизированной части общества. Это становится невозможно при переходе к следующему этапу развития военных стратегий. В войну систем включались не только армии, но и все ресурсы экономики, государственного управления, культурных потенциалов и идеологии. Побеждали уже не армии, а системы. Главное в этой войне было не столько поразить живую силу противника, сколько подорвать его инфраструктуры, сделать невозможным функционирование системы. Информационно-психологическая война была сфокусирована уже на подавлении воли противника. Его необязательно было уничтожать физически. Достаточно было подавить в нём дух борьбы. Для этого могли использоваться различные демотиваторы. Когнитивная война отличается от информационно-психологической. В ней подавляется и подчиняется сознание противника. Если результатом информационно-психологической войны является нежелание противника продолжать борьбу, то результатом когнитивной – внушение ему мысли, что самой борьбы нет. Противник когнитивно программируется на саморазрушение и даже самоликвидацию (рис. 2) [12].
Рис. 2. Когнитивное оружие в эволюции военных стратегий
Технология государственной деконструкции – сложный многокомпонентный процесс. По отношению к нему в литературе используется понятие «молекулярная агрессия». Государственность, сообразно с новыми технологиями, не демонтируется лобовой атакой, а кропотливо подтачивается изнутри.
Ликвидация института государства при непосредственном силовом воздействии на него ещё не означает гибели государственности. При высоком потенциале жизнеспособности общества и человека разрушенные институты власти будут восстановлены (рис. 4). Так, собственно, не раз исторически и происходило (в т. ч. в истории России). Но если окажутся поражены общество и человек, то властные институты при всём их техническом совершенстве будут обречены. Лишившись базовых оснований своего существования, источников жизненной силы, страна «усохнет». Это уже будет не институциональный кризис, а гибель в своём цивилизационно-органическом смысле. Следовательно, если ставится цель разрушения соответствующей страны, более эффективно данная задача может быть решена при опосредованном воздействии через подрыв его основ.
Навязываемые образы: «правильная элита» и «неправильный народ»
Обратимся к некому историческому ряду. 1990 год: Нобелевская премия вручается Михаилу Горбачёву. За год до этого рухнула международная социалистическая система, через год прекратит своё существование и Советский Союз. 1997 год: лучшим министром финансов признается Анатолий Чубайс. Россия тогда находится в преддефолтном состоянии. 2010 год: лучшим министром финансов признается Алексей Кудрин. До этого, в 2009 году, в ситуации мирового финансово-экономического кризиса Россия из всех ведущих держав мира имеет наибольшие показатели падения. Наконец, 2015 год, недавнее решение лучшим в мире главой Центрального государственного банка признаётся Эльвира Набиуллина[13]. Обвал рубля в 2014 году и продолжающееся падение в 2015 году заставляет предположить, что чем хуже показатели в России, тем больше шансов у российских министров получить награждения на Западе (рис. 3).
Рис. 3. Лучшая элита?
Предлагаемое из серии этих награждений заключение западных экспертов-аналитиков сводится к тому, что в России лучшие министры, лучшая властная элита. Но Россия при этом пребывает в кризисе. Возникает вопрос: что мешает элите, если она лучшая, осуществить успешную реформаторскую деятельность?
Препятствие это обнаруживается достаточно просто. Обратимся к рейтингам, в которых берутся показатели отношения не к качеству государственного управления, а к населению, к стране в целом. Рейтинги, необходимо подчеркнуть, составляются экспертами. Чем место ниже, тем положение соответствующей страны хуже. Нас интересует, естественно, положение России. Итак: 138-е место России по рейтингу ксенофобии (из 140 стран); 138-е – по уровню благотворительности населения (из 153 стран); 49-е место по рейтингу порочности (из 57 стран); 188-е по рейтингу свободолюбия населения (из 199 стран); 153-е место среди самых опасных стран для проживания (из 162); 42-е по рейтингу доброты (из 48); 52-е по рейтингу общему интегральному репутации страны (из 55); 113-е по рейтингу рабства (из 162 стран) (рис. 4)[14].
