Анатолий Юновидов - Оборона Одессы. 1941. Первая битва за Черное море
Такая телеграмма фактически являлась признанием того, что подготовка эвакуации раскрыта противником, поэтому члены ВС, признавая этот факт, пустили в ход все возможные аргументы для обоснования своей просьбы, в том числе и несколько преувеличили напряженность ситуации с продовольствием в городе, так как из-за забитых по их же распоряжению лошадей голод Одессе в ближайшие дни, конечно, не грозил.
Ввиду важности вопроса все присутствовавшие были ознакомлены с текстом телеграммы и выразили свое с ним согласие. Однако реакция командования флота явилась для членов Военного совета ООР полной неожиданностью. Полученный ответ был предельно лаконичен:
«Тоннаж — даем все, что можно. Вам давались указания особо секретно организовать эвакуацию, пустить дезинформацию не сумели. Как можем, будем усиливать движение транспортов, но вам надо держаться. Другого выхода нет. Разбивайте разговоры. Усильте дисциплину.
Октябрьский, Кулаков».Первым увидевший ответ бригадный комиссар Азаров предположил, что командующий флотом просто не решается докладывать в Ставку о нереальности сроков эвакуации, потому что Ставка всего 2 дня назад сама утвердила эти сроки. Такого же мнения придерживался и дивизионный комиссар Воронин, высказавший удивление безаппеляционностью ответа, после того как Азаров ознакомил его с телеграммой.
Обсудив телеграмму, оба политработника, несмотря на поздний вечер, направились к командующему ООР. Жуков был раздражен полученной телеграммой не меньше, чем они, и сказал, ознакомившись с ее текстом: «Упреки по нашему адресу похожи на страховку. Как же так? Разве можно в такой момент заботиться только о том, кто окажется виноватым?»
Посовещавшись с членами Военного совета, Жуков решил, как и в случае с разработкой плана экстренной эвакуации, снова действовать явочным порядком, опять посвятив в это только предельно узкий круг лиц. О решении командующего сообщили только Шишенину, Крылову, Кузнецову, Бочарову, Кулишову, Дитятковскому и Петрову.
О решении провести эвакуацию за одну ночь командованию флота было решено сообщить как можно позднее.
9 октября положение в Южном секторе оборонительного района резко ухудшилось.
На рассвете генерал-майор Шишенин доложил командующему ООР, что в Южном секторе, в полосе обороны 2-й кавалерийской дивизии противник возобновил атаки, опять пытаясь прорваться через мелководную часть Сухого лимана. Ночную атаку удалось отбить при поддержке арт. огня бронепоезда № 22, оперативно переброшенного к участку намечающегося прорыва. Однако в этот раз противник не ограничился простым прощупыванием прочности советской обороны. Утром противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь, после чего значительными силами нанес удар в направлении Татарки. При поддержке артиллерийского огня, который, по данным разведки, вели до 3 артполков частям 10-й пехотной дивизии румын удалось занять первую линию обороны, на южной окраине Татарки. В наметившееся вклинение противник перебрасывал дополнительные силы, и вскоре возникла реальная угроза прорыва противника вдоль берега к городу.
На участке прорыва было решено сосредоточить огонь трех береговых батарей — 1-й, 39-й и 411-й. Помимо них 2-ю кавдивизию поддержал огнем бронепоезд «За Родину», а боевые порядки противника проштурмовали самолеты 69-го ИАП. К месту прорыва были срочно переброшены выведенный в резерв 3-й морской полк и батальон 54-го стрелкового полка. При поддержке подошедших резервов полки 2-й КД контрударом отбросили противника от Татарки. Противник пытался атаковать и в Западном секторе, на участке 95-й дивизии, но там он успеха не имел.
Полностью положение удалось восстановить только к концу дня. Слухи о прорыве противника в Южном секторе стали быстро распространяться по городу. В условиях идущей полным ходом эвакуации, когда жители каждый день видели, как из города эвакуируются армейские тылы и советские учреждения, а в порт движется непрерывный поток грузов и людей, известия о возможном прорыве вызвали панику. В Одессе возникла ситуация, во многом похожая на ту, которая сложилась в Москве через 10 дней — 19 октября. В городе начались вспышки мародерства, люди стали громить продовольственные магазины. Военный совет срочно выделил в помощь комендатуре несколько взводов морской пехоты и дал им право расстреливать мародеров и погромщиков на месте преступления. Военный совет образовал тройку из представителей военного трибунала и прокуратуры и дал ей полномочия судить задержанных и уличенных в мародерстве и погромах.
