Елена Прудникова - Последний бой Лаврентия Берии
– Тогда вы в полной мере оцените те удары, которые Хрущев нанес в идеологической области. Сначала, докладом на ХХ съезде, он ударил по коммунистам, а потом развернулся на сто восемьдесят градусов и начал беспрецедентное преследование церкви. Через двадцать лет идеология страны рухнет, и вот это, к сожалению, необратимо.
– Так его надо… – воскликнул Маленков и осекся.
– Бесполезно. Есть смысл свергать правительство, когда имеешь что-то взамен. Но партия слишком цепко держит власть. Если убрать одного Хрущева, ему на смену придет другой. Впрочем, его и так скоро скинут – как я уже говорил, он сумел утомить не только врагов, но и сторонников. Нет, Георгий Максимилианович, этот путь нам придется пройти до конца, до тех пор, пока система не сгниет и не расползется сама. А потом… не знаю, там посмотрим. О коммунизме на ближайшие полвека-век придется забыть, но христианство так просто не свалишь. Впрочем, все это будем делать уже не мы, наша задача – подготовить людей, способных этим заняться. Что и будет вашей работой, когда вы вернетесь в Москву. Если, конечно, согласитесь…
– Вы еще спрашиваете, – грустно сказал Маленков. – Говорите мне такие вещи и задаете такие глупые вопросы. Да, но… вы назвали три точки опоры, а рассказали только про две. А как третья?
– Оборонный комплекс? Только она не третья, а первая. Потому Лаврентий Павлович и занимался ей, отдавая все силы. По армии и по оборонке тоже, конечно, наносятся удары, но они не затрагивают трех главных направлений, трех ваших спецкомитетов: атомный проект, ракеты, связь. Нам дана санкция на уничтожение тех, кто станет покушаться на атомные, ракетные и космические программы, независимо от положения в государстве, вплоть до первых лиц. И те, кто надо, об этом знают.
– Санкция, – потрясенно спросил Маленков. – Кто же может дать такую санкцию?
– А вы не догадываетесь, Георгий Максимилианович? – тихо спросил полковник. – Ее мог дать только один человек.
– Сталин! – выдохнул Маленков.
– Вот видите… А вы говорите, масштабами дальше районных мыслить не умеете. Сразу после войны товарищ Сталин, наряду с МВД, МГБ и министерством госконтроля, начал создавать себе четвертую, нелегальную секретную службу. О ней в правительстве знали единицы: кроме Сталина – Вышинский, Мехлис, Берия. Создавали ее Меркулов и братья Кобуловы, Богдан и Амаяк. Из этих людей никого уже нет, но остались другие. И мы не собираемся складывать оружие, пока идет война. Нас, знаете ли, не так воспитывали.
– А кто по ту сторону? – быстро спросил Маленков. От его былой апатии не осталось и следа.
– Ваша версия? – так же быстро ответил полковник.
– Видите ли, я внимательно наблюдаю за всем, что делает Никита. В его действиях видна четкая логика, и в них нет ничего, что работало бы на благо Советского Союза. Это может показаться даже забавным – но вообще ничего! Так, словно бы их специально подбирали по принципу негатива. Единственно, чего я не могу понять – является ли он мотором этого процесса, или же им прикрывается кто-то другой.
– По нашим данным, Хрущева используют втемную. Скоро его выжмут и выбросят, но не надо обольщаться: те, кто стоит за ним, останутся. В этой войне мы пока что на уровне осени сорок первого года… Может быть, есть надежда рассчитывать на первое сражение, но не более того.
– Вам пора, – вздохнул Маленков, взглянув на часы. – Спасибо. Буду читать вашего Соловьева и ждать. На посошок, полковник, – он разлил остаток коньяка. – Залпом, до дна, по-наркомовски. За май сорок пятого…
Послесловие
Время и его люди
Историческое пространство этой книги настолько отличается от того, к которому мы привыкли, трактовка событий, данная ее автором, настолько своеобразна, что по прочтении повести возникает множество вопросов, которые в конечном счете сводятся к одному: в какой степени все это правда? Иначе говоря, книга требует серьезного исторического комментария. В расширенном варианте таковым могут служить исторические работы автора,[112] а в конспективном – интервью, взятое у Елены Прудниковой петербургским журналистом Юлией Сыроежиной.
– Знаете, Елена, самое мое сильное желание по прочтении вашей книги – сразу же спросить: что в ней правда, и где здесь все же художественный вымысел?
