Александра Толстая - Дочь
Неужели мир и сейчас так же безразлично-постыдно будет относиться и поддерживать рабство, в которое попал русский народ? Неужели не поймет наконец, что такое большевики? Газеты в заголовках печатали об убийствах одних разбойников другими, а почему все газеты молчали и молчат об убийствах и терроре, который 20 лет длится в России?
Христианские организации, молодежь, почтенные профессора с гордостью называют себя радикалами и сочувствуют советскому правительству, Сталину, советскому Нерону, обезумевшему и залившему Россию кровью, отнявшему у народа решительно все свободы. Стыд и позор этим псевдорадикалам, обманутым или обманывающим общество!
Но Бог поможет нам. В конце концов изведется нечисть, освободится русский народ, вскроются темные дела разбойников и позорным клеймом запечатлеется деятельность тех, кто помогал этим разбойникам!"
На душе было невесело и смутно. Кроме того, что беспокоили мировые события, я совершенно не знала, куда и как приложить свои силы. Вернувшись из Флориды, мы не сразу поехали на ферму. Мы все-таки решили попытаться найти работу в Нью-Йорке. Мы просили Марту найти нам квартиру в Нью-Йорке. Но каков был наш ужас, когда мы узнали, что Марта сняла квартиру на 120-й улице Ист, в негритянском квартале, около Мэдисон-авеню.
Мы прожили там недолго. Все мое существо протестовало против городской жизни, среди подонков человечества. Вечером даже нельзя было выйти в парк. За Ольгой гнался какой-то негр, когда она гуляла в сумерки с Вестой. Веста же спасла - не подпустила близко...
Почему же, почему я живу в этой дыре на 120-й улице, среди чуждых мне и страшных людей, негров, мексиканцев? Что это: гордость, презрительное отношение сверху вниз к черной или желтой расе? Нет, нет... Не к расам, а ко всему городскому, испорченному. По ночам дикие, отчаянные крики. Что случилось? Я видела, как два негра тащили девушку в автомобиль - она отбивалась, кричала. Я видела, как в темном угла сада взрослый человек прижимал к себе девочку, тоненькую, маленькую, как куколку, она вырывалась от него, но он успокаивал ее и держал... крепко. Наверху над нами стук, возня, глухие удары, жуткие, душераздирающие крики - это пьяный муж, возвратившись домой, бил свою жену. Это повторялось почти каждый день.
"Зачем, - думала я, - я трачу, может быть, последние годы моей жизни, не работая, ища заработка вдали от божественной природы, тишины, покоя, без творчества, которое дает силу жизни и которому так трудно приспособиться в этом городе греха, порока, смрада и ничтожной суеты. Все мое нутро возмущается, ропщет. Жизнь моя проходит в беготне по городу в тщетных поисках работы.
Сабвей. Несется, громыхает, раскачиваясь, поезд под землей. Лица смятые, усталые, хмурые и нездоровые. Читают газеты, дремлют. На остановках спешат, толкаются. Толкаюсь, спешу и я... Куда? Зачем? Контора по найму. Нет, нет, больше я не могу. Сотню кур, небольшой огород, овощи свои... Опять на ферму. Проживу как-нибудь. Ольга уехала под Нью-Йорк, нашла работу, а мы с Мартой, забрав Весту, которая радовалась не меньше нашего, уехали на ферму.
1938 год. Настроение подавленное. Я устала физически. Но, несмотря на тяжелый труд, на материальные неудобства, тесные помещения, отсутствие ванны, скудную одежду, я все же люблю свою ферму...
Полученная из Европы телеграмма в корне изменила мою жизнь. Телеграмма эта извещала меня о приезде Татианы Алексеевны Шауфус, с которой я не виделась 18 лет.
Я встретила ее на маленькой станции Мериден, расположенной в 15 милях от фермы. Татиана Алексеевна была страшно огорчена моей ветхой одеждой и заметила, что на ногах у меня разные чулки, парных у меня тогда не было.
Я знала Татиану Алексеевну еще по Москве: она и ее друг Ксения Андреевна Родзянко - обе краснокрестовские сестры милосердия - любили приходить ко мне в Мерзляковский переулок, где была штаб-квартира Общества изучения творений Л.Н.Толстого, подготовившего первое Полное 92-томное издание сочинений моего отца. Я жила рядом с редакционной комнатой и, что было тогда редкостью, в квартире была горячая вода и ванна. Сестры приходили ко мне мыться.