Был издан приказ по гарнизону о суровых мерах, которые будут применяться ко всем нарушающим порядок и вызывающим дезорганизацию жизни осажденного города. К вечеру беспорядки в городе удалось пресечь и порядок в городе был восстановлен.
Вечером, в связи с произошедшими за день событиями, Военный совет ООР отправил командованию ЧФ еще одну телеграмму. В ней он снова повторил, что вариант отхода на более короткий рубеж неприемлем, и подчеркнул что прочно удерживать периметр оборонительного района можно только силами 30 тыс. бойцов, и поэтому во избежание катастрофы нужно организовать одновременный отвод с переднего края и эвакуацию именно этого количества войск. Датой эвакуации называлось 16 октября.
Военный совет ЧФ задержался с ответом на телеграмму. На следующий день командующий ООР Жуков, посоветовавшись с членами ВС ООР, заключил, что переписка становится неэффективной, и пора отправлять в Севастополь гонца, способного более подробно объяснить положение. Посланец ООР должен был убедить Военный совет флота в необходимости изменения плана эвакуации, а в крайнем случае — уговорить Октябрьского или Кулакова прибыть в Одессу и на месте убедиться в правильности предлагаемого решения.
На роль эмиссара Военного совета ООР идеально подошел помощник командующего ООР по оборонительному строительству генерал-майор Хренов. Хренов принимал и разделял точку зрения Жукова, Азарова и Воронина. Утром 10 октября Хренов был вызван к Жукову, который сообщил ему, что нужно «убедить Севастополь в реальности нового плана эвакуации. По радио договориться трудно, нужно кому-то идти туда. Военный совет решил поручить эту миссию вам».
Оставив за себя начальника инженерной службы Приморской армии Кедринского, Хренов вечером на борту малого охотника, специально выделенного для этой цели, отправился в Севастополь.
Пока генерал-майор добирался до Севастополя, в Одессу пришел наконец ответ Военного совета флота на телеграмму, отправленную 9 октября. Военный совет ЧФ соглашался с окончанием эвакуации в ночь на 16 октября, но по-прежнему требовал, чтобы две дивизии, соответственно первоначальному плану, были эвакуированы до этого. Для обеспечения эвакуации вся бомбардировочная авиация Черноморского флота, несмотря на тяжелое положение в Крыму, с 12 октября переключалась на поддержку Одессы, а с 14 октября для прикрытия эвакуации в Одессу планировалось направить самый крупный отряд боевых кораблей из всех осуществлявших огневую поддержку войск ООР.
Прикрывать поэтапный отход дивизий Приморской армии с занимаемых позиций должны были два крейсера: «Червона Украина» и «Красный Кавказ» и четыре эсминца: «Бодрый», «Смышленый», «Шаумян» и «Незаможник». В этой ситуации командованию ООР оставалось только надеяться на то, что Хренову все-таки удастся уговорить Октябрьского или Кулакова прибыть в Одессу. Рассчитывать же на то, что ему удастся на месте склонить Октябрьского к изменению плана, больше не приходилось.
В длительной беседе, состоявшейся в Севастополе на флагманском командном пункте, переубедить командующего флотом Хренову действительно не удалось. Вице-адмирал Октябрьский внимательно выслушал все доводы Хренова, после чего посоветовал: «Обсудите ваше предложение с Иваном Дмитриевичем, я должен знать мнение своего штаба».
При обсуждении плана эвакуации с начальником штаба Черноморского флота, контр-адмиралом Елисеевым присутствовали член Военного совета Черноморского флота дивизионный комиссар Кулаков и хорошо знавший ситуацию в Одессе начальник оперативного отдела штаба флота, капитан 1-го ранга Жуковский. Вопрос с обеспечением эвакуации кораблями и прикрытием с воздуха, как оказалось, не представлялся штабу ЧФ самым сложным. Гораздо больше и Елисеева, и Кулакова, и Жуковского беспокоил одновременный отход с позиций всех четырех дивизий. Штаб Черноморского флота больше всего опасался того, что одновременный отход всех дивизий может превратиться в полный разгром Приморской армии.
Хренов рассказал о расчетах, сделанных штабами базы и Приморской армии, после чего все присутствовавшие отправились к командующему флотом. Однако командующий флотом, от решения которого зависела судьба целой армии, не торопился с выводами и после положительного доклада своего начальника штаба.
