Аркадий Стругацкий - Собрание сочинений: В 11 т. Т. 2: 1960-1962 гг.
Научить, что дело не в том, как на тебя влияют другие, а в том, как ты влияешь на других.
И научить их, что один человек ни черта не стоит.
Юра вздохнул и сказал:
— Давайте, Ваня, в шахматы сыграем.
— Давай,— сказал Жилин.
11. ДИОНА.
НА ЧЕТВЕРЕНЬКАХ
Директора обсерватории на Дионе Юрковский знал давно, еще когда тот был аспирантом в Институте планетологии. Владислав Кимович Шершень слушал тогда у Юрковского спецкурс «Планеты–гиганты». Юрковский его помнил и любил за дерзость ума и исключительную целенаправленность.
Шершень вышел встречать старого наставника прямо в кессон.
— Не ожидал, не ожидал,— говорил он, ведя Владимира Сергеевича под локоток к своему кабинету.
Шершень был уже не тот. Не было больше стройного черноволосого парня, всегда загорелого и немного сумрачного. Шершень стал бледен, он облысел, располнел и все время улыбался.
— Вот не ожидал! — повторял он с удовольствием.— Как же это вы к нам надумали, Владимир Сергеевич? И никто нам не сообщил…
В кабинете он усадил Юрковского за свой стол, сдвинув в сторону пружинный пресс с кипой фотокорректуры, а сам сел на табурет напротив. Юрковский озирался, благожелательно кивал. Кабинет был невелик и гол. Настоящее рабочее место ученого на межпланетной станции. И сам Владислав был под стать этому месту. На нем был поношенный, но выглаженный комбинезон с подвернутыми рукавами, полное лицо было тщательно выбрито, а жиденькая полуседая прядь на макушке аккуратно причесана.
— А вы постарели, Владислав,— сказал Юрковский с сожалением.— И… э–э… фигура не та. Ведь вы спортсменом были, Владислав.
— Шесть лет здесь, почти безвыездно, Вляцимир Сергеевич,— сказал Шершень.— Тяжесть здесь в пятьдесят раз меньше, чем на Планете, эспандерами изнурять себя, как наша молодежь делает, не могу за недостатком времени, да и сердце пошаливает, вот и толстею. Да к чему мне стройность, Владимир Сергеевич? Жене все равно, какой я, а девушек ради худеть — темперамент не тот, да и положение не позволяет…
Они посмеялись.
— А вы, Владимир Сергеевич, изменились мало.
— Да,— сказал Юрковский.— Волос поменьше, ума побольше.
— Что нового в институте? — спросил Шершень.— Как дела у Габдула Кадыровича?
— Габдул застрял,— сказал Юрковский.— Очень ждет ваших результатов, Владислав. По сути, вся планетология Сатурна держится на вас. Избаловали вы их, Владислав… э–э… Избаловали.
— Что ж,— сказал Шершень,— за нами дело не станет. В следующем году начнем глубинные запуски… Вы вот только людей бы мне подбросили, Владимир Сергеевич, специалистов. Опытных, крепких специалистов…
— Специалисты,— сказал, усмехаясь, Юрковский.— Специалисты всем нужны. Только это, между прочим, ваше дело, Владислав,— готовить специалистов. Вы, вы должны их институту давать, а не институт вам. А я слыхал, что от вас Мюллер на Тефию ушел. Даже то, что мы вам дали, вы упускаете.
Шершень покачал головой.
— Дорогой Владимир Сергеевич,— сказал он,— мне работать нужно, а не специалистов готовить. Подумаешь, Мюллер. Ну, хороший атмосферник, два десятка неплохих работ. Так ведь Дионе программу надо выполнять, а не гоняться за хитрыми разумом Мюллерами. И таких, как Мюллер, пусть институт держит у себя. Никто на них не польстится. А нам здесь нужны молодые дисциплинированные ребята… Кто там сейчас в координационном отделе? Все еще Баркан?
— Да,— сказал Юрковский.
— Оно и видно.
— Ну, ну, Владислав, Баркан хороший работник. Но сейчас открыты пять новых обсерваторий в Пространстве. И всем нужны люди.
— Ну так, товарищи! — сказал Шершень.— Надо же планировать по–человечески! Обсерваторий стало больше, а специалистов не прибавилось? Нельзя же так!
— Ладно,— весело сказал Юрковский,— ваше… э–э… неудовольствие, Владислав, я непременно передам Баркану. И вообще, Владислав, готовьте ваши жалобы и претензии. Насчет людей, насчет оборудования. Пользуйтесь случаем, ибо в настоящее время я облечен властью разрешать и вязать, высшей властью, Владислав.
Шершень удивленно поднял брови.
— Да, Владислав, вы разговариваете с генеральным инспектором МУКСа.
Шершень вздернул голову.
— Ах… вот как? — медленно сказал он.— Вот не ожидал! — Он вдруг опять заулыбался.— А я, дурень, ломаю голову: как случилось, что глава мировой планетологии так внезапно, без предупреждения… Интересно, по каким же это наветам удостоилась наша маленькая Диона генерального посещения?
Они еще раз посмеялись.
