Валентина Черняк - Современная языковая ситуация и речевая культура: учебное пособие
Особое внимание должно уделяться способам введения иноязычного слова в текст. Типичными контекстами для малоосвоенных заимствований являются так называемые предложения таксонимической идентификации, которые определяют слово и сообщают высказыванию все его ориентиры. Обилие в тексте предложений идентификации указывает на желание автора сделать ясным какое-либо понятие, снять неопределенность (Лазуткина 1994: 59). Многочисленные контексты, свидетельствующие о различных по своим речевым стратегиям и результатам попытках объяснить вводимое слово, позволяют говорить о «стихийной лексикографии», безусловно способствующей адаптации заимствованных слов. Приведем примеры стихийной лексикографии в современной газетной речи:
Слово бестселлер на русской почве постигла судьба многих иностранных заимствований, которые переживают здесь второе рождение с бесследной потерей первоначального смысла. Из английского bestseller – «хорошо продающаяся», просто «ходкая» книга – бестселлер стал в нашем языке синонимом занимательности и даже гениальности книги, символом писательского таланта, метафорой успеха, гарантией качества. Иначе говоря, в повседневном употреблении это слово утеряло помету «экон.» (экономика), приобрело другую стилистическую окраску и, произнося его, наш соотечественник меньше всего думает о книжном бизнесе, рынке и рекламе (Иностранная литература. 1994. № 7). Основная статья доходов частных отечественных детективов – консалтинг. Слово вовсе не страшное и по своему корню всем нам хорошо знакомое. Консалтинг – это когда раздают советы. Мы ведь с давних пор любим и умеем это делать (Огонек. 1998. № 48).
Для семантизации нового заимствования используются этимологические справки (буквальный перевод слова в языке-источнике), подбираются русские синонимы или синонимоподобные слова и словосочетания, дается упрощенное, «бытовое» толкование значения. Обычными метаязыковыми операторами, указывающими на «чужое слово», являются кавычки, различные графические выделения (курсив, разрядка и пр.). В период вхождения нового заимствования в речевой оборот нередки проявления языковой рефлексии — комментарии пишущего (говорящего) по поводу употребительности слова, его статуса и форм бытования в русском языке.
Современная массовая литература, нередко точно отражающая актуальные языковые процессы, представляет и текстовую экспликацию рефлексивной деятельности носителей языка. Приведем выразительный фрагмент текста, в котором показана семантическая неопределенность иноязычного слова харизма, весьма активно используемого в СМИ, и типичная в таких случаях попытка наивной его этимологизации:
– Чем же я лучше? – кокетливо спрашивал он. – У тебя есть харизма, – отвечала она с важным видом. Это словечко только начало входить в моду, почти никто не знал его реального смысла, и в широких слоях населения возникала ассоциация со старым русским словом «харя», бабки в деревнях так и говорили: за этого не будем голосовать, у него харизма толстая и противная.
– Ты хотя бы понимаешь, что это такое? Объясни, потому что я не понимаю, – говорил он, продолжая кокетничать. – В переводе с греческого это богоизбранность, дар Божий. В переводе с современного русского – обаяние политического лидера, его лицо, его имидж. Получается не совсем адекватно, зато красиво (П. Дашкова. Чувство реальности).
И.Т. Вепрева справедливо отмечает, что способность к языковой рефлексии – один из наиболее важных параметров языковой личности, «стремящейся с помощью интроспекции разобраться в активном обновлении концептосферы. В фокусе внимания языковой личности находятся смысловые доминанты современной эпохи, связанные с мировоззренческими установками и ценностными ориентациями» (Вепрева 2004: 113). Следует подчеркнуть, что чем выше уровень владения языком, тем более внимателен и критичен говорящий при отборе языковых средств для выражения своих мыслей, тем чаще он задумывается над выбором той или иной номинации.
