Сергей Соловьев - История России с древнейших времен Том 2
ДОПОЛНЕНИЯ КО ВТОРОМУ ТОМУ
Изложенный нами во втором томе взгляд на междукняжеские отношения встретил с разных сторон возражения, когда впервые был высказан в книге нашей: "История отношений между русскими князьями Рюрикова дома". Теперь считаем не бесполезным разобрать эти возражения.
Г. Кавелин в рецензии своей, напечатанной в "Современнике" 1847 года, представил следующие возражения:
"Г. Соловьев говорит о родовых отношениях, потом о государственных, которые сначала с ними боролись и, наконец, их сменили. Но в каком отношении они находились между собою, откуда взялись государственные отношения в нашем быту вслед за родовыми - этого он не объясняет или объясняет слишком неудовлетворительно. Во-первых, он не показывает естественной преемственности быта юридического после родового, во-вторых, взгляд его не вполне отрешился от преувеличений, которые так изукрасили древнюю Русь, что ее нельзя узнать. Правда, его взгляд несравненно простее, естественнее, но надо было сделать еще один шаг, чтоб довершить полное высвобождение древней русской истории от несвойственных ей представлений, а его-то г. Соловьев и не сделал. Этим и объясняется, почему автор по необходимости должен был прибегнуть к остроумной, но неверной гипотезе о различии новых княжеских городов от древних вечевых для объяснения нового порядка вещей, народившегося в Северо-Восточной России. Представляя себе в несколько неестественных размерах Владимирскую и Московскую Русь, г. Соловьев увидел в них то, что они или вовсе не представляли, или представляли, но не в том свете, который им придает автор.
Оттого у г. Соловьева между Русью до и после XIII века целая пропасть, которую наполнить можно было чем-нибудь внешним, не лежавшим в органическом развитии нашего древнейшего быта. Таким вводным обстоятельством является у автора система новых городов; вывести эту систему из родовых начал, наполнявших своим развитием государственную историю России до Иоанна III, нет никакой возможности. Объяснимся. Мы уже сказали, что государственный, политический элемент один сосредоточивает в себе весь интерес и всю жизнь древней Руси. Если этот элемент выразился в родовых, патриархальных формах, ясно, что в то время они были высшей и единственно возможной формой быта для древней Руси. Никаких сильных переворотов во внутреннем составе нашего отечества не происходило; отсюда можно apriori безошибочно заключить, что все изменения, происшедшие постепенно в политическом быту России, развились органически из самого патриархального, родового быта. В самом деле, мы видим, что история наших князей представляет совершенно естественное перерождение кровного быта в юридический и гражданский. Сначала князья составляют целый род, владеющий сообща всею Русскою землею. Отношений по собственности нет и быть не может, потому что нет прочной оседлости. Князья беспрестанно переходят с места на место, из одного владения в другое, считаясь между собою только по родству, старшинством. Впоследствии они начинают оседаться на местах. Как только это сделалось, княжеский род раздробился на ветви, из которых каждая стала владеть особенным участком земли - областью или княжеством. Вот первый шаг к собственности. Правда, в каждой отдельной территории продолжался еще прежний порядок вещей: общее владение, единство княжеской ветви, им обладавшей, и переходы князей. Но не забудем, что эти территории были несравненно меньше, княжеские ветви малочисленнее; стало быть, теперь гораздо легче могла возникнуть мысль, что княжество ни более, ни менее, как княжеская вотчина, наследственная собственность, которою владелец может распоряжаться безусловно. Когда эта мысль, конечно бессознательно, наконец укрепилась и созрела, территориальные, владельческие интересы должны были одержать верх над личными, т. е., по-тогдашнему, кровными и родственными… Братья между собою считались старшинством и, таким образом, даже по смерти отца составляли целое, определяемое постоянными законами, но дети каждого из них имели ближайшее отношение к отцу и только второстепенное, посредственное - к роду. Для них их семейные интересы были главное и первое, род был уже гораздо дальше и не мог так живо, всецело поглощать их внимание и любовь. Прибавьте к этому, что и для их отца выгоды своей семьи были близки и, во многих случаях приходя в столкновение с выгодами рода, могли их перевешивать. Но пока род был немногочислен и линии еще недалеко разошлись, род еще мог держаться, а что ж должно было произойти, когда после родоначальника сменились три, четыре поколения, когда каждая княжеская линия имела уже свои семейные и родовые предания, а общеродовые интересы ступили на третье, четвертое место? Естественно, к роду, обратившемуся теперь в призрак, все должны были охладеть. Вследствие чего же? Вследствие того, что вотчинное, семейное начало, нисходящие разорвали род на самостоятельные, друг от друга независящие части или отрасли. Этот процесс повторялся несколько раз: из ветвей развивались роды. Эти роды разлагались семейным началом и т.д. до тех пор, пока родовое начало не износилось совершенно".
