KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Елена Прудникова - Катынь. Ложь, ставшая историей.

Елена Прудникова - Катынь. Ложь, ставшая историей.

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Прудникова, "Катынь. Ложь, ставшая историей." бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вскоре в Осташков стали отправлять саботажников, отказников, антисоветски настроенных пленных из других лагерей. Почему туда? Все просто: это был единственный лагерь, где работали следственные бригады НКВД. По крайней мере, в документах нет упоминаний о следствии, которое проводилось бы в других лагерях.

По состоянию на 8 апреля 1940 года в Осташковском лагере находилось 6364 чел.

Из них:

а) офицеров армии 48 чел.

б) офицеров полиции и жандармерии 240

в) мл. комсостава полиции и жандармерии 775

г) рядовых полицейских и жандармов 4924

д) тюремщиков 189

е) разведчиков и провокаторов 9

ж) ксендзов 5

з) осадников 35

и) торговцев 4

к) переведенных из быв. польских тюрем 4

л) судебных работников 5

м) солдат и мл. комсостава 72

н) прочих (проверяются для решения вопроса о дальнейшем направлении) 54


К тому времени 443 человека уже были отправлены из лагеря. Стало быть, к моменту принятия решения пленных там числилось несколько больше — 6879 человек.

Что могла инкриминировать этим людям советская власть?

На полицейских, жандармов, тюремщиков распространялась статья 58–13: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны (от 3 лет до ВМН).

Сотрудникам разведки и пограничной стражи могли инкриминировать и 58-6 — шпионаж (те же меры).

На отказников, организаторов «волынок» на производстве распространялась ст. 58–14 — «контрреволюционный саботаж» (от года до ВМН).

Тем, кто был причастен к переброске банд на советскую территорию, светила 58-8 и 58-9 (терроризм) — очень серьезная статья, по которой в СССР было много смертных приговоров.

И наконец, для резко антисоветски настроенных пленных, не скрывавших своих взглядов, существовала самая массовая 58–10 — «антисоветская пропаганда и агитация» (от шести месяцев).

Кроме того, в СССР существовал еще контингент «социально опасных», на которых никакие статьи не распространялись, однако их тоже могли репрессировать в превентивном порядке, с учетом предвоенного времени.

Следующий вопрос: если следовать логике времени, что могла сделать с этими людьми советская власть?

Существует несколько более поздний документ — докладная записка Супруненко, касающаяся 1525 польских полицейских, интернированных в Латвии и Литве и после присоединения этих государств к СССР переданных в Козельск. Написана она год спустя, в марте 1941 года. Там говорится:

«По полученным материалам из местных органов НКВД установлено, что многие полицейские, содержащиеся в Козельском лагере, при бегстве в Латвию и Литву уничтожили материалы полиции. Часть полицейских вступала в карательные отряды и жестоко расправлялась с населением, встречавшим части Красной Армии.

В процессе агентурной разработки интернированных в лагере установлено, что основная масса полицейских, жандармов и других служащих карательных органов относятся враждебно к мероприятиям Советского правительства.

Многие из них высказывают, что по освобождении из лагеря будут бороться за восстановление Польши и мстить тем, кто лояльно относится к Советской власти.

Отдельные полицейские высказывают намерения бежать из лагеря с наступлением весны…

Учитывая, что перечисленные категории интернированных являются активными и непримиримыми врагами Советской власти, считаю необходимым…»

Что, расстрелять?! Не совсем так…

«…на всех их, по имеющимся учетным делам и агентурным материалам, оформить заключения для рассмотрения на Особом совещании».

Но ведь Особое совещание — это значит расстрелять?