Многие исследования, наблюдения педагогов и психологов убедительно показывают, что уровень освоенности заимствований, большинство из которых достаточно часто используется не только в публицистике и научном стиле, но и в обиходной речи, невысок. Часто наблюдается приблизительное знание значения слова, при котором усвоены лишь некоторые компоненты значения или только часть семантической структуры многозначного слова. Когда чрезмерное употребление иноязычной лексики начинает приобретать массовый характер, семантическая закрытость многих новых заимствований нарушает качества речи и во многом влияет на уровень эффективности общения. Приведем примеры немотивированного использования заимствованных слов в СМИ и последующей коррекции возникшей коммуникативной неудачи в диалоге:
– Меня всегда интересует в человеке персоналите.
– Простите, а по-русски можно?
– Индивидуальность (Передача «Поехали». ОРТ. 11.01.1997. Интервью с В. Гнеушевым, главным режиссером цирка).
– Не держите деньги в авуарах. – Что такое авуары? – Я имею в виду матрасы, чулки (Радио «Эхо Москвы». 7.01.04. Беседа с президентом Ассоциации российских банков).
«Макароническая манера речи, т. е. введение без нужды в непринужденно-бытовой текст иноязычных слов, не ставших усвоенными языком заимствованиями и имеющих вполне определенные русские эквиваленты» (Земская 1992: 213), может служить причиной коммуникативных помех.
Итак, интенсивный рост заимствований в последнее десятилетие в значительной степени определяет речевой портрет молодого россиянина конца XX – начала XXI в. С одной стороны, это проявляется в закономерной интернационализации осваиваемого терминологического аппарата современной науки, в приобщении к современным технологиям (особенно показательно бурное обогащение той части лексикона, которая связана с компьютерной техникой), с другой – в ничем не оправданной американизации обыденной речи. Воздействие процесса заимствования на современную образовательную среду многообразно. Для органичного существования в среде, наполненной заимствованиями, человек должен свободно ориентироваться в широком потоке новых слов. Для этой ориентации необходимы и хороший языковой вкус, и языковая компетентность (в частности, знание иностранных языков и умение использовать это знание для коммуникативной деятельности на родном языке), и личностные установки (с одной стороны, уважение к родному языку, осознание языка как важнейшего фактора национальной культуры, с другой – понимание того, что заимствования – это средство культурного взаимодействия, средство приобщения к чужой культуре).
Вопросы и задания
1. Проанализируйте высказывания, в которых дается оценка современным заимствованиям:
Можно говорить о своего рода непрозрачности заимствованных слов: они не встроены в систему русского языка, как правило, не имеют связей с другими словами и потому непонятны. Конечно, прожив долгую жизнь в русском языке, слово становится для нас родным. И едва ли кто сейчас захочет изгнать из русского языка
юристов, биологов, физиков или агрономов. Но у сегодняшней ситуации есть принципиальные особенности. Во-первых, заимствований этих настолько много, что языку их сразу переварить трудно, – и отсюда возникает ощущение погружения в чужой язык. Во-вторых, многие из этих названий не стали общеупотребительными. Обычному человеку не так уж важна разница между акаунтменеджером и сейлзменеджером. В результате для случайного человека большинство объявлений о работе оказываются филькиной грамотой, написанной на иностранном языке (Кронгауз 2007: 50–51).
Не только английская лексика (или дубовая техническая латынь, процеженная сквозь английское сито) вдруг поманила нашу прессу своим западным звучанием, но и английский синтаксис, как василиск, заворожил и сковал мягкие мозги бывших комсомольцев, а ныне биржевых деятелей (Толстая 1992).
Улучшайзинг – смешное слово, этакое слово-пародия на то, что происходит в русском языке. В нем не только английский суффикс «г/нг», который пока к русским глаголам все-таки не присоединяется, но и абсолютно бессмысленное «айз», своего рода мимикрия под английский глагол. Увидев его, я сначала просто смеялся, а потом еще громко и долго смеялся, когда узнал, что это слово вполне употребительно (в Интернете около двух тысяч упоминаний). Впрочем, суффикс «г/нг» становится настолько привычным, что скоро шутки по его поводу перестанут смешить (Кронгауз 2007: 73).
2. В интервью журналу «Итоги» известный лингвист В. Живов назвал заимствования «символическим языковым капиталом человека», указывающим на его принадлежность к определенной языковой прослойке (Итоги. 2006. № 32). Согласны ли вы с этой точкой зрения? Какие аргументы, подтверждающие ее, можно привести?
