Максим Алексашин - Последний бой Василия Сталина
Ребята, учившиеся с Василием в классе, были страшно возмущены этим, советовались со мной: мы напишем Коротичу, что там все неправда. Но я им сказал, что Коротич, будучи редактором, сознательно допустил эту ложь, а возможно, и заказал статью. Поскольку опровержение одноклассников нигде не брали, они решили подать в суд. Заводилой был Вася Алешин. Но в суде сказали: «А у вас заверенная доверенность от пострадавшего есть? Ах, он умер 30 лет назад?! Тем более, заявление мы у вас не возьмем». Решили ребята сами пойти к этой Уваровой, но побоялись, что не сдержатся и попросту ее обматерят. Поэтому послали к этой даме военрука школы, который и до войны, и после войны работал там. Придя к Уваровой, он сказал:
— Что же вы пишете, что были учительницей?! Вы же не работали у нас!
— А я туда заходила, может быть!
— Но ведь в статье нет ни слова правды!
— Ничего, я еще книгу выпущу.
— Как книгу?! Снова будет клевета!
— Ну и что? Теперь на это клюнут.
И выпустила не менее гнусную книжонку»
(Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра. — 21 марта 2006 г. — № 12 (644).).
Вот такие вот коротичи с «огоньками» демократии и гласности в своей комсомольской груди и испепелили дотла страну, которая их поставила на ноги, прокормила, выучила на свою несчастную голову. Одним словом, цитируя Олега Смыслова — так рождаются легенды.
К моменту выхода статьи Уваровой была еще жива дочь Василия — Надежда Васильевна Сталина. Касаясь публикации в прессе о ее отце, и прежде всего в журнале «Огонек», она сказала: «Дозвониться до Коротича как главного редактора невозможно. Но если бы удалось, я ему задала бы вот эти риторические вопросы:
1. В каком году пришла в школу на работу Уварова? Из публикации следует, что в 1938 или 1939 году.
В мае 1938 года отца в школе уже не было, а в сентябре он был в училище.
2. С каких пор отец был коренастым мальчиком?
Он был щуплого телосложения. Странно, что она называет его так. В 1938 году он был семнадцатилетним юношей, как и Уварова девятнадцатилетней девушкой.
3. Как понять вот эти утверждения, что у отца были надменные очертания губ, хмурые, сдвинутые к переносице брови, взгляд тусклый, нижние веки приподняты?
У отца до конца его дней губы были по—детски припухлыми. Брови никогда не сходились к переносице, а что касается выражения глаз, то они были очень живыми, задорными, немного со смешинкой.
4. Как можно так спутать цвет глаз и волос?
Глаза были не зеленоватые, а по—настоящему карие, а волосы рыжеватые, медно—красные.
5. Можно ли спутать округлый подбородок с совершенно противоположным, а открытый высокий лоб со срезанным?» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. С. 114).
Одним словом, Коротич за напечатанную в своем «прожекторе перестройки» статью ответственности брать не собирался. О том, что Уварова за свои слова не отвечает, он, конечно же, тоже не знал. Вот вам и производственные издержки. Но демократия требует жертв и не то еще стерпит.
Да что там Уварова — сам лауреат Нобелевской премии А. Солженицын, будучи стукачом ГУЛАГа, — книга о котором звучит как оправдания своей подлости по отношению к тем, кого «заложил», — бросил клич, нашедший благодатную почву среди демократов, которые и Сталина—то не помнили, но СССР уже ненавидели всей душой: «А я считал: пусть пожнет Сталин посев своей секретности. Он тайно жил — теперь каждый имеет право писать о нем все по своему представлению» («Человеки оттепели»: А. Солженицын, он же Ветров, стукач Особлага. — http://www.stalin.su/book.php?action =header&id=26&bid=1).
И понеслось! Писали о Иосифе Виссарионовиче по своему представлению все кому не лень. Но как ни старались опорочить имя человека, после которого, кроме библиотеки в десять тысяч томов и рваных ботинок, ничего из имущества не осталось, особо собак не навешаешь. Вот и обратили свой взор литературные шавки на сына, а уж у того — природного организатора с размахом — дел наворочено. Если, например, сказать, что Сталин—отец дачку на 55 гектаров оторвал — никто не поверит, а если на сына его эту дачку повесить, то, глядишь, и прокатит! Никого там не было, никто из читателей ее не видел наверняка, поэтому поверят, куда денутся.
