Марк Твен - Налегке
Прошла минута, прежде чем я мог совладать с собой, - мысли и чувства мои были в смятенье, ноги подкашивались. Затем, когда я увидел, что на всех лицах написано доброжелательство и милосердие, страх мой поутих, и я начал говорить. На третьей или четвертой минуте я уже чувствовал себя вполне хорошо и даже был доволен. Три основных моих союзника привели с собой еще троих, и все шестеро сидели в первом ряду, держа наготове громы своего смеха, чтобы обрушить их при первом же намеке с моей стороны на шутку. Всякий раз как я выпускал заряд остроумия, гремели раскаты их хохота и лица давали трещину от уха до уха. Сойер, чья добродушная физиономия краснелась где-то в середине амфитеатра, сейчас же подхватывал, и зал дружно включался. Никогда еще второсортные шутки не имели такого потрясающего успеха. Наконец я дошел до серьезной и самой милой моему сердцу части лекции. Я говорил прочувствованно, задушевно, меня слушали затаив дыхание, и мне это было дороже самых восторженных оваций. На последних словах я невзначай повернул голову, встретил пытливый и напряженный взгляд миссис ***, вспомнил свои разговор с ней и не мог удержаться от улыбки. Она приняла мою улыбку за сигнал и тут же рассмеялась своим милым смехом. Вся аудитория так и прыснула вслед за ней. Этот взрыв был кульминацией всего вечера. Я боялся, что мой славный Сойер задохнется. Громовержцы мои тоже работали не за страх, а за совесть! Но жалкое мое поползновение на пафос погибло, едва появившись на свет. Его честно приняли за шутку, и притом самую острую во всей лекции. Я благоразумно решил не разуверять аудиторию.
Утренние газеты обошлись со мной в высшей степени по-христиански, я вновь обрел аппетит, у меня оказалась куча денег. Все хорошо, что хорошо кончается.
ГЛАВА XXXVIII
Разбойники. - Затруднительное положение. - Милая шутка. - Прощай, Калифорния! - В родном углу. - Большие перемены. - Конец семилетней увеселительной прогулки. - Мораль.
Я пустился во все тяжкие и стал заправским лектором. У меня почти не было конкурентов - на тихоокеанском рынке публичные лекции в то время были еще редким товаром. Теперь они уже как будто не в диковинку. Я взял одного старого приятеля в качестве агента, и две или три недели мы с ним - довольно весело, надо сказать - колесили по Неваде и Калифорнии. За два дня до того, как мне предстояло выступать в Вирджиния-Сити, в каких-нибудь двух милях от города подверглись нападению две почтовые кареты. Дерзкий этот поступок был совершен на рассвете шестью неизвестными в масках, которые внезапно выросли по обе стороны карет, приставили револьверы к вискам кучеров и пассажиров и велели всем выходить. Путники повиновались, грабители забрали у всех часы и деньги до последнего цента. Затем с помощью пороха взорвали ящик с казенными деньгами и забрали все его содержимое. В Вирджиния-Сити, когда мы туда прибыли, только и говорили, что о предводителе шайки, о его маленьком росте, раздражительном характере, решимости и отваге.
Вечером, просветив публику Вирджинии, я пешком переправился через пустынный водораздел в Голд-Хилл и повторил свою лекцию там. После лекций я задержался - встретил приятеля и заболтался с ним - и обратно пустился уже в одиннадцать часов. Водораздел представлял собой высокое незастроенное плоскогорье, повидавшее на своем веку до двадцати полуночных убийств и до сотни ограблений. Оставив огни Голд-Хилла позади, мы поднялись на плоскогорье, и черная безрадостная ночь обступила нас со всех сторон. Резкий ветер гулял по полю, обдавая наши вспотевшие тела пронизывающим холодом.
- Должен вам сказать, что мне тут совсем не нравится ночью, - сказал Майк, мой агент.
- Хорошо, но зачем так громко об этом говорить, - ответил я, - совсем не обязательно напоминать о своем присутствии.
В ту же минуту навстречу мне, со стороны Вирджиния-Сити, поднялся неясный силуэт, по-видимому, мужчина. Он шел прямо на меня, и я подался в сторону, чтобы его пропустить; он тоже сделал шаг в сторону и снова предстал передо мной. Тут я увидел, что он в маске и держит что-то возле моего лица, потом услышал легкое "щелк-щелк". И глаз мой различил смутные очертания револьвера. Отстранив ствол рукой, я сказал:
- Не надо!
Он резко произнес:
- Часы! Деньги!
Я отвечал:
- Возьмите их себе на здоровье, но только, пожалуйста, уберите пистолет от моего лица. А то мне становится как-то неуютно.
- Без разговоров! Давайте деньги!
- Конечно... Но...
- Руки вверх! Не вздумайте вытаскивать оружие! Вверх, слышите? Выше!
Я поднял руки выше головы. Пауза. И опять:
- Ну, вы собираетесь отдать мне ваши деньги или нет?
