Леонид Выскочков - Будни и праздники императорского двора
Леонид Выскочков - Будни и праздники императорского двора краткое содержание
Леонид Владимирович Выскочков
Будни и праздники императорского двора
Глава 1 «Чертовы куклы»: под сению двора
«Настоящая верховная власть есть двор»
Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай Бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет [1] .
А. С. Пушкин – Н. Н. Пушкиной, апрель 1834 г.
Рассерженный Пушкин в приведенной цитате эпатировал. Термин «камер-паж» был хорошо известен его современникам. Им I не нужно было объяснять, чем камер-паж, выпускник с отличием Пажеского корпуса, призванный к службе (в качестве начала карьеры) при августейших дамах императорского или великокняжеского двора, отличается от почетного придворного звания «камер-юнкер». Почетное звание камер-юнкер (до 1809 г. чин) было желанным в то время для многих отпрысков аристократических семей и еще более для их родителей. Ведь Санкт-Петербург был городом двора, аристократии, чиновничества и гарнизона. Перефразируя известные слова поэта «Под сению Екатерины…», можно смело сказать, что он существовал «под сению двора».
По большому счету двор как некое собрание людей, приближенных к правителю, существовал всегда. Но только при Петре Великом начала формироваться его структура, особая придворная культура. Своего расцвета, пышности и политического могущества двор достиг к концу XVIII – первой половине XIX в., в правление трех императоров: Павла I, Александра I и Николая I. Именно этому времени, когда двор, точно зеркало отражавший основные черты великодержавных правителей, стал всемогущим, и посвящена наша книга.
Придворный обиход в России стал строиться по западноевропейскому образцу с начала XVIII в.; придворные же штаты окончательно упорядочиваются лишь в XIX в. Обычаи императорского двора окончательно сформировались в царствование Николая I. Как пишет историк Л. Е. Шепелев, «.. основной идеей их была демонстрация политического престижа империи и царствующей фамилии. При этом естественным было усвоение уже существовавшего на Западе – как общих принципов организации двора, включая некоторые церемониалы, так и номенклатуры придворных чинов и званий. В первом случае за образец был принят французский двор; во втором – двор прусских королей и австрийский императорский двор. Однако в обычаях российского двора с самого начала присутствовали специфический православный и национальный элементы» [2] .
Историк В. О. Ключевский в одной из последних своих дневниковых записей 1911 г. в контексте революции 1905–1907 гг. подчеркивал обособленность двора от русского общества, проявившуюся после 14 декабря 1825 г.: «Двойной страх вольного духа и народа объединял династию и придворную знать в молчаливый заговор против России» [3] .
В период царствования Екатерины II двор был пышным и отличался роскошью, что бросалось в глаза иностранным наблюдателям. Но, отмечая это, английский посланник Джеймс Харрис, прибывший в Санкт-Петербург в 1778 г., вскоре был вынужден заметить: «Много роскоши и мало морали – похоже, это отличает все слои населения» [4] . Французская революция нанесла удар по идеологии и практике «придворного общества» европейских монархий. Возросла роль просвещенной бюрократии как части чиновничей элиты. В силу этого следование консервативной идее абсолютной монархии, требовавшее пышности двора, строгого и детально разработанного этикета, сочеталось с новыми подходами к финансовым аспектам содержания двора и к его структуре. Начиная с Павла I императорский двор, при всей торжественности этикета, приобретает более упорядоченные и строгие формы.
Структура двора четко регламентировалась высочайше утвержденным Придворным штатом от 30 декабря 1796 г.
Придворные должности, восходящие к натуральному хозяйству прошлых веков, типа квасоваров, пивоваров, водочных мастеров и другие подобные им, были упразднены, так как отныне эти продукты предполагалось получать от подрядчиков. Громоздкое придворное хозяйство значительно упрощалось.
В области этикета, как отмечал мемуарист Н. А. Саблуков, Павел отдавал дань французской дореволюционной традиции: «Как в Гатчине, так и в Павловске строго соблюдались костюм, этикет и обычаи французского двора» [5] . Это подтверждает и князь Станислав Понятовский: «Император хотел придать своему двору характер двора Людовика XIV и приучить почетных лиц появляться при дворе. Он стал подражать обычаю – просматривать список лиц, съезжавшихся вечером, и отмечал карандашом тех из них, которые должны были остаться ужинать» [6] .