Следуя подобной логике, на Василия Сталина отписали столько грехов, что Страшный суд легким упреком кажется. Это вам не светоч демократии — Солженицын, который по ныне имеющимся данным не так уж и свят. Современные СМИ, сделавшие из семейства Сталиных пугало для интеллигенции, своих пророков Солженицыных возвели в ранг светил современного мира. Но как ни приращивает литературное «светило» себе крылья — они не держатся. Так кто же на самом деле Солженицын: идейный борец за права человека или мелкий мститель с меркантильными интересами?
Один из исследователей сталинской эпохи, Лев Балаян дает следующую оценку господину Солженицыну и его литературным «произведениям»:
«Ковыряясь в своей мужицкой родословной, фаворит Хрущева Солженицын в книге „Бодался теленок с дубом“ пишет: „Были Солженицыны обыкновенные ставропольские крестьяне: в Ставрополье (а родился он уже после Октябрьской революции, в декабре 1918 г., в Кисловодске) до революции несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец никак не считалось богатством“ (считалось, Исаич, еще как считалось. — Авт.).
О предках со стороны матери Солженицына имеются такие сведения: «Захар Щербак (его дед по материнской линии. — Авт.) был зажиточным хуторянином. После революции его бывшие батраки безвозмездно кормили его еще двенадцать лет (какие щедрые голодающие крестьяне—батраки бывшему богачу последний кусок отдали, за какие заслуги интересно? — Авт.), покуда он не был арестован в годы коллективизации (те же благодарные бедняки его и раскулачивали, видимо. — Авт.).
И имея такое темное социальное происхождение, юный отрок Солженицын не только не был репрессирован при И.В. Сталине как «кулацкий отпрыск», но и благополучно окончил школу, затем беспрепятственно — физико—математический факультет Ростовского университета, а с четвертого курса одновременно начал учиться заочно в Московском институте философии и литературы, который, впрочем, не смог окончить по причине начавшейся Великой Отечественной войны. С октября 1941 года он служит ездовым в Сталинградском округе, находившемся тогда в глубоком тылу. Потом — училище, а с мая 1943 года служба в АИР — артиллерийской инструментальной разведке.
Петр Паламарчук, биограф Солженицына, возможно, с подачи самого Исаича, решил, что его герой должен врезаться в память грядущих поколений как командир артиллерийской батареи, но это не так, потому что служба в АИР представляет собой всего лишь «кабинетный шпионаж» и требует лишь умения четко работать с акустическими устройствами.
Далее биограф сообщает нам, что в феврале 1945 года, то есть всего за три месяца до окончания Великой Отечественной войны, капитан Солженицын был арестован из—за отслеженной в переписке критики И.В. Сталина и осужден на восемь лет, из которых полгода провел на следствии и пересылках, почти год — в лагере на Калужской заставе в Москве, около четырех — в тюремном НИИ, и два с половиной года — на общих работах в Казахстанском Особлаге.
Зададимся вопросом: «находясь в частях „особой секретности“, мог ли Солженицын не знать, что вся его (и не только его) переписка подвергается перлюстрации? Ясно, что не знать он этого не мог. А мог ли он критиковать И.В. Сталина в переписке, или это тоже ложь? Не посмел бы. Да и за что критиковать—то? Ведь это был не напряженный и безысходный июнь 1941–го, а февраль победоносного 1945–го. Да и не враг Исаич самому себе, чтобы вот так, не за здорово живешь, класть свою „бесценную“ голову на плаху. Просто он сознательно допустил некоторые политические фривольности в переписке в надежде, что его откомандируют в глубокий тыл, ну, к примеру, охранять какой—нибудь мостик на Волге или на Дону, где он сможет предаться умозрительным экзерцициям. Не более.
Но не тут—то было. Не рассчитал Акела, промахнулся и «загремел». В лагере Солженицын стал заниматься доносительством, не бедствовал и получил оперативную кликуху «Ветров». В «Военно—историческом журнале» № 12 за 1990 год опубликован чрезвычайно любопытный документ, который позволяет нам оценить по достоинству якобы «живущего не по лжи» Солженицына.
Сов. секретно. Донесение: С/о «Ветров» от 20.01.1952.
В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель, встретив меня у пошивочной мастерской, полузагадочно сказал: кто был ничем, тот станет всем!». Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Ковлюченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих — бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из второго, восьмого и десятого бараков должны разбиться на четыре группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать «своих».
