Виктор Бердинских - История одного лагеря (Вятлаг)
"…Кончился учебный год. Провели еще один выпуск. Построили еще одно здание для школы. Растем! Весь учебный год шел ритмично, если не считать бунта 4 ноября 1957 года.
Партия и правительство по указке ЦК взяли курс на "ликвидацию" группировок в лагерях. Особый упор делался на искоренение "воров", которые на определенном этапе (в 1930-1950 годы) выполнили свою кровавую миссию по уничтожению "врагов народа": читайте Шаламова, Солженицына и других лагероописателей, повторять не буду…
А вышеупомянутый бунт был спровоцирован самими чекистами. Комендантский лагпункт был "воровским", и для любого этапа, идущего в "зону", объявляли: "Зона воровская". Кто боялся "воров", в "зону" не заходил. Таких вели в изолятор, а затем отправляли на другой лагпункт, если он не "воровской". Чтобы уничтожить "воров" в "зоне" (именно уничтожить), начальство сформировало на 4-м ОЛПе ("сучьем") этап человек в 200, которые должны были, как предполагалось, зайдя в "пятерку" (Комендантский лагпункт – В.Б.), вырезать там "воров" и их приспешников…
Как бы там ни было, но к вечеру 4-го ноября у главной вахты снаружи стоял этап "сук", а внутри против них была вся "зона", поднятая "ворами": попробуй не выйти из барака – нож в "бочину"…
Главное, что учителей школы пропустили через вахту беспрепятственно… Но с наступлением темноты погас свет в "зоне", в том числе и в школе. Директор, завуч, а с ними и еще 8 женщин-учителей нежданно-негаданно оказались "в плену". Посланец "главного вора" вызвал меня и сказал: "Не бойся за женщин и вольных мужиков – их никто не тронет. А выйдут они из зоны, когда разрешу…" Об этом я доложил моим коллегам. О чем они все, бедные, думали – Бог знает…
Света нет, в "зоне" все ломается для вооружения. Все палисадники разворотили и (в отместку администрации) стали громить два барака, в которых находились кабинеты начальства. В одном из них был обнаружен начальник режима (заместитель начальника лагпункта по режиму и оперработе – В.Б.) капитан Коршунов Антон Федотович – личность, которую "не обойдешь" и не забудешь, побывавши в те времена в этой "зоне". Коршунов, как и все начальники, имел в "зоне" персональную "кликуху" – "Мишаня". Что она обозначала, я не знаю. Но уверен, что 90 процентов лагерников не ведали фамилии начальника режима, а вот "Мишаню" знал в "зоне" каждый. Главной особенностью этого "Мишани" был живот, напоминающий 100-литровую (да, да! – именно столитровую!) бочку и начинающийся прямо от горла. Разумеется, что при такой "талии" нагнуться "Мишаня" не мог и потому всегда злился на стройных мужиков. Еще одна особенность "Мишани" – он знал всех заключенных в лицо, по имени и отчеству. При приеме нового этапа "Мишаня" узнавал тех, кто когда-либо был в "Комендантской зоне" – хоть год, хоть пять-десять лет назад… Была у "Мишани" и еще одна "причуда". Я не говорю об "изысканной" его матерщине (а из пяти слов у него четыре с половиной составляла "ненормативная лексика" – отборный, с русским "взлетом", чудный мат!)… Но не это "красило" режимника-"Мишаню". Как заведено, утром – из "зоны", а вечером – в "зону" тянулся поток "бесконвойников". Известно, что главный соблазн и "грех" для них – выпивка. И вот "Мишаня" стоит на вахте, а мимо него идут "бесконвойники" в "зону". Заметив выпившего заключенного, "Мишаня" подзывает его к себе. Следует стереотипное обращение-вопрос: "Сколько, сука, выпил?" Чаще всего зэк "отпирается", отрицает даже сам факт выпивки. В этом случае "Мишаня" выносит приговор: "Пятнадцать суток с выводом на работу!" ("С выводом" – это значит, что в ШИЗО будут кормить ежедневно, хотя и по "урезанной" норме, а "без вывода" – это "голодный паек", кормежка через день). Предположим, "Мишаня" спрашивает о том же (на "предмет" выпивки) другого бесконвойника и слышит в ответ: "Гражданин начальник, помню – выпил три стакана ("четыре", "пять" и т.д. – количество выпитого тут не играет решающей роли) и больше не помню!" Реакция "Мишани": "Иди, сука, в барак, чтобы я твоего духу не слышал! Пришлю проверить!" Вывод всех заключенных: "Мишане" не ври!..
