Андрей Еременко - Годы возмездия. Боевыми дорогами от Керчи до Праги
Противник особое место отводил обороне населенных пунктов. Большинство городов и сел, расположенных вблизи оборонительных рубежей, были превращены в опорные пункты и узлы сопротивления. Их оборона возлагалась на специальные комендатуры. Численность гарнизонов таких опорных пунктов зависела, конечно, от их значения. Города и села, превращенные в опорные пункты, имели круговую оборону, опоясывались двумя-тремя траншеями, соединенными ходами сообщения. Такой опорный пункт подготавливался для изолированной обороны в окружении. Он снабжался соответствующим запасом продовольствия и снаряжения.
В приказе 16-й армии № 1250/44 от 15 апреля 1944 г. указывалось: «Комендант опорного пункта обороняет опорный пункт до последнего человека… Строительство оборонительных сооружений, подготовка к боям и обеспечение опорного пункта боеприпасами, продовольствием, саперным имуществом и медикаментами производить с таким расчетом, чтобы гарнизон мог вести бой даже в случае окружения в течение семи дней без получения подкреплений. Комендант опорного пункта является начальником гарнизона, и его власть распространяется на все воинские части и подразделения, расположенные в радиусе его обороны и прибывающие с других участков…»
Чтобы особо подчеркнуть важность оборонительных рубежей, гитлеровцы дали им звучные названия вроде «Восточного вала», «Пантеры», «Рейера» и т. д. И все эти рубежи и линии должны были обороняться по требованию командования группы армий «Север» с отчаянным фанатизмом до последнего человека.
Вот такую оборону, организованную и сильно укрепленную оборонительными полосами и рубежами, изрезанную траншеями и усиленную различными заграждениями, пришлось в упорных боях преодолевать воинам Прибалтийских фронтов на всем боевом пути при освобождении Прибалтики.
Положив столько труда и сил на создание обороны на подступах к Прибалтике, Гитлер и его генералы полагали, что она неприступна. Но перед наступательным порывом наших войск никакая оборона не могла устоять. Однако решение этой задачи потребовало от командования максимума настойчивости и изобретательности, а от воинов – непревзойденного героизма и самопожертвования.
Политико-моральное состояние войск противника к началу нашего летнего наступления не было однородным. Наши разведчики, пристально занимавшиеся этим вопросом, выделяли среди военнослужащих противника несколько групп, настроения которых существенно различались между собой. Довольно многочисленная группа солдат и офицеров продолжала верить в конечный успех Германии. К этой группе относилась главным образом молодежь, воспитанная фашистским режимом. Эти люди верили в скорое появление нового секретного оружия, применение которого в корне должно было изменить положение дел в пользу Германии, поэтому в боях они оказывали остервенелое сопротивление [130] .
Характерным для этой части военнослужащих является высказывание Манфреда Ганзена из 1-й роты 257-го пехотного полка 83-й пехотной дивизии: «В нашей роте много солдат из Гамбурга, где их семьи пострадали от бомбардировки. Некоторые солдаты потеряли все: и семьи, и дома, поэтому им больше нечего терять, кроме жизни. Каждый из нас любит родину больше, нежели дом и семью, жизнь наша принадлежит государству. Мы знаем, что наша родина в опасности, и нам необходимо драться до последнего. Лучше быть убитым, чем сдаться в плен».
Многие из подобного рода убежденных нацистов боялись ответственности. Их одолевал страх перед неизбежной расплатой за зверства захватчиков на оккупированных территориях.
Однако в этот период и среди солдат, еще надеявшихся на победу, не было былой самоуверенности и наглости. К этой же группе примыкали и те солдаты и офицеры противника, которые считали, что война закончится приемлемым для обеих сторон компромиссным миром. Поэтому сопротивление, по их мнению, было целесообразным и необходимым, оно должно было помочь политикам выторговать сносный мир.
Другая группа солдат и офицеров перестала верить в победу гитлеровской Германии. Сознание превосходства Красной Армии над немецкой армией, усталость от многолетней войны являлись главными причинами упадка морального состояния части войск противника.
Пленный офицер 557-го пехотного полка 331-й пехотной дивизии заявил: «Мы не можем выиграть войну, так как мы теперь слабее, чем Россия, Англия и Америка. Нам не победить. У нас нет больше людей, чтобы пополнять армию. Много военных заводов разрушено и выведено из строя в результате бомбардировок. Силы Германии распылены, так как мы должны держать войска во всех странах Европы».