А потом я потеряла сестер из виду, но вскоре узнала, что обе сестры арестованы за свои религиозные убеждения и сидят в тюрьме. Сначала они сидели на Лубянке, а потом были переведены в Иважский лагерь. Оттуда они были сосланы до окончания Гражданской войны в Сибирь, где они работали в деревнях во время эпидемии сыпного тифа. За эту работу крестьяне платили им продовольствием, приносили кур, яйца, молоко, масло. А в богатых сибирских лесах, на Илиме, куда они были сосланы, они собирали грибы и ягоды. Они жили там неплохо.
Я была в это время тоже арестована и осуждена по делу Тактического центра, по подозрению в участии в антисоветской деятельности, и просидела сначала на Лубянке, потом в Новоспасском лагере, и еще год была машинисткой на принудительной работе в советских учреждениях.
И вот, 18 лет спустя, Татиана Шауфус приехала ко мне на ферму!
Американский Красный Крест пригласил ее в США из Чехословакии, где она и Ксения Андреевна Родзянко работали в Комитете помощи беженцам, под руководством дочери президента Масарика, Алисы Масарик.
- Что ты делаешь в этой глуши? - спросила меня Татиана Алексеевна. - Навоз чистишь в своих курятниках?
- Да, - отвечала я, - кормлю кур, неумело дою коров и в свободное время кое-что пишу, тоже неумело, но я довольна своей судьбой.
Здесь впервые, на моей ферме, после долгих разговоров, у нас родилась мысль создать Комитет помощи беженцам. Но как? Кто поможет? Откуда взять средства? Денег ни у Татианы Алексеевны, ни у меня не было.
Случайно мы встретились с Елизаветой Витальевной Алексеевой, секретарем Детского общества. Она очень сочувственно отнеслась к мысли о создании комитета, который занимался бы всеми русскими, нуждающимися в помощи.
Е.В.Алексеева, чтобы нам посодействовать, предложила нашему обществу, как подотделу, войти в Детское общество. Несмотря на то, что мы очень сочувствовали Детскому обществу, мы отказались. Цели и задачи Толстовского фонда[31] были гораздо шире, чем у Детского общества.
В 1939 году ранней весной, на квартире последнего русского посла[32], Бориса Александровича Бахметьева, было созвано первое организационное собрание в составе Б.А.Бахметьева, Б.В.Сергиевского, С.В.Рахманинова, графини С.В.Паниной, друга бывшего президента Хувера д-ра Кодтона, профессора М.А.Ростовцева, присяжного поверенного Гревса, Т.А.Шауфус и меня.
В память моего отца, Л.Н.Толстого, решено было назвать комитет Толстовским фондом, и он был зарегистрирован в нью-йоркском штате 15 апреля 1939 года. В моей жизни начался новый, очень важный этап.
На этом я заканчиваю эту часть своих воспоминаний. История Толстовского фонда - обширная и отдельная тема.
Примечания
1
Everything will be alright (англ.) - Все будет в порядке
2
Jawohl (нем.) - Да
3
Und Sie haben mir auch mein Hand durchgeschossen (нем.) - И мне тоже мои руки прострелены
4
Impossible (англ.) - Невозможно
5
docteur (англ.) - Доктор
6
"Задруга" - кооперативное товарищество издательского и печатного дела, основанное в Москве в декабре 1911 г. группой филологов, педагогов, ученых на паевых началах. Выпускало книге по истории, педагогике. Издало сочинения Л.Н.Толстого, К.Бальмонта, Г.Чулкова, мемуары В.Н.Фигнер, шлиссельбуржца Н.А.Морозова. Имело две собственные типографии. В 1922 г. из-за невозможности продолжать работу в России перебралось за границу.
7
Моряк-толстовец... - Речь идет о Н.Е.Фельтене (псевдоним Моряк), журналисте, издателе. Еще в юности он проявил большой интерес к толстовской вере, адептом которой оставался многие годы. В 1904 г. он отправил в Ясную Поляну письмо с просьбой разъяснить ему некоторые вопросы, касающиеся религиозных взглядов писателя, и прислать ему книги писателя. Толстому понравилась личность этого корреспондента, и они обменялись несколькими письмами. Фельтен трижды посетил Ясную Поляну - в 1903-м, 1905-м и 1909 гг. В юности Фельтен был исключен из последнего класса коммерческого училища и обвинен в "политической неблагонадежности". В течение ряда лет он занимался распространением запрещенных произведений Толстого, за что находился под наблюдением полиции и подвергался аресту. В 1907 г. Фельтен, в то время редактор журнала "Обновление", был арестован. По просьбе Толстого, защиту взял на себя В.А.Маклаков. Благодаря участию А.Ф.Кони, трехлетний срок заключения в крепости был заменен шестимесячным. Трехкратному посещению Ясной Поляны посвящены "Воспоминания" Фельтена (Л.Н.Толстой в воспоминаниях современников. М., 1978. Т. 2. С. 295).
