Анатолий Грешневиков - Расстрелянный парламент

Мчатся тучи, вьются тучи.
Но чтоб так?! Страшится взгляд.
То летят не камни с кручи —
Убивает брата брат.
Вот еще один снаряд.

Помутился, что ли, разум?
Покосились ли миры?
От кого идут приказы?
Уж не с Лысой ли горы…

Это бесы? Им не больно?
Боже, что они творят.
Ну довольно вам, довольно!
А у них глаза горят…
Вот еще один снаряд.

Мчатся тучи, вьются тучи.
Закрутило, замело.
Мать, ребенок… Бей до кучи!
На Москве гуляет зло.

Люди, прячьтесь, убегайте
И сидите в уголке —
И к иконам припадайте,
И к Матфею, и к Луке…

Там священника убили,
Здесь убили казака,
Сколько сотен уложили
Танки – чудо ВПК…

Люди гибнут, разрывает
Их на части, жгет огнем,
Кто-то кровью истекает
В Белом доме белым днем.

День-то солнечный и ясный,
Но в глазах моих темно.
Крик о помощи напрасный.
Вот еще снаряд – в окно…

То летят не камни с кручи.
Люди гибнут не в кино.
Мчатся тучи, вьются тучи,
Над Кремлем темным-темно.

Исподлобья взгляд несмелый,
свечи и цветы кругом…
Дом Советов белый-белый, —
разбомбленный черный дом.
Демократы, автоматы,
сумасшедший белый свет,
в касках русские солдаты,
пуль свистящих красный след…
Что ж вы, гады, в самом деле…
Всех расстрелянных – сожгут…
Мы стояли две недели,
в дождь и снег стояли тут.
А какие песни пели,
ежась над костром ночным!..
Что ж вы, гады, в самом деле:
разрывными – по своим…
Бэтээры, кровь и стоны,
лиц погасшие черты…
Здесь теперь – цветы, иконы,
свечи, слезы и цветы…
Демократы, депутаты…
Тщетно сына ищет мать…
Где ж вы, бравые солдаты?
Приходите пострелять…
Нас еще в России много —
не утративших корней,
и следят за нами строго
дерьмократы всех мастей.
Дышит смерть в их липких лапах,
встал ОМОН зверьем тупым…
Стадиона трупный запах,
белый дом как черный дым…

Я убит в «Белом доме»,
Помяните меня!
Бэтээры и танки
Не жалели огня.
Вертолеты кружили,
И горел «Белый дом».
Стал он многим могилой
Из укрывшихся в нем.

Я убит в «Белом доме»,
Не жалейте меня.
Мертвый сраму не имет,
Свою долю кляня.
Стыд, позор, униженье —
Это участь живых,
Тех, кто милости просит
У сатрапов чужих.

А предатель-таманец,
Расстрелявший меня,
И иуда-рязанец —
До последнего дня,
До конца они будут
При бесчестии жить.
И от крови им руки
Никогда не отмыть!

Я убит в «Белом доме»,
Свою чашу до дна
Выпил я, но при этом
Честь моя спасена.
Я убит в «Белом доме».
Видно, участь мне пасть,
Как отцы умирали
За Советскую власть!

Свои своих из-под брони косили.
Не хочется ни верить, ни служить.
И все же без Москвы жила Россия,
без армии России не прожить.

Виновные ответят поименно
за пулеметно-пушечный расстрел.
Но наши офицерские погоны
Господь еще снимать нам не велел.

Грешны перед народом и державой,
пред верою и совестью грешны.
И все-таки мы не имеем права
уйти до окончания войны.

Пускай неувядаемым позором
придворные овеялись полки, —
есть в армии законы, по которым
грехи смывают сами штрафники.

Отныне не кричать: «Москва за нами!»
Но, стиснув зубы, верить под огнем,
что русское прострелянное знамя
мы все-таки поднимем над Кремлем.

Я при пушечном громе,
Но не в дальнем краю,
А в Москве, в «Белом доме»,
Жизнь окончил свою.
Дни за днями помчатся,
То шурша, то звеня,
Но уже, может статься,
Вы отпели меня.
Было б думать напрасно,
Будто смерть не страшна
В этом доме прекрасном
На восьмом, у окна.
Был он Белым по праву,
Но, став Черным тогда,
Он пребудет Кровавым
С той поры навсегда…
Я вначале был ранен,
А в полпятого дня
Два омоновца пьяных
Пристрелили меня.
Я не стал признаваться,
Видя злость их и пыл,
В том, что мне восемнадцать,
Я еще не любил.
Ведь они не щадили
И моложе, чем я.
Ныне все мы в могиле —
Нас большая семья.
В стенах Черного дома
Пламя жрало меня.
Все там, словно солома,
Гибло в смерче огня.
Что вдали и что близко —
Все огонь поглотил.
Там была и расписка,
Что я гроб оплатил.
Полный скорби и гнева,
Пал я с мыслью о том,
Что убит подо Ржевом
Дед мой в сорок втором.
Деду легче, быть может, —
Чужеземцем был враг,
А меня уничтожил
Свой подлец и дурак…
Я сгорел в этом доме
На восьмом этаже.
Ничего больше, кроме
Тени в вашей душе.
Хоть частичку Росс
ии Заслонил я собой,
Но узнать был не в силе,
Чем закончился бой.
Если вы отступили,
Если бросили флаг,
Как мне даже в могиле,
Даже мертвому – как?
Как хотя бы немного
Обрести мне покой?
Как предстать перед Богом
С болью в сердце такой?
Даже если мне в душу
Его речи вошли: —
Против танков и пушек
Что вы, сын мой, могли?..
Но отдал не напрасно
Жизнь до времени я.
Есть на Знамени Красном
Ныне кровь и моя.
Лишних слов тут не надо.
Но – всегда вас табун —
Что ж не видел вас рядом,
Патриоты трибун?
А вот справа и слева
Ощущал всем нутром
Тех, кто пал подо Ржевом
В страшном сорок втором.
Наш союз не разрушат
Ни года, ни снаряд,
Наши гневные души
Над Россией парят.
Это левым и правым
Надо крепко бы знать,
Если в доме Кровавом
Соберутся опять.
А убийц не укроют
Ни закон, ни броня…
Я убит в этом доме —
Кто заменит меня?
Что, по слову поэта,
За народ и за власть,
Если сужено это,
Шагом дальше упасть.
Но на радость Отчизне
И на горе врагу
Я желаю вам жизни —
Это все, что могу.