Х Льоренте - История испанской инквизиции (Том II)
XII. Это предложение было лукаво; можно отметить также неопределенность вступительных фраз. Нельзя найти довода для оправдания нужды короля в отыскании среди священников секретаря, которого ему предлагают посылать на тайные заседания трибунала, тогда как в канцеляриях трибунала служат секретари, которым разрешается видеть процессы, потому что они присягой обязаны хранить тайну, и даже два члена совета Кастилии являются членами совета инквизиции. Однако и священнический и мирской сан бессильны против мошенничества. То же можно сказать о принятом решении послать двух мирян из совета Кастилии присутствовать при обсуждениях верховного совета, потому что в делах, в которых замешана интрига, как, например, когда есть конфликт юрисдикции, или в других подобных обстоятельствах члены совета собираются в доме у главного инквизитора и условливаются, что их глава скрепит своей частной печатью все, в чем достигнуто соглашение в данном деле.
XIII. Самое решительное доказательство полной независимости, которой сумела добиться инквизиция при помощи тайны, существует в двух законах короля Карла III относительно двоеженства и запрещения книг. Я говорил о них в главах IX, XXV и XXVI. Их было недостаточно, чтобы заставить инквизиторов не выходить за пределы их юрисдикции. Они продолжали преследовать и арестовывать людей, оговоренных в многоженстве, если они не были уже в руках светского правосудия. Они продолжали запрещать книги, не выслушивая их авторов, когда те были живы, и не назначая защитника, когда те отсутствовали или умерли. То же злоупотребление проявлялось в применении инквизицией церковных наказаний, когда она старалась поддержать права юрисдикции, считавшиеся ею затронутыми, особенно в важном пункте об аресте, постановлять который ей определенно запретил Карл III, даже в процессах по делам веры, "без очевидной улики в существовании преступления. Мотивом этого мудрого распоряжения явилось то, что король не мог позволить подвергать своих подданных опасности быть опозоренными, кроме удостоверенного случая ереси.
XIV. Несмотря на эти злоупотребления, я не боюсь сказать, что инквизиторы, современные царствованиям Карла III и Карла IV, обнаружили крайнюю осмотрительность и чрезвычайную сдержанность, если их сравнить с инквизиторами Филиппа V, а особенно предшествующих царствований. Я сам получил очевидное доказательство этой истины из множества процессов, которые я сравнил и которые заключали в себе те же тезисы, факты и улики, но дали совершенно различные результаты в смысле окончательного приговора инквизиции. Это подтверждается очень небольшим числом аутодафе, справленных в эти два царствования, с осужденными разных разрядов, общее количество коих не превышает десяти. Из этого числа четверо были сожжены; было пятьдесят шесть епитимийцев, хотя период этих двух правлений продолжался двадцать девять лет [198]. Все другие процессы заканчивались единичными аутодафе: осужденного одного приводили в церковь для чтения приговора, утвержденного верховным советом, не дожидаясь большего числа приговоренных для устройства частного аутодафе. Некоторые процессы заканчивались малым аутодафе в зале заседаний трибунала. Таких было большинство. Бесспорно, позор благодаря этому роду кары был менее публичным (хотя присутствовало много свидетелей), чем при каком-либо ином наказании, особенно если малое аутодафе происходило при закрытых дверях и тайно и имело свидетелями только служащих святого трибунала и ограниченное число лиц, приглашенных присутствовать. Другой, еще более мягкий способ наказания осужденных состоял в отправлении аутодафе в присутствии только секретарей инквизиции; снисхождение не могло идти дальше.
XV. Единичное аутодафе было декретировано в двух знаменитых процессах царствования Карла III. Первый процесс - дона Пабло Олавиде, городского судьи Севильи; второй - дома Франсиско де Леон-и-Луны, священника и кавалера военного ордена Сант-Яго. В XXVI главе я рассказал историю Олавиде {Олавиде умер в Басе в 1804 году, семидесяти пяти лет от роду согласно доставленным мне сведениям.}. Леон был осужден как сильно заподозренный в иллюминатской ереси Молиноса и как виновный в обольщении нескольких женщин, в причащении большим числом гостий по суеверному мотиву и в проповеди ложной мистики монахиням и другим женщинам, которые были одурачены его заблуждением и своей собственной бесхарактерностью. Он был заключен на три года в монастырь; ему было приказано удалиться из Мадрида на семь лет по отбытии первой епитимьи и отказаться навсегда от обязанностей духовника. Совет орденов просил короля лишить Леона креста и звания кавалера ордена Сант-Яго, согласно статутам, предписывающим эту меру для тех его членов, которые становятся виновными в проступке, влекущем за собою бесчестие. Но совет должен был знать, что для подведения под эту кару Леон должен был бы быть объявленным виновным в ереси и что подозрения в этом преступлении не имелось, так как трибунал удостоверяет, по просьбе осужденных этого рода, что приговор не препятствует получению должностей и почетных званий.