Победа советских войск на Украине, выход наших войск на территорию Румынии к границам Чехословакии, а также снижение качественного состава прибывающих пополнений, среди которых заметное место занимали безусые юнцы и люди пожилого возраста, т. е. «резервы», полученные в результате тотальной мобилизации, – все это также способствовало ухудшению морального состояния войск противника.
Необходимо особо остановиться на моральном состоянии так называемых добровольческих латышских частей, действовавших перед 2-м Прибалтийским фронтом. Личный состав этих дивизий резко различался. Одна часть – это кадровый командный состав и «старые» солдаты и офицеры буржуазной латышской армии, состоящей из богатых слоев населения. Они были настроены антисоветски. Примером может служить командир одной из таких частей генерал-майор Вайс, активно помогавший немецким оккупантам расправляться с латышскими советскими патриотами. К этой группе относились также добровольцы из зажиточных, профашистски настроенных семей, служащие из полиции, уголовные элементы и члены фашистской организации «Айзсарги» («Стражники»). Эти солдаты участвовали в боях, многие имели длительный боевой опыт и являлись добровольными шпионами и доносчиками.
Другая наиболее многочисленная часть состояла из беднейших слоев городского и деревенского населения. Крестьяне-бедняки, получившие при советской власти землю, и рабочие, избавленные от эксплуатации, явно не желали воевать и умирать за чуждые им интересы германских империалистов. Характерно, что большинством таких частей и подразделений командовали либо ост-зейские немцы, либо немцы из рейха. Вопреки здравому смыслу эти части назывались добровольческими, хотя мобилизация была принудительной под угрозой заключения в концлагеря. Среди таких «добровольцев» было распространено дезертирство. Бежали в одиночку и группами. За апрель и май 1944 г. линию фронта перешло свыше 200 латышей, большинство же бежало в глухие тыловые районы, так как переход линии фронта в условиях позиционной обороны – крайне рискованное дело.
15 апреля в районе Опочки партизанами было задержано 15 таких дезертиров. 30 апреля с передовой (20 км северо-восточнее от Красногородское) дезертировало одновременно 150 человек, прибывших на передовую 6 апреля 1944 г. Ефрейтор 44-го пехотного полка Бронеслав Шукста рассказал: «В ночь с 6 на 7 мая наше отделение стояло на посту. На нас напали русские. Услышав стрельбу со стороны русских и даже не пытаясь узнать, сколько их и где они, все мы сбежали с постов и попрятались».
Немецкое командование пыталось строгими репрессивными методами поддержать дисциплину и пресечь дезертирство. Был введен институт полевых судов. Офицеры требовали от солдат, чтобы они не отходили от своих позиций, и предупреждали, что каждый, кто оставит пост и сделает хотя бы шаг назад, будет расстрелян стоящими позади немецкими охранными частями. За переход на сторону Красной Армии расстреливались родители и родственники перебежчика, сжигались их дома и усадьбы.
Наряду с жестокими репрессиями среди латышских солдат велась разнузданная пропаганда и запугивание русским пленом и русской «местью». Подобные меры, безусловно, сдерживали переход латышей на сторону Красной Армии, особенно в условиях стабильности фронта.
В целом, если исключить латышские части, моральное состояние которых находилось на низком уровне, дисциплина в соединениях противника перед нашим фронтом оставалась довольно крепкой. Ошибочно считать, что она опиралась только на репрессии. Немцы веками воспитывались в духе слепого преклонения перед начальством, повиновение офицеру считалось непреложным законом. Дух филистерства, убеждение в том, что солдату лучше не думать над тем, что его не касается, вошли, к сожалению, в плоть и кровь многих солдат, особенно из среды мелкой буржуазии. Пленные показывали, что солдаты в разговорах между собой могут поругать и начальство, и Гитлера, и кого угодно, но стоит показаться офицеру, как они вскакивают, вытягиваются и замирают в ожидании приказа.
Большую работу по разъяснению истинного положения вещей среди войск противника проводило политуправление фронта. Эта работа осуществлялась посредством листовок, распространяемых среди войск противника, организации выступлений военнопленных по радио и через громкоговорящие установки. Эти так называемые устные передачи были посвящены рассказам о положении военнопленных, чтению писем немецких военнопленных родным, знакомым и товарищам.
