Вера Сахарова - Мультикультурализм и политика интеграции иммигрантов: сравнительный анализ опыта ведущих стран Запада
В результате политолог с мировым именем С. Хантингтон называет иммиграцию в США «главным бичом нашего времени». Иммигрантов он делит на «обращенных», прибывших с тем, чтобы ассимилироваться в американском обществе, и «временщиков», приехавших по контракту на несколько лет. «Новые иммигранты с Юга, – отмечает Хантингтон, – не обращенные и не временщики. Они курсируют между Каролиной и Мексикой, поддерживая дуальную идентичность и вовлекая в этот процесс членов своих семей». Учитывая 1,6 млн человек, которых арестовывают каждый год за попытку пересечь Рио-Гранде, Хантингтон предостерегает: «Если свыше миллиона мексиканских солдат перейдут нашу границу, США воспримут это как угрозу национальным интересам и отреагируют соответственно. Однако мирное вторжение миллионов мексиканцев, как будто санкционированное Висенте Фоксом [президент Мексики в 2000–2006 гг. – В. С.], представляет не меньшую опасность для Америки, и на него США должны реагировать адекватно. Мексиканская иммиграция уникальна по своей сути, она является прямой угрозой нашей идентичности и культурной целостности и, быть может, нашей национальной безопасности».[79]
Разумеется, С. Хантингтон преувеличивает опасности, связанные с волной иммиграции из Латинской Америки, однако несомненно и то, что она порождает серьезные социальные проблемы и новые значительные различия между действительными и потенциальными гражданами США. Так, новые иммигрантские меньшинства нацелены прежде всего на самооборону, обретение «места под солнцем», признание своих прав. Сегодня они уже не согласны безропотно терпеть дискриминацию. Однако хорошо известно, что успех, к которому стремится одна группа, далеко не всегда совместим с успехом всех остальных. В этой ситуации неизбежны конфликты интересов, и любая групповая победа потенциально может иметь серьезные деструктивные последствия для общества в целом. «Идеи мультикультурализма, широко распространившиеся в последнее время в американском обществе, – считает, в частности, В. Иноземцев, – отражают банальную раздробленность нации и de facto проповедуют приоритет прав этнических групп над правами отдельных личностей, недопустимый с точки зрения классической либеральной теории». Более того, мультикультурализм легитимирует амбиции разного рода меньшинств, основывающих «свои политические притязания на культурной особости своих членов».[80] Одним из следствий политики мультикультурализма стало появление в современном западном обществе так называемых партий идентичности; поскольку все новые социальные группы активно требуют признания обществом своей особости, базирующейся на этнической, конфессиональной, гендерной принадлежности или сексуальной ориентации, постольку многие из них создают новые политические партии для защиты своего права на отличие и борьбы за привилегии. Как отмечает Ч. Тейлор, “политика признания” предполагает, что многие, кто чувствует себя ущемленным в статусе равного другим человека, стремятся к тому, чтобы их специфическая идентичность была публично признана».[81]
Однако в многообразии культур и культурных общностей, которое отстаивает мультикультурализм, сами культуры, как правило, мыслятся как некие целостности. В этом мультикультуралистский дискурс близок к дискурсу национализма, только мультикультурализм защищает культуры, не имеющие своего национального государства или функционирующие в рамках одного или нескольких национальных государств. Сходство с национализмом проявляется также в том, что мультикультурализм признает ценность принадлежности только к одной категориально понимаемой культуре. «Слишком часто, – отмечает американский политолог К. Калхун, – коммунитаристский и мультикультуралистский дискурс (при всех его остальных достоинствах) следует за националистическим дискурсом, представляя крупные категории, в которых люди на самом деле глубоко различны и часто не знакомы друг с другом, по образцу небольших семейных и общинных групп. Эта логика акцентирует межгрупповые отличия, отрицая значение внутригрупповых».[82] На практике же факторы, влияющие на человеческую жизнь, не могут быть сведены к влиянию обособленных сообществ, общества и культуры внутренне сложны; их члены часто конкурируют друг с другом, могут по-разному интерпретировать общее наследие и по-разному относиться к культурным нормам, которые, в свою очередь, также могут противоречить друг другу. Не следует забывать и о том, что принадлежности нередко бывают множественными и даже взаимопересекающимися и амбивалентными.