Так вот этого самого "Мишаню" разъяренные зэки и принялись "метелить", но не смертным боем – скорее для "острастки". Ну а тот кричит: "Суки, за что бьете "Мишаню"? Лучшего не найдете, падлы!.." Изрядно помяв "Мишане" бока, его все же отпустили – живым… Спустя пару часов, вывели нетронутыми из "зоны" и учителей… А вот "суки" в "зону" так и не были допущены – иначе быть бы кровушке. Правда, "зона" была окружена войсками с пулеметами, но январь 1954-го не повторился – "оттепель", хотя и для виду…
Однако уже к 1958 году стало чувствоваться, что вновь приближаются "холода": в "зонах" запретили ношение часов, приказали стричься наголо. Затем наложили запрет на "вольную" одежду: подконвойные лагерники и до этого на "производство" ходили в "казенных" робах, а теперь не появись в "вольняжке" и в "жилой зоне" – велено сдать ее на склад или (с разрешения начальства) отослать домой…
Но самым страшным ударом была для заключенных отмена "трудовых зачетов" в конце 1959 года. Вот тебе, бабушка, и "оттепель"!.. Не так грустна и обидна была сама эта отмена, как то, что пропали и все ранее заработанные зачеты: ведь по ним люди мечтали и старались приблизить день своего освобождения, и вдруг – все в "тарары"!.."
В этом прочувствованном тексте, где история лагеря "грубо и зримо" отложилась в годах жизни конкретного человека, мы отчетливо видим, что "оттепель" наглядно проявилась и в Вятлаге. Изменились (внешне и внутренне) заключенные. У части вольнонаемных сотрудников "проснулась" ощутимая тяга к повышению образования (для "общего развития", в интересах служебной карьеры и т.д.): офицеры в некоторых "зонах" поголовно пошли в вечерние средние школы, а многие представители лагадминистрации (в том числе управленческой) срочно на склоне лет обзаводились "заочными" дипломами о специальном и даже о высшем образовании (юридическом, педагогическом, экономическом), в результате некоторые из них ушли на пенсию полковниками…
Во второй половине 1950-х годов изменился и состав охраны лагеря (прежде всего – солдат-срочников). В 1956-1959 годах главной "головной болью" руководства Вятлага стало так называемое "московское пополнение" войсковых конвойных подразделений: в лагерь начали приходить на службу стрелки-новобранцы, призванные из центральных регионов России (Москва, Горький и т.п.), то есть (в основном) русские, а не кавказцы и жители Средней Азии, как было в прежние годы. Эти "земляки-славяне" видели в заключенных почти своих братьев: ведь основная масса призывников состояла из "детей войны", "безотцовщины", питомцев труднейших послевоенных лет. Многие прошли жестокую школу жизни: с вынужденным (от нищеты и голода) мелким воровством, с не уступающими (по крутости) "воровскому закону" обычаями и нравами улично-дворовой тусовки – с ее остервенелыми разборками-драками, поножовщиной, пьянками, хулиганством, постоянным и тесным соприкосновением с уголовным миром. Бог миловал – они не попали в тюрьмы и лагеря в качестве заключенных, но и оказавшись там в прямо противоположном статусе (охранников и надзирателей), официальную пропаганду о "врагах народа" воспринимали "средне" – без всякого почтения, она "отваливалась" от этих рано повзрослевших и уже поднаторевших в жизни мальчишек, как чужеродная короста. Участились случаи "братания" стрелков-охранников и заключенных. Иногда бригада лагерников-производственников после съема с работы "своим ходом" направлялась в "жилую зону" и при этом просто вела под "белы руки" пьяных конвоиров, а заодно несла и их оружие. Бригаду могли за это водворить в ШИЗО, а конвоиров – отправить на гауптвахту, но такого рода случаи повторялись с устойчивой регулярностью.
Вовсе не случайно по количеству побегов Вятский ИТЛ в 1959 году занял первое место среди всех лесных лагерей СССР. И гулаговское начальство увидело выход из создавшегося положения в возобновлении набора во внутренние войска кавказцев и среднеазиатов (на лагерном жаргоне – "зверей").
***
В основном же функции лагерей оставались в эпоху "оттепели" теми же, что и в предыдущие, и в последующие годы.
Эти функции четко обозначены на XI партконференции Вятлага (ноябрь 1955 года) представителем ГУЛЛПа (Главного управления лагерей лесной промышленности МВД СССР) Новиковым:
"…Как известно, Вятлаг выполняет одновременно две задачи: первая – изоляция преступников, их воспитание, перевоспитание и приобщение заключенных к общественно-полезному труду. Эта задача имеет важнейшее государственное значение. Вторая – обеспечение выполнения государственного плана производства…"
Но главным критерием эффективности работы лагеря по-прежнему служило последнее – выполнение плановых производственных показателей.
Петр Федотович Лещенко образно говорит об этом в своих воспоминаниях:
"…Вятлаг во всем ГУЛАГе считался "всесоюзным штрафняком". Проезд на территорию лагеря со станции Верхнекамская дозволялся строго по пропускам. Строительные бригады прокладывали железную дорогу дальше – на Север. Заготовка леса шла вовсю. Груженые древесиной составы (десятки вагонов и платформ в каждом) отправлялись один за другим. Особенно спешили попасть "на сдачу" Горьковской железной дороге – к 18 часам на станцию Верхнекамскую… А в пропорции с нарастающими объемами добываемых и отправляемых "кубиков" леса соответственно увеличивались (в количестве и размерах) звезды на погонах лагерного начальства…"