При всей разнице характеров и взглядов Павла I и Марии Федоровны их объединяла страсть к церемониям и этикету. В это время придворные церемонии были пышными и весьма обременительными. И. И. Дмитриев пишет: «Никогда не было при дворе такого великолепия, такой пышности и стройности в обряде. В большие праздники все придворные и гражданские чины первых пяти классов были необходимо во французских кафтанах, глазетовых, бархатных, суконных, вышитых золотом, или, по меньшей мере, шелком, или со стразовыми пуговицами, а дамы – в старинных робах, с длинным хвостом и огромными боками (фишбейнами), которые бабками их были уже забыты» [7] .
Следует пояснить, что в литературе существует большая путаница в описании юбок на каркасной основе, то есть различных видов кринолина. В XVIII в. это робы, фижмы, фишбейн, панье, «булочки». Как уточнил историк Константин Писаренко, фижмы, или, иначе, фишбейн, – «юбка с встроенным в нее китовым усом». Но в приведенной цитате на самом деле имеются в виду два вида каркасных юбок: собственно фишбейн и «булочки» – каркас по бокам из ивовых или тростниковых прутьев, обшитый плотной материей, на который надевалась парадная юбка (Подробнее см.: Писаренко К. Повседневная жизнь русского двора в царствование Елизаветы Петровны. М., 2003. С. 69.).
Мемуарист И. И.Дмитриев рассказывает о торжественном выходе императора: «Выход императора из внутренних покоев для слушания в дворцовой церкви литургии предварялся громогласным командным словом и стуком ружей и палашей, раздававшимися в нескольких комнатах… Кавалергарды под шлемами и в латах. За императорским домом следовал всегда бывший польский король Станислав Понятовский, под золотою порфирою на горностае..» [8] А. И. Рибопьер, как и многие другие мемуаристы, отмечает торжественный этикет при дворе: «Любя вообще простоту, Павел допускал пышность в одних лишь церемониях, до которых он был большой охотник» [9] .
Церемонию представления императору частных лиц, получивших такое разрешение, описал К. Г. Гейкинг. Алексей Куракин так наставлял провинциала: «Вы должны преклонить колени и поцеловать руку сначала у императора, затем у императрицы» [10] . Впрочем, Павел быстро поднял гостя. Далее «императрица села за бостон с князем Репниным, вице-канцлером Куракиным и графом Николаем Румянцевым. Она сидела на софе, по правую руку от нее находился император, рядом с ним на кресле сидел великий князь Александр, немного далее Константин, а затем все остальные по рангу. Взрослые княжны были по другую сторону матери, с г-жей фон-Ливен вокруг круглого стола, занимаясь рукоделием. Император один вел беседы…» [11]
Был регламентирован и этикет при встрече с императором на улице, когда мужчины должны были выходить из экипажа, а женщины делать книксен на его подножке. Но для этого нужно было вовремя заметить приближающегося императора, что было непросто, так как Павел I «постоянно ездил по петербургским улицам верхом, почти без свиты, часто в санях и тоже без эскорта или какого-либо иного признака, позволяющего бы узнать его». Продолжая свою мысль, известная французская портретистка Мария Луиза Элизабет Виже-Лебрен вспоминала о своей встрече с императором: «Однажды Павел попался мне навстречу, но кучер не заметил его, и я едва успела закричать: "Стой, император!" Впрочем, когда мне уже отворяли дверцу, он сам вышел из саней и остановил меня, весьма любезно присовокупив, что указ его не касается иностранок и тем паче г-жи Лебрен» [12] . Известный анекдот с польской дамой-горбуньей, которая сделала реверанс на подножке экипажа, а императору показалось, что она села на подножку, приводит Ф. О. Кутлубицкий (в другой транскрипции Котлубицкий). По выяснении обстоятельств Павел I способствовал решению ее дела о поместье, тянувшегося в Сенате 10 лет, но передал указание сразу же покинуть столицу [13] .
О страсти императора к церемониям писали многие мемуаристы. Французский посланник писал, что «просто невероятно, до какой степени Павел любит большие церемонии, какую важность им придает и сколько времени на них тратит» [14] . По его же мнению, должность обер-церемониймейстера стала одним из важнейших постов в империи. «Государь с какою-то, присущею ему, особой страстностью и мелочностию придумывал все новые усовершенствования для придворного этикета, – пишет графиня В. Н. Головина, – по этой причине празднества и даже балы делались не менее утомительными и скучными, чем торжественные поздравления» [15] . Американский исследователь Ричард Уортман справедливо замечает: «Павел соединил символику религиозного, военного и придворного превосходства, пытаясь возвысить свою власть как объект почитания и послушания» [16] . Это нашло отражение в повышении его (церемониймейстера) класса: с 1743 г. – IV класс, с конца XVIII в. – III класс, после 1858 г. – II и III классы.