В результате, по мнению критиков мультикультурализма, на практике либеральные идеи и ценности доводятся до самоотрицания. Какая же это индивидуальная свобода, если ты не можешь высказать свое мнение о гомосексуальности, о феминизме и расовых проблемах? С помощью всякого рода сексуальных меньшинств традиционная буржуазная мораль была поставлена под сомнение. Как показывает опыт, «в большинстве случаев проекты по реализации групповых прав и интересов (самоопределение, гарантированное представительство, предоставление социальных льгот и преференций) оборачивались ущемлением прав прочих индивидов, этнизацией общественного сознания и социальной сегрегацией. Нередко защитой коллективных прав оправдывалось нарушение прав человека. Сегодня уже западные авторы говорят о дестабилизирующем воздействии безграничной терпимости, называя ее “невозможной добродетелью”», – пишет российский исследователь С. Г. Ильинская.[83]
Когда вопрос касается привилегий этнических групп, политика, предусматривающая выделение квот, идет вразрез с одной из самых важных характеристик этничности, а именно с тем фактом, что этническая идентичность большинства людей не поддается сколько-нибудь однозначному определению. Более того, с точки зрения теории конструктивизма, доминирующей сегодня в исследовании этнических проблем, этнические группы – это социальный конструкт. В результате «в современных западных плюралистических обществах политика, ведущая к признанию групповых прав, всегда влечет за собой произвол и неравенство, так как сам отбор привилегированных групп, равно как и определение того, кто к каким группам принадлежит, является произвольным. Как и в США, возмездием за подобного рода политику является своего рода система апартеида “наоборот”, в которой возможности и права людей определяются случайным в нравственном отношении фактом их этнической принадлежности, а не их заслугами и нуждами».[84]
Пытаясь преодолеть существующее структурное социальное неравенство с помощью политики различия, американское правительство обнаружило на примере афроамериканцев, что наделение особыми правами способствует не включению в общество, а исключению из него и усугубляет раскол по этническим и расовым основаниям, навязывая право на отличие тем, кто за него не боролся. Америка одной из первых в западном мире столкнулась с феноменом культурализации и этнизации социальных отношений. Прежде всего, он проявился в американской системе образования. При поддержке либеральных сил так называемое мультикультурное образование получило право на существование уже в середине 1960-х гг. В результате разработки альтернативных образовательных программ, направленных на преодоление доминирующего положения белых англосаксов-протестантов, закрепленного в языке, трактовке американской истории, базовых положениях этики и эстетики, в высших и средних учебных заведениях США начала преобладать такая трактовка всемирной истории вообще и американской в частности, которая «демонизировала людей белой расы».[85] В начале 1968 г. легитимность мультикультурного образования была поддержана «Актом о двуязычном образовании», принятым по требованию испаноязычных американцев. Позднее этот акт несколько раз пересматривался. После принятия в 1974 г. Акта Конгресса об учебных программах по этническим культурам в средних учебных заведениях США были введены билингвистические программы, по которым обучалась значительная часть детей иммигрантов.
С конца 1960-х гг. в США на государственном уровне стала проводиться в жизнь компенсационная программа утвердительных действий (affirmative actions) или позитивной дискриминации, направленная на устранение последствий расовой дискриминации и дискриминации по половому признаку при приеме на учебу или на работу. «Введение принципа “позитивных мер” требовало от компаний – государственных подрядчиков принятия специальных мер по привлечению, найму и продвижению обладавших необходимой квалификацией представителей групп, ранее подвергавшихся дискриминации. Начавшись (во времена президента Дж. Кеннеди) как временная и ограниченная по своим масштабам мера, она постепенно охватывала все более широкий круг расово-этнических групп, включала в свою орбиту всё новые и новые категории населения. Специальная инструкция Министерства труда 1968 г. определяла “позитивные действия” как систему определенных целей по увеличению найма “негров”, “азиатов”, “американских индейцев”, “испаноязычных” и сроков, устанавливаемых для достижения этих целей».[86] Программа «позитивных действий» получила дальнейшее развитие, ее стали применять не только при найме на работу в частном секторе, но и при приеме в университеты, при подборе преподавателей и государственных служащих.