Опять же — не совсем так…

Согласно положению об Особом совещании при НКВД СССР, оно имело право в отношении тех людей, которые были признаны общественно опасными, применять ссылку и высылку, а также заключать их в исправительно-трудовые лагеря. Тех, кого подозревали в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, отправляли в тюрьму. По сути, это было превентивное заключение и плохо увязывалось с презумпцией невиновности — но обстановка в стране хронически не вылезала из чрезвычайности, и советское правительство достаточно долго пользовалось этим наследством Российской империи (Сталин, например, ни разу не был предан суду — все свои ссылки и тюрьмы он прошел исключительно по решению Особого совещания при МВД РИ). В то время Особое совещание имело право приговаривать к заключению сроком до 8 лет — то есть пленные, дела которых шли через ОСО, гарантированно оставались в живых.

…Еще нам известно, что 4 декабря в Осташковский лагерь выехала следственная бригада НКВД. К 30 декабря было оформлено 2000 следственных дел, из них на Особое совещание — 500, или 25 %. А остальные? Непонятно… То ли не успели, то ли не на ОСО. А куда?

В самом начале марта начальник особого отделения Осташковского лагеря Корытов рассказывал начальнику особого отдела УНКВД по Калининской области Павлову о совещании в УПВ по поводу «разгрузки» Осташковского лагеря. В числе прочего он сообщал следующее:

В Москву я был вызван, как уже Вам сообщал, телеграммой начальника Управления по делам военнопленных т. Сопруненко. По приезде на место т. Сопруненко заявил, что он вызвал меня по требованию начальника 1-го спецотдела по вопросу организации отправки в[оенно] пленных после вынесения решений Особым совещанием…

…В начале совещания мне предложили высказать точку зрения О[собого] о[тделения], как бы мы мыслили организовать отправку.

Исходя из настроений в[оенно]пл[енных], их численности, а главным образом, имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал:

1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осужденным, что их подготавливают к отправке домой.

2. Решение Особого совещания здесь у нас, во избежание различного рода эксцессов и волынок, ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пленных последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: «На работы в другой лагерь»…

…Как скоро мы будем разгружаться.

Из представленных нами 6005 дел пока рассмотрено 600, сроки 3-5-8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение наркомом пока приостановлено».

Стало быть, дела большей части заключенных все-таки в итоге отправили на Особое совещание. Что логично: они с их антисоветскими настроениями идеально вписывались в понятие «социально опасны», особенно с учетом СВБ. Камчатка, конечно, место не слишком радостное, да и лагерь — не санаторий, но, как отчетливо видно из этого документа, речь о расстреле не идет вообще. Да и не факт, что осуждали всех. Как мы помним, еще в первом донесении говорилось, что некоторые категории заключенных целесообразно вообще освободить, и какие в отношении этих людей были приняты решения, мы опять же не знаем…

Что было с пленными из Осташкова дальше? Известно, что их передали в распоряжение УНКВД по Калининской области. Самым надежным свидетельством того, что заключенные Осташковского лагеря были расстреляны, считаются донесения начальника Калининского УНКВД Токарева, состоявшие зачастую из нескольких слов, вроде следующего:

«14/IV[по] восьмому наряду исполнено 300».

В комментариях к этим записочкам пишут: «отправка в Калининское УНКВД, т. е. на расстрел». Почему пресловутый «восьмой наряд» означал расстрел, а не, скажем, посадку картошки на совхозных полях, известно только составителям сборника. Да и как бы то ни было, «исполнено» было менее трех тысяч, а отправлено Токареву — шесть. Где остальные?

Итак, судя по вышеприведенным документам, тех заключенных Осташковского лагеря, которые были признаны социально опасными, отправляли в лагеря на срок от 3 до 8 лет. Надо полагать, кого-то и освобождали или переводили в обычные лагеря для военнопленных — например, тех же рядовых пограничников. Но неужели же в руки НКВД не попал ни один человек, заработавший себе более суровую кару, чем 8 лет лагеря? Такие преступления, как пытки и казни коммунистов, убийства мирных жителей во время карательных экспедиций, переправка банд на советскую территорию, измена Родине (отыскались среди осужденных и бывшие советские граждане, в свое время перебежавшие к полякам) — их не могло не быть. А значит, имели место и соответствующие приговоры. Ну и где же эти люди?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*