XVI. В Сарагосе маркиз д'Авилес, управляющий Арагона, был обвинен перед инквизицией в чтении запрещенных книг. Эта попытка не имела никакого последствия. Епископ Барселоны дом Хосе де Клементе был оговорен перед мадридской инквизицией как янсенист. Трибунал предал забвению этот донос и принял подобное решение по нескольким другим делам того же рода.
Глава XLIII
ОБ ИСПАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ КАРЛА IV
Статья первая
СОСТОЯНИЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ В ИСПАНИИ. НЕКОТОРЫЕ ПРОЦЕССЫ
I. Карл IV вступил на престол 17 ноября 1788 года. Он отрекся от короны 19 марта 1808 года вследствие волнений, происшедших в Аранхуэсе, процарствовав в Испании двадцать лет. Он думал сохранить свою жизнь, жизнь своей жены-королевы и Князя мира отречением от своих державных прав в пользу своего старшего сына Фердинанда, принца Астурийского, которого представители нации признали возможным наследником монархии.
II. Главными инквизиторами в царствование Карла IV были: дом Агостино Рубин де Севальос, епископ Хаэна, умерший в 1792 году; дом Мануэль де Абад-и-ла-Сьерра, архиепископ Силиврии, бывший епископ Асторги, который по приказанию двора принужден был подать в отставку; кардинал-архиепископ Толедо дом Франсиско де Лоренсана [199], отказавшийся от своих обязанностей в 1797 году; дом Рамон Хосе де Арсе [200], сначала архиепископ Бургоса, а затем архиепископ Сарагосы и патриарх Индии.
III. Просвещение начало проникать в Испанию в царствование Филиппа V; оно сделало некоторые успехи при Фердинанде VI и Карле III и значительно усилилось в правление Карла IV. Два препятствия, мешавшие до сих пор его распространению, не существовали более со времени реформы шести больших коллегий Кастилии и изгнания иезуитов. До этого переворота должности каноников кафедральных соборов и судебные магистратуры давались только членам или преподавателям этих коллегий, и в то же время огромное влияние иезуитов отстраняло от должностей и почестей тех, кто не был их учениками или светскими иезуитами (jesuites de robe courte). Эти два разряда составляли как бы третье сословие Общества Иисуса. Маркиз де Рода был главным виновником этой двойной политической меры, которая навлекла на него ненависть членов коллегий и учеников св. Игнатия. Но имя этого министра заслужило почетное место в истории, потому что, давая всем классам награду по заслугам, он возбудил общее соревнование, результатом чего явилось распространение просвещения и интереса к наукам. Это позволяет сказать, что возрождение испанской литературы было делом маркиза де Роды, который произвел эту удачную перемену в 1770 году применением мер, урегулировавших состояние и способ преподавания в университетах и коллегиях, когда народное просвещение в королевстве вышло из-под власти иезуитов. Я думаю, однако, что можно отнести с большей точностью начало настоящей литературы в Испании ко времени Филиппа V, ибо в это царствование на полуострове показались ростки просвещения, которые произвели вскоре таких людей, как Рода, Кампоманес, Флорида-Бланка и многие другие не менее просвещенные испанцы.
IV. В течение двадцати лет, предшествовавших восшествию на престол Карла IV, сформировалось множество выдающихся людей, действовавших в царствование этого государя, и их усилия, бесспорно, привели бы Испанию к соперничеству с Францией в хорошем вкусе и совершенстве литературных трудов, если бы одно из самых бедственных событий истории не остановило импульса, данного этими великими людьми. Французская революция породила массу произведений о правах человека, гражданина, народа и наций; эти принципы не могли не встревожить короля Карла IV и его министров. Испанцы с жадностью читали эти произведения, порожденные духом свободы, и новые идеи быстро распространились по всем провинциям. Министерство боялось заражения новым политическим учением; желая остановить его, оно заставило отступать назад человеческий дух. Оно поручило главному инквизитору запретить и арестовать все французские книги, листки и журналы, относящиеся к революции, и рекомендовало всем своим агентам тщательно наблюдать, чтобы воспрепятствовать тайному ввозу их в королевство. Вторая мера, употребленная правительством, состояла в упразднении в университетах и других учебных заведениях кафедр естественного и международного права.