– Сложный вопрос. Подходя к делу как исследователь, со всем положенным занудством, я скажу, что в основном все придумано – ну как я могу знать, в самом деле, о чем и как говорили Сталин и Берия? А как автор художественной литературы – что книга перегружена фактами и в ней слишком много от учебника истории. Это, знаете ли, вопрос критериев. Если же говорить о голых фактах – здесь есть то, что было в действительности, то, чего не было, а также повествуется о том, что, скорее всего, на самом деле происходило, но об этом нет свидетельств и о том, чего не было, однако об этом имеются обильные и подробные воспоминания.
– Загадками говорить изволите? Тогда давайте классифицировать. Итак, сначала…
О том, что было в действительности
(Два правителя Советского Союза)
– …Во-первых, совершенно точно был государственный переворот 26 июня 1953 года. Никакая это не борьба за власть между наследниками Сталина, а самый обычный, нормальный путч.
– Можете обосновать?
– Конечно. В основе версии о «дележке власти» лежит совершенно нелепое предположение, что Сталин мог позволить себе умереть, не определив и не подготовив преемника, чтобы тот в любой момент мог принять штурвал из его рук. Байку о патологическом властолюбии Сталина, о том, что он опасался конкурентов – как и многие другие байки такого же свойства, запустил Хрущев. Ни то, ни другое для реального Сталина абсолютно невозможно.
– Почему вы считаете, что преемником был именно Берия?
– Так ведь это написано плакатными буквами на всем послевоенном устройстве СССР. Дело в том, что сталинского преемника все время ищут там, где его в принципе не могло в то время быть – в ЦК. Но это аберрация зрения, внесенная позднейшим, брежневским временем, когда партия получила в стране абсолютную и неограниченную власть. То же самое имело место до 1939 года. Однако с 1940 по 1953 год это было совершенно не так. Вспомним: еще на июльском пленуме 1953 года преемником Сталина называли Маленкова, он же находился на почетном первом месте в руководстве страны начиная с марта, сразу после смерти вождя. Но Маленков был Председателем Совета Министров и всего лишь рядовым членом Политбюро после того, как отказался весной 1953 года от поста секретаря ЦК. Перенос центра тяжести государственного управления из Политбюро в Совнарком начался еще в 1939 году, и преемника Сталина надо искать именно в Совете Министров. И там он находится на удивление легко.
– Как именно?
– В 1942 году было образовано Оперативное бюро ГКО, после войны преобразованное в Оперативное бюро Совмина, а затем названное просто Бюро Совмина. Это был своего рода «генеральный штаб» Советского Союза. Вне его ведения оставались – если оставались! – всего несколько министерств, из значимых: МИД, МВД, МГБ, Мингосконтроля и командование армией. Человек, возглавлявший Бюро Совмина, являлся по своему положению вторым лицом в СССР. Так вот: начиная с 1944 года этим человеком был Берия. Кроме того, он курировал еще и три силовых ведомства: МВД, МГБ и МГК (МИД и армию курировал лично Сталин, он же занимался общими, стратегическими вопросами развития страны). Фактически власть в государстве была поделена между Сталиным и Берией, при общем кураторстве Сталина над «бериевской» половиной – неужели не очевидно, кому вождь собирался передать штурвал? Кроме того, отсюда следует, что Берия был либо полным и абсолютным единомышленником Сталина, либо его взгляды вождя устраивали – иначе бы такого объема полномочий Лаврентию Павловичу никогда в жизни не видать. По сути, после войны страной управлял не один лидер, а два: старый и молодой, и первый постепенно передавал рычаги управления второму. Об этом, кстати, я собираюсь, если Богу будет угодно, писать следующую книгу, которая так и будет называться – «Система двойной звезды».
– Вы хотите сказать, что уже в 1944 году Сталин определил себе преемника?
– Думаю, это было сделано гораздо раньше, в 1944 году его решение всего лишь вышло на поверхность. Да и то как сказать… До сих пор я брала условной точкой отсчета 1944 год, когда Берия стал заместителем Сталина по ГКО. Потом, занимаясь темой 22 июня, я выяснила, что уже тогда Берия входил в руководящую «тройку» СССР – самое узкое из узких руководств, какое только существовало в стране. Ему же было доверено проведение важнейшей из операций Великой Отечественной войны – эвакуации промышленности из угрожаемых районов. А новой условной точкой стало 8 августа 1941 года, когда Сталин стал Верховным Главнокомандующим. Он ведь хоть и был гением, но для того чтобы спокойно руководить ходом войны, сосредоточившись на управлении армией, ему надо было опереться на «главнокомандующего» всем тылом, то есть единым военным лагерем под названием СССР. Из четырех оставшихся членов ГКО, да и из всего Политбюро на этот пост годился только Берия.