— Послушайте… э–э… Владислав,— сказал Юрковский.— Мы довольны работой обсерватории, вы это знаете. Я очень доволен вами, Владислав. Отчетливо… э–э… работаете. И я вовсе не собирался беспокоить вас в моем, так сказать… э–э… официальном качестве. Но вот все тот же вопрос о людях. Понимаете, Владислав, некоторое — я бы сказал законное — недоумение вызывает тот факт, что у вас… э–э… Вот за последний год у вас здесь закончено двадцать работ. Хорошие работы. Некоторые просто превосходные. Например… э–э… эта, об определении глубины экзосферных слоев по конфигурации тени колец. Да. Хорошие работы. Но среди них нет ни одной самостоятельной. Шершень и Аверин. Шершень и Свирский. Шершень и Шатрова… Возникает вопрос: а где просто Аверин и Шатрова? Где просто Свирский? То есть создается впечатление, что вы ведете свою молодежь на помочах. Конечно, более всего важен результат, победителя не судят… э–э… но при всей вашей загруженности вы не имеете права упускать из виду подготовку специалистов. Им ведь рано или поздно придется работать самостоятельно. И, в свою очередь, людей учить. Как же это у вас получается?
— Вопрос законный, Владимир Сергеевич,— сказал Шершень после некоторого молчания.— Но как на него ответить — не представляю. И выглядит это подозрительно. Я бы сказал, мерзко. Я уж тут несколько раз пытался отказываться от соавторства — знаете, просто чтобы спасти лицо. И представьте себе, ребята не разрешают. И я их понимаю! Вот Толя Кравец.— Он похлопал ладонью по фотокорректуре.— Великолепный наблюдатель. Мастер прецизионных измерений. Инженер чудесный. Но…— он развел руками,— недостаточно опыта у него, что ли… Огромный, интереснейший наблюдательный материал — и практически полная неспособность провести квалифицированный анализ результатов. Вы понимаете, Владимир Сергеевич, я же ученый, мне до боли жалко этот пропадающий материал, а опубликовывать это в сыром виде, чтобы выводы делал Габдул Кадырович, тоже, знаете ли, с какой стати. Не выдерживает ретивое, сажусь, начинаю интерпретировать сам. Ну… у мальчика же самолюбие… Так и появляется — Шершень и Кравец.
— М–да,— сказал Юрковский.— Это бывает. Да вы не беспокойтесь, Владислав, никто ничего страшного не предполагает… Мы отлично знаем вас. Да, Анатолий Кравец. Кажется, я его… э–э… припоминаю. Такой крепыш. Очень вежливый. Да–да, помню. Очень, помню, был старательный студент. Я почему–то думал, что он на Земле, в Абастумани… Э… да. Знаете, Владислав, расскажите мне, пожалуйста, о ваших сотрудниках. Я уже всех их перезабыл.
— Что ж,— сказал Шершень.— Это не трудно. Нас здесь всего восемь человек на всей Дионе. Ну, Дитца и Оленеву мы исключим, это инженеры–контролеры. Славные, умные ребята, ни одной аварии за три года. Обо мне говорить тоже не будем, итого у нас остается всего пять собственно астрономов. Ну, Аверин. Астрофизик. Обещает стать очень ценным работником, но пока слишком разбрасывается. Мне лично это никогда в людях не нравилось. Потому мы и с Мюллером не сошлись. Так. Свирский Виталий. Тоже астрофизик.
— Позвольте, позвольте,— сказал Юрковский, просияв.— Аверин и Свирский! Как же… Это была чудесная пара! Помню, я был в плохом настроении и завалил Аверина, и Свирский отказался мне сдавать. Очень, помню, трогательный был бунт… Потом я у них принимал экзамен у обоих сразу, и они еще отвечали мне с этакой… лихостью. Дескать, знай, кого выгоняешь. Большие были друзья.
— Теперь они поохладели друг к другу,— грустно сказал Шершень.
— А что… э–э… случилось?
— Девушка,— сердито сказал Шершень.— Оба влюбились по уши в Зину Шатрову….
— Помню! — воскликнул Юрковский.— Маленькая такая, веселая, глаза синие, как…. э–э… незабудки. Все за ней ухаживали, а она отшучивалась. Изрядная была забавница.
— Теперь она уже не забавница,— сказал Шершень.— Запутался я в этих сердечных делах, Владимир Сергеевич. Нет, воля ваша. Я в этом отношении всегда выступал против вас и буду впредь выступать. Молодым девчонкам на дальних базах не место, Владимир Сергеевич.
— Оставьте, Владислав,— сказал Юрковский, нахмурясь.
— Дело, в конце концов, не в этом. Хотя я тоже многого ожидал от этой пары — Аверин и Свирский. Но они потребовали разных тем. Теперь их старую тему разрабатываем мы с Авериным, а Свирский работает отдельно. Так вот Свирский. Спокойный, выдержанный, хотя и несколько флегматичный. Я намерен оставить его за себя, когда уйду в отпуск. Еще не совсем самостоятелен, приходится помогать. Полагаю, дело в том, что он привык работать с Авериным. Ну о Толе Кравце я вам рассказывал. Зина Шатрова…— Шершень замолчал и шибко почесал затылок. — Девушка! — сказал он.— Знающая, конечно, но… Этакая, знаете ли, во всем расплывчатость. Эмоции. Впрочем, особых претензий к ее работе у меня нет. Свой хлеб на Дионе она, пожалуй, оправдывает. И, наконец, Базанов.