Объяснимся и мы теперь, с своей стороны. Г. Кавелин говорит: "Сначала князья составляют целый род, владеющий сообща всею Русскою землею. Князья беспрестанно переходят с места на место; впоследствии они начинают оседаться на местах. Вот первый шаг к собственности". Но спрашиваем: почему же они вдруг начинают оседаться на местах? Что их к этому принудило? Решение этого-то вопроса, отыскание причины, почему князья начинают усаживаться на местах, и есть главная задача для историка. Князья могли усесться только тогда на местах, когда получили понятие об отдельной собственности, а по мнению г. Кавелина, выходит наоборот: у него следствие поставлено причиною, и как произошло основное явление - не объяснено. "Правда, - говорит он, - в каждой отдельной территории продолжался еще прежний порядок вещей: общее владение, единство княжеской ветви, им обладавшей, и переходы князей. Но не забудем, что эти территории были несравненно меньше, княжеские ветви малочисленнее; стало быть, теперь гораздо легче могла возникнуть мысль, что княжество ни более ни менее, как княжеская отчина, наследственная собственность". Но не забудем, что, когда территория меньше, когда княжеская ветвь малочисленнее, тогда-то и представляется полная возможность развиваться родовым отношениям, укорениться понятию об общем владении, потому что обширная территория и многочисленность княжеских ветвей всего более содействуют раздроблению рода, порванию родовой связи; таким образом, здесь г. Кавелин причиною явления ставит то, что должно необходимо вести к следствиям противоположным, но нам не нужно возражать г. Кавелину, он сам себе возражает: "Пока род, - говорит он, - был немногочислен и линии еще не далеко разошлись, род еще мог держаться, а что ж должно было произойти, когда после родоначальника сменились три, четыре поколения, когда княжеская линия имела уже свои семейные и родовые предания и общеродовые интересы ступили на третье, четвертое место? Естественно, к роду должны были все охладеть". Разве здесь не противоречие? Сперва говорится, что родовое начало рушится, когда княжеская ветвь становится малочисленнее, а потом утверждают, что родовое начало ослабело вследствие разветвления рода! Род раздробляется вследствие разветвления, к роду все должны были охладеть. Вследствие чего же, спрашивает г. Кавелин и отвечает: "Вследствие того, что вотчинное, семейное начала нисходящие разорвали род на самостоятельные, друг от друга независящие части или отрасли". Но теперь, когда большой род разорвался на малые роды или семьи, то что мешает им развиваться опять в роды или большие семьи? Быть может, малочисленность ветвей, как прежде говорил г. Кавелин? Нет, ничто не мешает. "Этот процесс, - говорит г. Кавелин, - повторялся несколько раз; из ветвей развивались роды. Эти роды разлагались семейным началом и т.д. до тех пор, пока родовое начало не износилось совершенно".
Итак, сначала говорилось, что родовое начало ослабевало вследствие малочисленности княжеской ветви, потом говорилось, что оно ослабевало вследствие разветвления рода, многочисленности его членов; наконец, показали нам, что ни то, ни другое не могло уничтожить родовых отношений, ибо когда род раздробится на несколько отдельных княжеских линий, то эти линии стремятся опять развиваться в роды, следовательно, малочисленность княжеской ветви нисколько этому не мешает; что же уничтожило родовые отношения? Да так, ничто, родовое начало износилось само собою! Как будто бы в истории и в природе вообще может что-нибудь исчезнуть, износиться само собою, без влияния внешних условий?
Нужно ли говорить, как приведенное мнение г. Кавелина соответствует действительности, фактам? Но оно именно явилось вследствие отрешенности от фактов, от всякой живой, исторической связи событий, от живых исторических взаимодействующих начал, между которыми главное место занимают личности исторических деятелей и почва, на которой они действуют, ее условия. Родовым княжеским отношениям нанесен был первый сильный удар, когда Северо-Восточная Русь отделилась от Юго-Западной, получила возможность действовать на последнюю благодаря деятельности Андрея Боголюбского; но как образовался характер, взгляд, отношения последнего, почему он пренебрег югом, почему начал новый порядок вещей, и почему этот порядок вещей принялся и укоренился на севере и не мог приняться на юге - это объяснит только исследование почвы севера и юга, а не сухое, отвлеченное представление о том, как семейное начало разлагало родовое, но не могло разложить, пока то само не износилось совершенно. Сперва старшие князья смотрели и могли только смотреть на младших как на равноправных родичей, ибо кроме вкорененных понятий не имели материальной силы, зависели от младших родичей, но потом явился князь, который, получив независимость от родичей, материальную силу, требует от младших, чтоб они повиновались ему беспрекословно; те ясно понимают, что он хочет переменить прежние родовые отношения на новые, государственные, хочет обращаться с ними не как с равноправными родственниками, но как с подручниками, простыми людьми; начинается продолжительная борьба, в которой мало-помалу младшие должны признать новые отношения, должны подчиниться старшему, как подданные государю. Историк смотрит на эту борьбу как на борьбу родовых отношений с государственными, начавшуюся в XII ч кончившуюся полным торжеством государственных отношений в XVI веке, а ему возражают, что он о государственных отношениях не должен говорить до самого Петра Великого, что со времен Андрея Боголюбского начинает господствовать семейное начало, которое разлагает, сменяет родовое, а до государственного еще далеко. Но, стало быть, Андрей Боголюбский переменил родовые отношения к Ростиславичам на семейные? Новые, подручнические отношения, каких не хотели признать Ростиславичи, выходят семейные, в противоположность родовым? Что может быть проще, естественнее, непосредственнее перехода от значения великого князя как старшего в роде, только зависимого от родичей, к значению государя, как скоро он получает независимость от родичей, материальную силу? А г. Кавелин говорит, что между этими двумя значениями целая пропасть, которую мы ничем не наполнили и которая, по его мнению, наполняется господством семейного начала.