Я опустил руки и полез было в карман, говоря:
- Конечно, только я...
- Я сказал: руки вверх! Вы что же, хотите, чтобы я прострелил вам череп? Выше!
Я снова поднял руки. Опять пауза.
- Ну-с, дадите вы мне деньги или нет? А-а, вы опять? Вверх руки, ну! Ей-богу, вы добьетесь того, что я разнесу вам череп!
- Послушайте, друг, ведь я иду вам навстречу во всем. Но вы требуете, чтобы я выдал вам деньги, а вместе с тем настаиваете на том, чтобы я держал руки над головой. Если бы вы... Что вы делаете? И все шестеро сразу! Вы же моего спутника упустите... Ну, пожалуйста, уберите хоть пару револьверчиков от моего лица, я вас очень прошу! Всякий раз, как я слышу щелканье курка, у меня печенка подымается прямо к горлу! Если у вас есть мать... У кого-нибудь из вас... или если хоть у одного из вас когда-нибудь была мать... или... бабушка... или...
- Довольно! Дадите вы нам деньги, или... Ну-ну-ну, нечего! Поднимите руки!
- Джентльмены... я вижу, что вы настоящие джентльмены, по вашим...
- Молчать! Молодой человек, шутить вы будете в другом месте. Мы тут заняты делом.
- Вы попали в самую точку, сэр. Все похороны, какие мне довелось видеть на своем веку, - чистая комедия по сравнению с тем, что происходит здесь. Мне лично кажется, что...
- Да замолчите вы наконец! Деньги! Деньги! Деньги! Стой! Руки!
- Внемлите же рассудку, джентльмены. Вы видите, в каком я положении. Ах ты господи, да уберите же вы ваши пистолеты - я сейчас начну чихать от пороха! Вы видите, в каком я положении. Если бы у меня, к примеру, было четыре руки... так, чтобы я мог две поднять, а остальными двумя...
- Задушить его! Заткнуть ему глотку! Убить его!
- Ну пожалуйста, джентльмены, не надо! Вы забыли про моего товарища. Почему никто из вас... Ф-фу! Уберите эту штуку, пожалуйста. Джентльмены, вы сами видите, что я вынужден держать руки вверх и поэтому не могу достать деньги... но если вы будете так любезны и сами извлечете их из моего кармана, то я когда-нибудь отплачу вам такой же ус...
- Обыщи его, Боргард{411}... да заткни ему глотку пулей, если он будет еще болтать. Джексон{411} Каменная Стена, помоги Боргарду.
После этого трое из них, возглавляемые маленьким шустрым своим атаманом, обратились к Майку и стали обыскивать его. Я находился в каком-то странном возбуждении, и меня все время подмывало задать моим двум молодцам несколько игривых вопросов относительно их собратьев, генералов мятежной армии. Помня, однако, приказ, полученный ими, я благоразумно молчал. Когда карманы мои выпотрошили дочиста, забрав часы, деньги и даже всякие пустяки, не имеющие ценности, я решил, что теперь волен делать, что хочу, и, засунув озябшие руки в пустые карманы, стал самым безобидным образом отбивать чечетку. Я надеялся таким образом согреться и поднять свое настроение. Не тут-то было - несколько пистолетных дул тотчас направились на меня, и раздался грозный окрик:
- Смирно! Руки вверх! Так и стойте!
Рядом со мной поставили Майка, строго-настрого приказав и ему поднять руки. И тогда заговорил атаман:
- Боргард, спрячься вон за тот валун. Фил Шеридан{411}, ты спрячься за второй. Джексон, пойди вон за тот куст полыни. Держите этих ребят под прицелом, и если они опустят руки или шелохнутся в ближайшие десять минут, всыпьте им горяченьких!
Названные атаманом разбойники растворились во мраке, разойдясь по засадам, остальные же трое исчезли в направлении Вирджинии.
Кругом царила гнетущая тишина и отвратительный холод. Надо вам сказать, что вся эта история была лишь милой шуткой. Разбойников изображали мои переодетые приятели, между тем как в десяти шагах от нас залегло еще человек двадцать, наблюдая за этой сценой. Майк был посвящен в заговор, я же ничего о нем не знал. Для меня все это имело самый неприятный привкус реальности.
После того как мы, постепенно коченея, минут пять простояли, как идиоты, среди дороги с воздетыми к небу руками, Майк начал терять вкус ко всей затее. Он сказал:
- По-моему, срок истек, а?
- Нет, нет, стой смирно. С этими кровожадными дикарями шутки плохи.
Наконец Майк сказал:
- Теперь-то уж наверное пора. Я чертовски замерз.
- Ну и мерзни! Лучше замерзнуть, чем тащить свои мозги домой в корзиночке. Может быть, и пора, да нам откуда знать - часов-то нет! Дадим им побольше времени. Лично я намерен выстоять пятнадцать минут! Не шевелись же!
